Станислав Родионов - Долгое дело
– А если у меня температура?
Он не сомневался, что Калязина хочет избежать встречи со свидетелями. Но сделай он сейчас опознание, адвокат опорочил бы все следствие и был бы прав, – важна суть, а не форма. Человек может заболеть и без справки...
– Позвоните мне, когда вернетесь от врача, – попросил он, уже думая, как все объяснить ждущим людям.
Ее отказ от опознания Рябинин оформил протоколом допроса. Она прочла четырехстрочный текст, устало вздохнула и взяла ручку...
Он посмотрел на крупную, как напечатанную подпись: "Калязина, парапсихолог".
– Почему же не эпидемиолог? – усмехнулся Рябинин.
– Эпидемиология – моя специальность, а парапсихология – мое призвание.
– А разве парапсихологи ходят к врачам?
– То есть?
– Если вы предметы двигаете мыслью, почему бы мыслью не выбросить из организма и болезнь?
– Разумеется, я вылечусь самовнушением. К врачу же пойду за больничным листком для вас.
– А вы больничный того... сублимируйте из воздуха.
– Сергей Георгиевич, я парапсихолог, а не колдунья.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. О том, что я ищу смысл жизни, знают только Лида, Вадим, прокурор да еще человека два. И все-таки мне бывает неудобно, будто я гадаю по ночам на кофейной гуще или тайно попиваю...
А мне кажется, что у думающего человека может наступить такой момент, когда он скажет: "Все, больше не могу!" Чистить по утрам зубы, вовремя принимать пищу, выполнять свою работу, надевать в передней тапочки, смотреть телевизор... Не могу спокойно жить, пока не пойму, для чего все это делаю.
А мне кажется, я всюду нахожу подтверждение тому, что наша жизнь неуловимо связана с тем смыслом, который я в ней ищу. Хотя бы работа... Говорят о зарплатах, расценках, прогрессивках, премиях... Кажется, ради этого и работают. Ради денег? Но я проделал такой бы опыт: пусть бригада рабочих, пусть при помощи техники бессмысленно переваливает камни с места на место. День за днем, неделя за неделей... И хорошо платить.
Не сомневаюсь, что они будут плохо работать. Не сомневаюсь, что через какое-то время они вообще перестанут это делать или повредят свою психику. Почему же? Из-за бесполезности их труда? Но почему человек думает об этой пользе, если свои-то денежки он все равно получит?
Ответ на этот вопрос, чувствую, приблизил бы меня к главному – зачем живем? А ведь, наверное, их много, которые приблизили бы...
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Как-то услышала я по радио беседу о браке. В ней любовь обозначали умнейшими словами: "Нормальные брачно-семейные отношения". Я и задумалась... Почему бы мне не вступить в нормальные семейно-брачные отношения? Тем более что радио советовало. Мужчины вокруг меня вились. Но кого выбрать?
Если эта самая любовь существует, то у влюбленной проблем нет: кого любит, за того и выходит. Каково же той, которая поумнее и хочет видеть перспективу? Ей же надо выбрать, надо угадать, что получится со временем из этого парня и что выйдет из того. Поэтому у нее, то есть у меня, была одна беспокойная мысль – за того ли?
Я не забыла о своем опыте, о том лобастом деревенском геологе, и больше не хотела ошибаться. Вокруг меня в то время похаживал тихий и задумчивый очкарик, инженер-изобретатель. Чем-то он напоминал того лобастого, тоже вел длинные научные разговоры, только тихим голосом. Я взвесила, посоветовалась, перекрестилась – и вышла замуж. За тихого и перспективного очкарика. Была свадьба. Я стояла у загса в белом платье, как привидение. Мендельсон, шампанское и подмигивания моих приятелей, бывших друзей Короля. А вечером коньяк рекой, битье посуды на счастье и пляс до утра...
И превратилась я из Аделаиды Завикториной в Аделаиду Сергеевну Калязину, эпидемиолога, жену инженера-изобретателя.
С л е д о в а т е л ю Р я б и н и н у. Сам я человек без теневых ситуаций, но два случая в моей жизни были.
Случай номер один. Шел я домой дворами, и вдруг черная кошка мне дорогу поперек. Думаю, подальше от приключений – и пошел в другие ворота, поскольку дом угловой. В других-то воротах вижу на асфальте три рубля. Лежат как миленькие. Ну?
Случай номер два. Очутился я в одном городе без копейки в кармане. Почему очутился – это случай номер три. Стою, значит, у вокзала, на душе черти скребут, ну я и послал такую жизнь по-мужски. Тут вдруг дунуло ветром и гонит по асфальту ко мне десятку. Ну?
Уважаемый гражданин Тощев! Испугавшись кошки, вы смотрели под ноги внимательно и поэтому нашли три рубля. Случай же номер два можно объяснить лишь совпадением.
Лида приехала из пригорода, от матери. Она понимала, что год предшкольный, что свежий воздух, что парное молоко и свои яблоки... Иринка окрепла, за лето выросла. И все-таки дети должны жить с родителями. Чтобы развеять убитое настроение, она взялась за стирку. И когда уже прополаскивала, в дверь позвонили. Она сбросила фартук и пошла в переднюю...
– Кто?
– Красная Шапочка из детского сада.
Лида открыла, улыбнувшись голосу.
– А это оказался Серый Волк из уголовного розыска.
– Проходите, Вадим.
– Я забыл, у вас снимают что – плащ, ботинки или галстук?
– У нас ничего не снимают.
Петельников скинул плащ, вдруг оказавшись с букетом пышных и тяжелых пионов.
– Да? Какая прелесть...
Лида ринулась за вазой.
– А Сергея нет?
– Он дежурит. Есть хотите?
– Как три дня не поем, так выпить хочется. Я имею в виду кофий.
В хрустальной вазе зардел светло-бордовый растрепанный огонь. Кухня Рябинин любил пить чаи здесь и приучил инспектора – сразу изменилась, став какой-то банкетной. Петельников повозился с длинными ногами, устроил-таки их под столом и взялся за кофе. Лида села напротив:
– Как ваши розыскные успехи?
– Какие там успехи... Вот если бы я открыл месторождение, изобрел бы безалкогольную водку или бы вывел пыжиковую корову...
– Что вы сегодня, например, делали?
– Всего не упомнишь.
– Ну хотя бы в конце дня.
– Беседовал с Лешкой-Маргарином.
– Какая странная кличка...
– Он за кражу маргарина сидел.
– И о чем беседовали?
– Как бы вы ответили на такую Лехину сентенцию: "Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать?"
Лида взметнула брови, удивленная пустяшностью инспекторской работы, она считала, что инспектор ищет, догоняет, стреляет, а уж если обращается к сентенциям, то к тонким, психологическим, с намеками.
– Я бы ему ответила, что нужно теплее одеваться. А вы?
– Что-то руки стали зябнуть, не пора ли нам дерябнуть?
– А он? – Лида приоткрыла рот.
– Не послать ли нам гонца в магазин без продавца?
– А вы?
– Что-то чешется под мышкой, не послать ли за "малышкой"?
– А он?
– Что-то ветер дует в спину, не пойти ли к магазину?
– А вы?
– Не послать ли мою женку за бутылкой самогонки?
– Ну, а он?
– А он иссяк.
– А вы?
– Что-то чешется в затылке, не послать ли за бутылкой?
– А он?
– Молчит. Тогда я подвел резюме, как ни бились, к вечеру напились. Да я таких штучек знаю больше, чем вы минералов.
– Но к чему эта глупость? – вспыхнула Лида.
– Я его победил, и Леха меня зауважал.
– Зачем вам его уважение?
– О-о... Зауважав, он мне намекнул, кто взял квартиру на Цветочной улице.
– Предал своих?
– Предают в дружбе, на фронте... А блатные продают. Зато я написал Лехе штук пятьдесят этих афоризмов – он выучит.
– Ах! – вскрикнула Лида.
Паровозное шипение и треск пляшущих по конфорке капель бросили ее к плите. Кофе варился в двух армянских кованых сосудиках, в которые входило ровно по одной порции. Лида смешно прыгала на одной ножке и хватала фартуком ошалевшие кофеварки.
– Вадим, а вам не кажется, что Прометей зря украл для нас огонь? Не умеем им пользоваться. Вот убегает все...
Инспектор ощущал какое-то таянье своего веса. Блаженное растворение в парах кофе. Видимо, так себя чувствуют курильщики опиума. Нирвана. Это от кофеина.
Лида налила ему вторую порцию, велев съесть кусок торта в полкоробки. Она сорвала у пиона нижний, бледно-лиловый лепесток и задумчиво сказала, вроде бы не обращаясь к инспектору:
– Давно вы никого не приводили...
– Исчерпан лимит.
– И вам даже некому дарить вот такие цветы?
– Хорошо, я их прихвачу обратно.
– Вадим, а ведь это трагедия – жить без любви.
– Без горячей воды жить хуже, – буркнул он.
Ему не хотелось выходить из своей нирваны. Какой могучий напиток кофе! Куда там чаю, какао или компоту. Да вот только Лида мешает требовательно смотрит серыми, прямо-таки лупоглазыми очами.
– Вы толкуете про какую-то любовь? – очнулся он.
– Хотите скрыться за иронию?
