Наталья Андреева - Обмани меня нежно

Зоя злилась, мать сердилась. Так прошло утро, а потом... Потом у их калитки остановилась машина. Зоя услышала, как завизжали тормоза. «Жора!» – подумала она и обрадовалась. Но...

От калитки к ней шел незнакомый мужчина. Он не понравился Зое с первого взгляда. Она почему-то подумала о сухой корявой ветке в пышной кроне, отростке, лишенном жизненных соков, хотя незнакомец был молод, а вовсе не стар. Но он портил пейзаж, видимо, такая была у него карма. Зоя невольно напряглась.

– Зоя Фоминична Каретникова? – услышала она.

– Да, это я.

– У меня к вам будет пара вопросов.

Она едва взглянула на протянутое им удостоверение. И так уже понятно, что приятностей от этого парня не жди.

– Кто это, Зоя? – испуганно спросила мама.

– Заказчик. У нас будет серьезный разговор, я там клумбу не дополола, поручаю ее тебе.

– Тебе же не нравится, когда я занимаюсь твоими цветами!

– Нравится, иди. Не мешай нам.

Та ушла.

– Где бы нам побеседовать? – Валерий Сергеевич оглянулся.

– Хотите дома, а хотите на веранде.

– Погода хорошая, давайте устроимся на веранде.

– Давайте, – хмуро сказала Зоя.

Она первой шагнула на ступеньку. Валерий Сергеевич следом за ней.

– Итак, Зоя Фоминична, вы художница, – сказал он, присаживаясь в плетеное кресло. Она невольно нахмурилась: это было Жорино кресло. Когда он сидел на веранде, небрежно опираясь мускулистой рукой о подлокотник и ветер ерошил его светлые волосы, а глаза становились синими, как небо, это было захватывающе красиво! Валерий Сергеевич портил натюрморт точно так же, как портил пейзаж. В плетеном кресле лежало зеленое яблоко, а не спелое. – Зоя Фоминична?

– Да.

– Вы художница?

– Да, – она и говорила так, будто ела кислое неспелое яблоко.

– Работаете на заказ?

– Когда как, – пожала она плечами.

– А по виду не скажешь. Не скажешь, что вы художница. Я представлял вас г-м-м... несколько иной.

– Я бы вас тоже представила по-другому. Если бы знала, что ко мне придут из ФСБ.

Он нахмурился:

– Хорошо, перейдем к делу. Вам знаком Георгий Викторович Голицын?

– Да, – кивнула Зоя. – Он мой друг.

– А Екатерина Алексеевна Семенова?

Зоя не сразу сообразила, что речь идет о Кате. Екатерина Алексеевна... Как торжественно! Он понял эту заминку по-своему:

– Бессмысленно отпираться. За ней давно следят. Есть запись, как она заходит в ваш подъезд.

– А есть запись, что лифт остановился на этаже, где находится моя квартира? – спросила она насмешливо. В их подъезде видеокамер не было. В лифте тоже. Это Зоя знала наверняка.

– Найдется. Ее телефонные разговоры тоже прослушиваются. Вчера утром она звонила вам и договаривалась о встрече.

– Да, я с ней знакома.

– Каковы ваши функции в преступной группе?

Она слегка растерялась. Какой такой преступной группе? О чем это он?

– Не понимаете, о чем идет речь? Голицын вор, Семенова недалеко от него ушла. Она продает ворованные картины. А раньше и сама этим занималась.

– Чем?

– Воровством.

– Катя грабит музеи?!

– Не прикидывайтесь дурочкой. Я навел о вас справки, Зоя Фоминична. Ваша карьера художника складывалась весьма неудачно. И вы решили заработать денег, ляпая подделки, копируя картины великих русских мастеров...

Зоины щеки вспыхнули. «Ляпая подделки».

– Сколько Голицын платил вам за копию?

– А иди ты на... – грубо сказала Зоя.

– Что-о-о?!

Он, похоже, растерялся. Щеки порозовели. Он же ехал побеседовать с ХУДОЖНИЦЕЙ! С человеком из мира искусства! И наверняка представлял себе тонкую, и в прямом, и в переносном смысле женщину, художественную натуру, впечатлительную, ранимую, похожую на натянутую струну, которая мгновенно порвется, сыграй на ней фальшиво. Возможно, в душе Зоя таковою и была. Но матерные слова слетали с ее языка легко, ведь она дочь маляра-штукатура, не примы балерины. И внешность у нее соответствующая. Поэтому Валерий Сергеевич растерялся. Бабища, одетая в заляпанную спецовку, послала его по матушке. И неизвестно, чем бы это все закончилось, не зазвони Зоин мобильный.

Сначала она не хотела отвечать, потому что на дисплее высветилось: «Жора». Но перед ней сидел Валерий Сергеевич и, кажется, приходил в себя. «Надо ответить», – подумала Зоя и взяла со стола телефон.

Она говорила так, чтобы Жора понял: у нее гости. Но он, похоже, не понял.

– О каком проекте шла речь? – спросил Валерий Сергеевич, как только она дала отбой. Он прекрасно слышал весь разговор.

– Я иногда прихожу в музей, где работает Георгий Викторович, и делаю копии с картин. – Какой смысл отпираться? – Мне и директор разрешает.

– Значит, вас не останавливают у рамки металлоискателя? И на выходе никогда не обыскивают?

– Я вообще-то художница, – она посмотрела на Валерия Сергеевича с откровенной насмешкой.

– А материтесь, как сапожник, – не удержался тот.

– Разве это мат? Всего-то послала. Вот когда я действительно разойдусь...

– Что за проект? – Валерий Сергеевич весь подался вперед и уставился на нее, не моргая. – Вы ведь говорили об ограблении музея?

– А чем докажешь?

Какое-то время они смотрели друг на друга, не дыша. Потом Валерий Сергеевич медленно сказал:

– Не хочешь выдавать любимого человека?

Зоя вспыхнула, как свечка, ресницы задрожали.

– Он мне никто, – низким голосом сказала она. – Просто друг.

– Голицын не умеет дружить с женщинами. У него столько любовниц, что... Вот, смотри.

Валерий Сергеевич стал раскладывать на столе пасьянс из фотографий. Дама пик, дама бубен, дама треф... Она смотрела, не моргая. Знала ведь! Все про него знала! Но увидеть... Какое-то время Зоя боролась с собой.

– Он тебя обманывает. И с Семеновой тоже.

– Что?!

– Голицын и Семенова любовники! – с торжеством сказал он. – Они даже собираются пожениться!

И тут она пришла в себя. Значит, Жора достался Кате. И слава богу! Зоя всю жизнь занималась поисками абсолютной гармонии и в том, что они идеальная пара, не сомневалась ни секунды. Ей стало так легко. Легче легкого.

– Тебя обманывают, – продолжал давить Валерий Сергеевич. – Используют. Ты получаешь гроши, а они – миллионы!

Зоя оглянулась. Этот уютный дом с двумя верандами, участок земли, в которую она влюблена, старый сад, лелеемые цветники... Кому-то покажется, что это мало, но на самом деле очень много. Кому сколько надо для счастья? Лично ей, Зое Каретниковой, не нужно больше ничего. Даже признание критиков и толпы меркнет в сравнении с возможностью жить так, как тебе хочется. А она жила именно так. Жора вытащил ее из нищеты. Он купил ей все это. И Катя... Деньги из Москвы поступали регулярно, хотя Зоя была не уверена, что так же регулярно, раз в месяц, продаются ее картины. И вот приходит человек с оловянными глазами, который называет ее живопись «мазней», «дешевой копией» и пытается внушить ей мысль, что он хороший, а они плохие. Что за бред! Это же дисгармония! Абсолютно неверный взгляд на ее творчество и на ее друзей! Зоя посмотрела на Валерия Сергеевича с удивлением. Он сам-то это понимает? Кажется, нет.

– У них вчера было свидание. Они сидели без тебя в ресторане. И позавчера тоже. И ночь они провели вместе. Две ночи, – добавил Валерий Сергеевич, чтобы окончательно ее разозлить.

«Так вот куда подевался Жора! Он был с Катей! Они просто не хотели мне говорить, чтобы меня не расстраивать. Но если бы я спросила...»

– Георгий Викторович Голицын – музейный работник, – отчеканила она, глядя прямо в оловянные глаза. – Он ездит по стране, устраивает выставки. Поскольку картины художников-передвижников дорогие и оформление их в поездку связано с определенными трудностями, я пишу для него копии. Людей, которым он читает лекции, это устраивает.

– Что-о?!

– А Катя... Екатерина Алексеевна. Семенова, – добавила она насмешливо. – Она галеристка. Можете зайти к ней в магазин. Там висят мои картины. В свободной продаже. Но некоторые хотят копии русских художников девятнадцатого века. Не всем ведь доступны подлинники. Я делаю их хорошо. Какие еще ко мне вопросы?

– Ты-ы... Ты соображаешь, что говоришь?

– Соображаю, что у вас должен быть... как это? Ордер на мой арест! Вот! А дом можете обыскать и без всякого ордера. Я ничего не скрываю. Так есть у вас полномочия?

– Где ты этого нахваталась? – опешил Валерий Сергеевич.

– Вы «Новости» смотрите? Я – так каждый день! Только я иногда путаюсь: это программа о событиях дня или сводка криминальных новостей? Там все время люди в форме. И они все так говорят. Давайте, предъявляйте полномочия! – гаркнула Зоя.

– Психопатка! – он вскочил. – Я тебя в тюрьму засажу!

– Стены какие? – деловито спросила Зоя.

– Где? – растерялся он.

– В камере. Масло, известь? Оштукатурены или нет?

– Зачем тебе...

– Черт с ними, со стенами. Плакаты-то надо писать? В красный уголок, а? Я и буквы могу, – улыбнулась Зоя. – Поладим мы с вашим тюремным начальством.