Филипп Джиан - Вот это поцелуй!
Он явно не знал, какие отношения связывают нас с Мэри-Джо, – я имею в виду интимные и тайные, – или же он был просто сволочь. Потому что мы вдвоем стояли перед ним, а он принялся мне выговаривать:
– Послушай, у тебя крыша на месте? Что это такое? Теперь ты завел шашни с наркоманкой? Это после жены-коммунистки?
– Простите, Фрэнсис, но я вас не вполне понимаю.
– Паула Консуэло Кортес-Акари живет у тебя?
– Да… ну, она живет ниже этажом…
Я заметил, как судорожно сжались челюсти Мэри-Джо, как дрогнули ее веки. А Фрэнсис Фенвик смотрел на меня со смешанным выражением восхищения и отвращения на лице.
– Я и не знал, что один из моих полицейских появляется на людях со знаменитой манекенщицей, – заявил он насмешливо.
– Ну, знаменитой – это небольшое преувеличение…
– Как бы там ни было, она сестра Лизы Лауры Кортес-Акари, чей муж, как тебе известно, испанский посол. Ведь так? Или ты, может быть, этого не знал?
– Он знает много такого, о чем никогда не говорит, – произнесла Мэри-Джо металлическим голосом. – Можете мне поверить.
Я повернулся к ней. Она была недовольна, но и я тоже.
– Благодарю тебя, – сказал я. – Знаешь, я ведь с ней не сплю, если тебе интересно.
– Да ну? А чем же вы занимаетесь?
Она внезапно побледнела как смерть. По ее взгляду я понял, что я – самый жестокий человек на свете. До того гнусный, что мое сердце следовало бы вырвать из груди и насадить на вертел. Но, вероятно, я был еще хуже, потому что она предпочла встать и уйти. Я даже пальцем не пошевельнул.
– Что это с Мэри-Джо? – спросил Фенвик ехидным тоном.
– Я думаю, у нее болят ноги, Фрэнсис.
– Так что это ты тут нам впариваешь? Ты живешь с женщиной, но не спишь с ней? Ну, скажи по совести, за кого ты нас принимаешь? За идиотов? Ты что, цирковой номер готовишь?
Я смотрел поверх его плеча, как Мэри-Джо вышла из кабинета и стала удаляться, растворяясь в океане дрожащего света; я видел, что ее широкие плечи опустились, что вся она, такая массивная и крепкая, как-то сникла, а походка ее отяжелела от того, что она сейчас осмысливала дурные новости. Но какие такие дурные новости, собственно? Если рассматривать ситуацию с объективной точки зрения… Нет, я бы очень хотел знать, в чем дело… А она взяла да смылась!
С мрачным, каменным лицом я заявил Фрэнсису Фенвику, что меня раздражает, когда в мою личную жизнь суют нос. Тем более что я могу ответить тем же, например выставить на всеобщее обозрение некоторые ее аномалии, резко сорвав с них покров.
– И Крис никогда не была коммунисткой! Нечего мне тут впаривать! Крис – коммунистка?! Я, Фрэнсис, называю такое ударом ниже пояса. Никогда Крис не была коммунисткой! Никогда в жизни! Да, кстати, а как поживает ваша дочь?
Это я рассказываю, чтобы вы немножко представили себе обстановку. Мы с ним были примерно одного роста. Я чувствовал, что он думает о том же, что и я: в один прекрасный день нам придется выяснять отношения на кулаках. Это не могло кончиться иначе, это было неизбежно. Да, подеремся, как паршивые грузчики. Ни он, ни я даже подумать не смели, каковы будут последствия нашей схватки, но оба и боялись и ждали этого.
И это при том, что наши проблемы должны были бы нас сблизить…
Например, проблема тяжелых наркотиков Паула как раз попалась, покупая очередную партию, точно так же, как дочь Фрэнсиса Фенвика попала в лапы полиции несколькими днями раньше, когда курила крэк с друзьями.
– Ладно, постараемся избежать неприятностей, – проворчал он. – Пока не позвонил посол. Надо действовать быстро, черт возьми! Да, постараемся избежать неприятностей по мере возможности.
– Совершенно с вами согласен, Фрэнсис. Дайте мне немного времени, и я заставлю ее бросить.
– Как хочешь. А пока скажи ей, чтоб была осторожнее. Припугни немножко.
– Я ей устрою, можете на меня рассчитывать. Она у меня узнает.
– Прекрасно. Ну так займись этим поскорее. Забирай ее отсюда. Да, и передай наши извинения. Но ты – можно подумать, будто ты ищешь таких девиц.
– Плохо вы меня знаете.
– Но ведь ты их притягиваешь! Разве не так? Ты с ней не спишь, но именно тебя она требует вызвать. Может, ты мне скажешь, что она вполне нормальна? А ведь что тебе нужно? Спокойная жизнь, жена и детишки…
– Детишки… не знаю, не знаю, – протянул я севшим голосом. – Все-таки с ними столько хлопот…
Мы с Фенвиком могли сколько угодно испытывать взаимную ненависть, но мы были друг к другу привязаны. Вы ведь это почувствовали, правда? Наши отношения были весьма шероховаты, но за этим скрывалось нечто неуловимое. Однако на его советы мне было наплевать. Абсолютно. Как и на его мнение об окружавших меня женщинах.
Я их искал? Да я находил их у своих дверей, когда уже было слишком поздно что-то делать! Как удавалось Керуаку и всем остальным сохранять свои силы? Я остановился между двумя этажами, чтобы записать в блокнот некоторые мысли по поводу распятия. Потом отправился вызволять Паулу.
Между нами произошла безобразная сцена прямо на улице, посреди тротуара, под немилосердно палившим солнцем. Люди останавливались и глазели на нас, посмеиваясь и поедая итальянское мороженое. Типичная семейная сцена с выбросами адреналина, когда размахивают руками, порываются развернуться и уйти.
Наконец, мне удалось заставить Паулу сесть в машину.
– Я очень довольна, – зло бросила она мне. – Да, очень довольна. Чтоб ты знал! Ужасно.
– Я тоже. Я тоже очень доволен. Все очень довольны, – сказал я, трогаясь с места.
– С самого начала… ты с самого начала должен был сказать ей всю правду!
– Но какую правду, Паула? О какой правде ты говоришь?
Она едва не выскочила из машины на полном ходу, но я наклонился и почти упал ей на колени, чтобы заблокировать дверцу.
Часть ночи я провел в баре в компании своего братца. Вход женщинам в этот бар был запрещен, подобно тому как в некоторые бары не пускают мужчин, и хорошо, что такие есть. Я сказал ему: «Послушай, Марк, мне нужно с кем-нибудь поговорить, только спокойно, потому что все очень плохо».
И вот мы сели с ним друг против друга, пропустили несколько стаканчиков. Ночное небо озарялось электрическими разрядами молний. Я продолжил прерванный разговор.
– Марк, посмотри на мою профессиональную жизнь. И на личную. Объективно. Найди мне хоть один повод для радости. После всего, что я тебе рассказал. Покажи мне хоть искорку света. Только не начинай мне перечислять достоинства Паулы! Забудь о них на минутку, потому что речь идет о моем будущем, а ты должен заботиться прежде всего о моем счастье, а не о счастье своих подружек. Даже если они, по-твоему, несравненны. Так что не валяй дурака и хорошенько подумай. Меня все это буквально подкосило. Словно затмение нашло, Марк. Я не шучу.
А в это время Пол Бреннен продолжал разгуливать на свободе, Крис, наверное, засыпала на плече Вольфа, Мэри-Джо ужасно злилась на меня, а Паула крушила все кругом.
Ну а Марк в это время ломал голову над моей задачей.
– Ладно, старина, брось… Не утруждайся, – вздохнул я. – Полный мрак!
Но Марк положил мне руку на плечо, и оказалось, что только это мне и было нужно.
– Я выпил лишнего, в кои-то веки. Понимаешь, что это значит?
Он отвел глаза. И было с чего. Прежде, до начала этой драмы, я был его кумиром, а после того, как она разыгралась, он стал презирать всех полицейских вообще. Сердцем очерствел.
– Послушай, Марк, любая история может развиваться, только если у главного героя есть цель. Так мне Фрэнк объяснил. Но у меня-то какая цель? Я очень хорошо вижу препятствия, но никак не могу узнать, какова же моя цель. Ну а ты что об этом думаешь? Быть может, именно от этого у меня ощущение полнейшей безысходности?
Он долго задумчиво качал головой. Обычно я не занимаюсь самокопанием при нем, так что теперь я видел, насколько он взволнован от осознания серьезности момента. Я был его старшим братом, его семьей. Кроме меня, у него никого не было. А семья должна быть твердой сушей, к которой можно пристать, а не хлипким плотом без якоря, несущимся куда-то по воле стихии. Я, как мог, собрался с силами и улыбнулся Марку.
– Но представь себе, что твоя цель недостижима, – сказал он, поглаживая подбородок. – Что происходит в таких случаях? А что говорит Фрэнк, а? Что делать, если цель недосягаема?
– Он говорит, что за недостижимой целью должна скрываться какая-то другая. И заметь, я не имею ничего против. Я открыт всему. Я склонен забывать о своей цели, из-за того, что все затянуто этим проклятым туманом. Хотя на самом деле я все-таки двигаюсь к невидимой цели.
Я ласково потрепал его по плечу, указывая одновременно взглядом на наши пустые бокалы бармену, у которого волосы с одной стороны головы были светлыми, а с другой черными, – доказательство того, что все возможно в этом мире, совершенно съехавшем с катушек.
