Анна Михалева - Одна минута славы
— Сама решай. Тут как в «12 стульях»: утром деньги — вечером, как говорится, результат. Достанешь завтра, завтра и снимут ролик.
— А если… если дня через два?
— Значит, через два дня.
— А ты не знаешь, у кого можно занять десять тысяч? — Она изобразила дрожь в голосе.
— Не десять, а семь. Три у тебя уже есть.
— Да-да, я и забыла, — снова всхлипнула Алена.
— Как ты думаешь, как скоро ты сможешь достать эту сумму?
— Не знаю. Смогу ли я вообще?
— Сможешь, — перебил Сашка. Видимо, от Ларисы он знал, как живет Алена. — Давай договоримся, что воскресенье — последний срок.
— Господи, но сегодня же уже пятница!
— Пойми, не я устанавливаю эти порядки.
Кто устанавливает такие драконовские порядки, он не потрудился объяснить — наверное, пока не придумал.
— Хорошо, — сказала Алена, лихорадочно соображая: не слишком ли быстро она согласилась? Может, стоило еще поломаться?
Наверное, Сашка уже привык, что долго уговаривать девушек не приходится — те в лепешку готовы разбиться, лишь бы треклятый ролик с их участием исчез с экранов.
Алена положила трубку. Глянув в зеркало, кивнула своему отражению:
— Десять тысяч долларов. Ну, есть еще вопросы?!
«Есть…» — прочла она в своих глазах. Что Сакисян срывает хороший куш с чужой глупости — теперь факт доказуемый. Но, к счастью или к несчастью, это никак не доказывает его причастность к убийствам. Трудно представить, чтобы Сашка хладнокровно убил всех девушек, инсценируя действия маньяка, только ради денег. Он же нормальный человек, а в этих убийствах было что-то ненормальное. И дело даже не в том, что жертвы погибали в муках, дело не в обилии крови…
Песня! Ну, конечно, — вот то, что никак не вписывается в схему. Ну зачем тому же Сакисяну, будь он убийцей, врубать на три часа музыку? Причем одну и ту же песню Элвиса Пресли? Фанатичная любовь к королю рок-н-ролла? Вряд ли. Терещенко вообще не верит, что музыка звучала в ночь убийства. Но как избавиться от ощущения, что она ее слышала сквозь сон?
* * *В воскресенье Аленина квартира заполнилась людьми. Такого столпотворения здесь не было со времен выпускного вечера — тогда к Алене завалился весь класс. Теперь же по комнатам шныряли десятка два оперативников, которые устанавливали какую-то аппаратуру, обсуждали что-то непонятное, репетировали — кто, где и когда должен стоять, откуда нападать и в каких местах прятаться. Все это походило на последние приготовления перед премьерой спектакля. Алена несколько раз бывала в такие дни в театре, где работала ее тетка Тая; там все на ушах стояли, как сейчас у нее дома. Она слонялась по собственной квартире, чувствуя себя чужой на этом празднике жизни. Казалось, о ней все забыли. В конце концов Алена притулилась в уголке, на кухне, и притихла, предоставив профессионалам делать свое странное дело.
— Вот вы где! — Вадим придвинул стул поближе к ней и тоже сел. Был он свеж и взволнован, как легавая перед охотой на лисицу.
— Я и не знала, что в милиции столько людей работает, — вместо «здрасьте» пробурчала Алена. — А если преступник следит за домом и побоится войти, когда поймет, что у меня столько гостей?
— Не поймет, — заверил Терещенко. — Все оперативники входили в подъезд по одному, ну, в крайнем случае, по двое, под видом служащих жэка или простых граждан.
— Да наш дом никогда столько работников жэка не видел. Хорошо, если какая-нибудь дотошная старушка умудрится заманить к себе полупьяного сантехника — и то большая удача.
— Да что вы в самом деле! — возмутился следователь. — Мы же убийцу ловим, а не суперагента. Будет он следить! Он вас убивать заявится, ему сейчас не до шпионской конспирации.
— Может, вы его недооцениваете?
— На всякий случай мы возьмем всех, кто позвонит в дверь.
— И кто же, по-вашему, должен это сделать? — язвительно усмехнулась Алена. — Просветите меня наконец, чтобы я знала, кого бояться.
— Придет тот, кто обещал прийти, — Сакисян, конечно. Как только мы возьмем Сакисяна, наши люди тут же возьмут Игоря Полунина и Ларису Кравченко. Мы уже за ними следим.
— А при чем здесь Лариса?
— Да ни при чем, собственно. Если не расколется на допросе — придется отпустить. Я подозреваю, что она помогала Сакисяну — ну там клиенток уговаривать или вроде как наводчицей была: втиралась в доверие к тем, к кому Александр не мог втереться, смотрела, как живет девушка, чем живет. Вот ваша соседка, например… Ему ведь точно нужно было знать, с кого сколько денег требовать. С Ирины он взял аж двадцать тысяч — все ее сбережения, которые любовник год отстегивал на карманные расходы. А вот с Инги — всего пять тысяч долларов, больше она дать все равно бы не смогла. В Подмосковье люди бедные.
— А Игорь?
— Игорь вообще-то странный тип.
— Это же еще не повод, чтобы арестовывать человека, — усомнилась Алена.
— Не арестовывать, а задерживать, — поправил Вадим. — Задержим, припугнем эту троицу — они как миленькие все подробности и выложат. Игорь — просто свидетель, да и Лариса скорее всего тоже, но они могут рассказать массу интересных деталей, которые следствию очень помогут.
— Ничего себе работа со свидетелями! — вздохнула Алена. — Чуть что — в каталажку. А где же презумпция невиновности?
— Речь идет о серийных убийствах с банальной целью ограбления, проще говоря, о форменном бандитизме. Пока я начну искать подходы к вашему Сакисяну, потом миндальничать с Ларисой и Игорем, Александр сто раз выкрутится, ведь вся наша операция белыми нитками шита — никаких прямых улик, никаких доказательств. Мы просто знаем, что Сакисян совершает преступления, поэтому нужно оперативно работать. И подельщиков брать.
— Да какие они подельщики?! — Алена даже подпрыгнула на стуле. — Лариса?! Лариса по уши влюблена в Сашку и сама себе в этом признаться боится. Таскается на съемки… Думаете, действительно из феминистских убеждений?! Черта с два! Она эту байку придумала — для себя же самой. Лариса обычная женщина, а он женатый мужик, да и подлец к тому же. Она ведь просто хочет быть все время рядом с ним, вот и весь секрет. А Игорь? Ну, посмотрите на это! — Она схватила с подоконника открытку, которую прислал Игорь два дня назад. Таких посланий от него Алена за последнюю неделю уже штук десять получила, он их под дверь подкидывал вместе с охапками цветов. — Вот:
О, роза! Свежестью дышат губы.Дыхание лета, дыхание грез.Взор волшебный, наполненный лунной негой.О очи, вы молнии летних гроз! —
с выражением зачитала она вирши, написанные размашистым почерком со множественными фигурными загогулинами.
— Что за бред? — следователь округлил глаза.
— И вы до сих пор думаете, что Игорь способен помогать Сакисяну? Да он со своей романтикой все бы испортил!
— Как знать… — многозначительно протянул Терещенко. Вдруг усмехнулся: — А почему вы их так защищаете?
— Во-первых, терпеть не могу столь вопиющей несправедливости, во-вторых, считаю ваши действия превышением власти, что, согласитесь, недопустимо в правовом государстве, сами же говорили…
— Знаете, пожалуй, я и вас арестую. — Лицо Вадима пошло красными пятнами.
— А в-третьих… — запальчиво продолжала Алена, не обращая внимания на угрозу, — я думаю, вы в корне не правы и задержите вовсе не убийцу, а мошенника, которого хорошо бы наказать, но вину его вы вряд ли докажете.
— Да?! — сверкнул глазами следователь. — И кто же, по-вашему, убийца? Ваш разлюбезный маньяк?
— А почему нет?! Почему вы уперлись в одну версию и прете напролом?
— Да потому, что нет ни одного доказательства, что в этом деле замешан какой-то неизвестный убийца. Уж будьте уверены, наши эксперты на славу поработали, но ничего не обнаружили. Все вертится вокруг Сакисяна — и никаких других лиц. Все свидетели — и по убийству вашей соседки, и по убийствам остальных девушек — опознали его. Даже жена господина Тихомирова, ну, того престарелого любовника Ирины, даже она сказала, что он и есть «доброжелатель», который накапал ей на мужа.
— Ну зачем Сашке убивать, когда деньги он и так получил?
— А черт его знает, — махнул рукой Терещенко. — Может, хотел следы замести. Мертвые ведь претензий не предъявляют. Все его обещания снять ролики с эфира — чистой воды блеф. Ну что было бы, если бы ваша соседка осталась жива? Неужели она или ее муж спокойно простили бы ему такое надувательство? Деньги пришлось бы отдавать. И потом, почему вы решили, что он не может оказаться жестоким человеком? Рушить судьбу другого — разве, по-вашему, не жестоко?
— Одно дело рассылать факсы начальству, другое — убить человека извращенным способом… — Алена осеклась, подумала: действительно, почему не предположить, что милый и жизнерадостный бабник — это только маска Сакисяна, а на самом деле он жестокий и расчетливый преступник.
