Филипп Джиан - Вот это поцелуй!
– Дело в том, что сегодня они все задали мне жару, – объяснил я. – Все три разом, это уже чересчур. Все три в один день!
– Прошлое, настоящее и будущее… Супер, они как всадники Апокалипсиса!
Я опять улыбнулся Марку.
– Ну-ну, Марк, не торопись с выводами. Я вижу, к чему ты клонишь. Нет, не спеши, паршивец.
– Но Крис – цель недостижимая, а другая – ложная. Так что же остается?
– Скоро узнаем. Может, четвертый всадник, почему бы нет? Скоро узнаем, потому что в нашем мире ничто не может оставаться неизменным. Никакие силы нельзя сдерживать бесконечно. Вот увидишь, скоро все определится. В конце концов я могу оказаться на писательских курсах и подрабатывать по ночам в гараже. Всякое может произойти. А что-то уже происходит.
Я отпустил Марка, потому что где-то была вечеринка и он уже начал беспокоиться. Как диабетик без инсулина. Для него это вопрос жизни и смерти. Сказать по правде, какая разница между этим и политической деятельностью? Неужели во всем этом есть какой-то смысл? Существует ли способ уйти от самого себя? Закрыть глаза на ужас своего положения?
По обе стороны от меня у стойки бара одинокие мужчины покачивали головами пристально глядя в стаканы. Нам не надо было слов, чтобы понимать друг друга. Иногда у одного из нас вырывался слабый жалобный стон. Но из деликатности или из сочувствия все делали вид, будто ничего не слышат.
Не говоря ни слова, я угостил всех присутствующих за свой счет, и мои действия были встречены молчаливым одобрением. Я записал адрес и название этого бара в блокнот, опасаясь, что забуду, а под словом «распятие», натолкнувшим меня на кое-какие мысли, написал слово «воскресение», которое меня ни на что не натолкнуло.
Некоторое время я представлял себе ту новую жизнь, что ожидала меня. Я вообразил то великое потрясение, которое должно изменить весь мой образ жизни, то самое, о котором я с таким воодушевлением говорил младшему брату. Меня буквально била дрожь от беспокойства и возбуждения. Но я не мог разглядеть в бурном потоке, увлекавшем меня, хоть одно лицо. Я не могу знать, кто или что будет способствовать моему возрождению к жизни. Всякое могло произойти. А что-то уже происходило. Мощные щипцы обхватили мне голову и пытались извлечь меня из этой передряги, из этой плотной и тягучей массы, а я только диву давался, не мог понять, откуда она взялась. Потому что вы можете думать обо мне что угодно, можете легко находить во мне недостатки, но чтобы я замесил всю эту мерзость собственными руками? Нет, на такое я не был способен! Нет, нет, один я не смог бы ни придумать, ни устроить ничего подобного. Я не был настолько ненормален. Или тогда уж все на свете ненормальны. Все мы находимся в одинаковых условиях.
На следующее утро я проснулся на рассвете. Оказался я не в постели, а на полу в гостиной, спал, свернувшись в клубок, чего со мной давненько не случалось.
На небе не было ни облачка. Паула бросилась ко мне и с невероятной силой впилась поцелуем в губы. По щекам у нее струились слезы.
– Все хорошо, – успокоил я ее. – Все хорошо! Мы наговорили много всякого, но ни ты, ни я ведь так не думаем, правда? Конечно, нам надо будет об этом поговорить, но не сейчас, Паула, не сейчас, у меня нет времени.
Я сократил ежедневный сеанс гимнастики до легкой разминки, зато подольше постоял под душем, правда, особой свежести после него не ощутил, потому что остатка ночи оказалось недостаточно, чтобы исчезли все следы вчерашнего пекла. Паула отодвинула полупрозрачную занавеску и встала, пристально глядя на меня, но я не задал ей никаких вопросов. Похоже, мы все находились в одинаковых условиях.
Еще не было восьми часов, когда я позвонил в дверь Мэри-Джо.
Мне никто не ответил. Мертвая тишина. Фрэнк, возможно, уже ушел на лекции, но она? Нет, что за дела? Наверно, еще злится на меня, в ее груди кипит чистая, праведная ярость, и этого удовольствия она себя не захочет лишить ни за что на свете. Я скрипнул зубами от досады и позвонил Рите:
– Скажи ей, что у нее самый дрянной характер, какой я когда-либо видел. Передай ей это слово в слово. Иди, скажи ей.
– Натан, ее здесь нет.
– Скажи ей, что я сыт по горло. Дай ей трубку…
– Ты слышал, что я тебе сказала?
– Прекрати надо мной издеваться, Рита. Мне не до смеха!
Выйдя на улицу, я позвонил Дереку:
– Да, Дерек. Знаю, что она ревнивая. Черт возьми, кому ты это говоришь! Но я не сплю с этой женщиной. Она живет у меня, но я с ней не сплю.
– О'кей, Натан, о'кей, я-то тебе верю. Но признай, что ты наделал глупостей. Она была вне себя, просто вне себя. Да, приятель, какого ж ты дурака свалял!
– Ну, где я свалял дурака? В чем? Кто-нибудь, наконец, потрудится меня выслушать? Что я сделал плохого, можешь мне сказать? Да, я не безгрешен, Дерек, я никогда не утверждал, что я белый и пушистый. Не надо сочинять, слушай! Дерек, прежде чем бросить в меня камень, следовало бы посмотреть мне в глаза. Вот так, я вас обоих предупредил. Можешь передать мое сообщение по назначению.
– Знаешь, старина, нельзя заводить больше одной интрижки разом. Только одну, такие правила. Одну! Иначе сам видишь, что получается. Не надо воображать, что ты умнее всех, что у тебя это проскочит. Не проскочит никогда. Нам это слабо. И вот тебе доказательство.
– Тебя только не хватало, чтоб ты мне все объяснил! То, что и так любому дураку понятно! Думаешь, я такой идиот? Почему я не трахаюсь с Паулой, как по-твоему? Может, я извращенец? Вот что ты обо мне думаешь?
– Послушай, я вовсе не хочу тебя обидеть, Бог свидетель! Но признай, что это странно. А я ведь всякого навидался. Я выслушиваю такие истории, каких ты даже вообразить себе не можешь. У тебя бы уши завяли!
– Она купила мне стол и стулья. И все! Да, еще шкаф. Вот и все, что между нами было. Черт возьми. Ты меня слышишь, Дерек? Да, я умудрился не попасть в переплет! По ночам она мне читала. И все, ничего больше! Ты же знаешь женщин, Дерек, Им нужны диванные подушки и красивые шторы. Ну что я могу с этим поделать? Дерек, что можно сделать с женщинами, если им что-то взбредет в голову? А если им мешать – что это даст? Пока сохраняется главное… пока не случится непоправимое…
Прежде чем вновь сесть в машину, всю сверкавшую на солнце, я бросил взгляд на окна квартиры Мэри-Джо, и у меня вдруг возникло какое-то неприятное ощущение. Но, несмотря ни на что, я нажал на газ. Мне предстоял трудный день. Я не мог терять ни секунды. Одной тревогой больше, ну и ладно, какая разница? В моем-то положении.
В центре города уже невозможно было проехать по улицам. Основные магистрали перекрыли, и автобусы, набитые полицейскими, следовали по опустевшим улицам длинными колоннами. Витрины были закрыты стальными жалюзи. В прозрачном безоблачном небе кружили вертолеты.
Припарковавшись у дома Крис, я достал из кармана значок и прицепил портрет Дженнифер Бреннен себе на грудь.
– Мэри-Джо пропала, – доверительно шепнул я Крис, которая заметно нервничала.
– Да? Как это – пропала?
Она налила мне чашечку кофе, рассеянно покусывая губы. К счастью, она дала мне и блюдце.
– Ты все-таки следи, что делаешь, – посоветовал я ей. – Я расстался с Мэри-Джо вчера во второй половине дня и с тех пор не знаю, где она.
Крис смотрела на меня невидящим взглядом. Потом удивленно спросила:
– Не знаешь, где кто?
Но не одна Крис выказывала признаки некоторого волнения. В доме кто-то постоянно сновал вверх-вниз по лестнице, то и дело скрипели дверные петли. Некоторые даже обливали себе ботинки горячим кофе.
Зато у Вольфа вид был безмятежный. Он спросил меня, в хорошей ли я форме.
Крис в это время готовилась к походу у себя в комнате. Кто из них двоих был более озабочен, как вы думаете? Кто еще стоял обеими ногами на земле?
– Но разве у нас есть выбор? – распространялся он во время нашего вчерашнего разговора. – Как можно оставаться в стороне и сидеть сложа руки? Натан, мы ведь в этом мире не для того, чтобы потакать меньшинству, которое собралось выпить у нас всю кровь до последней капли. Извини, старина, но я не согласен. Не такой мир я хочу оставить в наследство своим детям.
– Твоим детям, Вольф? – выпалил я, чувствуя, как внутри у меня все холодеет и сердце сжимается. – О чем это ты?
– Посмотри, что они натворили в Аргентине и в других странах! Возьми хотя бы районы Африки южнее Сахары. Всякий раз, когда туда вкладывают один доллар, оттуда вывозят почти два! Вот как действует эта система! И против такой схемы, обеспечивающей гигантскую прибыль единицам за счет всего населения, я буду бороться до последнего вздоха!
– Вы с Крис… – спросил я полупридушенным голосом, – вы с Крис собрались завести детей?
– Послушай, если оставить власть в руках рвачей или некомпетентных людей, ты понимаешь, куда это нас заведет? Тебе нужны подробности? Знаешь, какие чувства я испытываю, видя все, что творится? Некоторые начинают действовать от отчаяния или гнева, а я – от стыда.
