Кейт Эллисон - Секрет бабочки
Флинт.
Флинт обнимает меня, а я ничего не понимаю. Не понимаю, жива я или умерла, или нахожусь где-то между жизнью и смертью. Я прижимаю рот к его плечу. Звуки вокруг нас — крохотные островки паники, находящиеся очень далеко: крики, лязгание, хлопание, вой сирен. Я пытаюсь говорить, но слова расплываются, как тушь на глазах, так что говорит он: «Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш», — снова и снова. И: «Ло, господи, ты в порядке. Ты в порядке. Ты в порядке», — и он гладит мои волосы, и прикосновения его пальцев такие приятные, такие настоящие.
Я отрываю голову от его плеча и смотрю на него. Он плачет и одновременно смотрит на меня — мы оба плачем. Огромные, толстые слезы скатываются по его лицу. По его прекрасному лицу. «Ло. — Это все, что он может сказать, снова и снова. — Ло. Ло. Ло. О господи».
— Флинт, — выдавливаю я из себя каким-то образом, и это приятно — слышать собственный голос, произносящий его имя. Наши тела дрожат вместе в темноте, на апрельском холоде, в этот растянувшийся момент, когда все запахи, все звуки, каждая слезинка, скатывающаяся мне в рот, такие трепещущие и совершенные, что я наконец понимаю, что к чему. «Я живая», — кричу я ему в грудь. Он, дрожа, крепче прижимает меня к себе.
— Ты живая. — От него так хорошо пахнет. Так хорошо. — Ты живая.
Глава 31
— Я вернусь через пару секунд, — говорит патрульная Гарднер. Шум и гам кливлендского полицейского участка проникает в щели двери кабинета, накатывает на нас симфонией звуков. — Нужно вам что-нибудь еще? Второе одеяло? — Мы с Флинтом качаем головами, и она улыбается, мягко закрывает за собой дверь кабинета. Это удивительно, но теперь здесь все выглядит по-другому: Флинт, горячий шоколад, флисовое одеяло на наших плечах.
В голове по-прежнему все спутано: сине-красные огни патрульного автомобиля, их мигающие отражения от асфальта, от темной стены склада Гордона; копы, выкрикивающие приказы, лязгающие пистолетами, наручниками, фонариками. Металл, прижатый к моему виску, лицо Гордона Джонса в салоне черного микроавтобуса, краснота вокруг его глаз. «Закрой ей глаза, Фрэнк», — раздается у меня в голове его голос.
Флинт поднимает руку к моей шее, рисует маленькие кружочки у основания черепа. Симметрия меня успокаивает.
— Я не думал, что мы сможем тебя найти, — признается он, голос дрожит, в нем слышится дробь дождя по крыше. — Я получил твою записку. Я… Ло… я… мне следовало быть с тобой… следовало помочь тебе… — Он целует меня в макушку… моя кожа на голове вибрирует. — Пророк. Он передал мне твои слова… — Его голос залипает в горле. Он знает, что я его люблю. — Я пошел в «Десятый номер», чтобы найти тебя, но тебя там уже не было. Этот психопат, наверное, уже успел тебя схватить. Я нашел твой рюкзак. — Он сглатывает слюну. — Я понятия не имел, где тебя искать. Вышел из «Десятого номера» и увидел патрульную Гарднер. Она какое-то время уже занималась Джонсом. Я приехал с ней в патрульном автомобиле, — говорит он.
Флинт еще туже натягивает одеяло вокруг нас, его пальцы мягко массируют мне затылок, блуждают в волосах. Я тянусь к одной из кружек с горячим шоколадом, которые патрульная Гарднер принесла нам, дую в нее, чувствую, как тепло поднимается к лицу, чувствую, как его длинные пальцы поглаживают мне волосы, уши. Нежную кожу на висках.
«Закрой ей глаза, Фрэнк».
— Гарднер сказала мне, что вновь подняла дело Сапфир благодаря тебе, — продолжает он. — Она не вдавалась в подробности, но каким-то образом пришла к выводу, что в этом замешал Джонс. Ей пришлось убеждать лейтенанта, чтобы тот направил патрульных на его склады. Наконец сегодня получила разрешение, пусть даже дело считается закрытым. Этим вечером они много чего нашли: фотографии, которые он держал в папках с документами. Фотографии тела Сапфир, распечатки эсэмэсок, которые он ей посылал. Я рассказал ей, что Сапфир говорила мне о нем, но очень мало. Я знал, что какой-то парень из клуба достает ее, но ничего больше. И она никогда не упоминала имен.
Я смотрю на него и вижу, что лицо бледнее, чем обычно, и его голубовато-зелено-золотистые глаза потускнели, полны горя. Он смещает руку на мою спину, мягко поглаживает. Теперь я натягиваю одеяло, под которым мы сидим. Считаю его ресницы, семь, восемь, девять. Останавливаюсь на девяти. Девять достаточно. Девять освобождает мои голосовые связки, теперь слова могут добраться до моих губ.
— Сапфир говорила тебе о нем?
Флинт кивает.
— Так… она была твоей подругой? Все время.
Он шумно сглатывает.
— Да, была, — отвечает он. Потом слова льются потоком. — Она стала мне как сестра. Суррогатная сестра. Я потерял свою… она осталась дома, когда я ушел. Я так горевал из-за того, что оставляю ее… — Он хватает кружку, целую минуту держит в руках, прежде чем отпивает глоток.
— Я не знала, что у тебя была сестра, — спокойно говорю я. — Сколько ей лет?
— Ей было девять, когда я ушел. Теперь четырнадцать, — он качает головой, шумно сглатывает. — Я писал ей каждую неделю, поэтому знаю, что мой отчим принялся за старое: пьет, и бьет ее, и… — У него перехватывает дыхание, он смотрит вниз, на сжатые кулаки. — Я не знаю, что еще. Но уверен, что ничего хорошего.
Флинт придвигается ко мне, утыкается носом в мое правое плечо, целует его. Я поворачиваю голову и целую другое. Он смеется и снова целует правое, так что я должна поцеловать левое. Он опять целует правое. Я целую левое и отстраняю его рукой, чтобы он больше этого не делал. Поскольку шесть — то, что нужно. Больше — перебор.
— Так что случилось с твоей сестрой? Разве ты не мог кому-нибудь сказать, копу или социальному работнику?
— Мой отчим — коп, — говорит он, и рот превращается в узкую полоску. — Я знал, что мне надо вытаскивать ее оттуда своими силами, ни к кому не обращаясь. Я хотел, чтобы она убежала и приехала сюда… мне требовались деньги, чтобы послать ей… на которые она смогла бы уехать. — Он ерзает на сиденье, трет рукой щетинистую щеку. — А потом один друг из Малатесты познакомил меня с Марио, который сказал, что готов покупать у меня всякую всячину и по хорошей цене. И если сначала я просил милостыню и рылся в мусорных баках, то после этого разговора начал подворовывать. Всякую ерунду. Мелкие вещички, главным образом.
— Кто-нибудь знал? Об этом?
Он опять сглатывает слюну.
— Сапфир. Сапфир знала, — отвечает он. — За пару недель до того, как ее убили, она дала мне кое-что из своих вещей, чтобы я продал их Марио. О той цепочке с подвеской сказала, что они ей не нужны… сказала, что подарил их какой-то очень богатый человек, какой-то клиент из клуба, который запал на нее. Приставал, говорила она.
— Это все? Это все, что она о нем говорила?
— Да. Упоминала о нем один-единственный раз. Предложила мне продать цепочку с подвеской, потому что они, вероятно, стоили дорого. Я выручил за них сто пятьдесят баксов, но настоящая цена, скорее всего, раза в три выше. Такой была Сапфир, знаешь ли. Всегда старалась помочь. И она не хотела оставлять их у себя… Не хотела держать у себя его вещи.
Теперь многое прояснялось.
— Она дала тебе и его часы, так?
Он кивает, смотрит на свои руки.
— Он напился пьяным в клубе и отдал ей часы… пытался заплатить ей за… ну ты понимаешь. Она разозлилась. Думаю, она хотела вернуть их ему… — Он какое-то время молчит. — Я тревожился из-за нее. Она казалась… пребывала в смятении. Волновалась. Я поговорил об этом с Марио, когда закладывал у него часы. Он тоже знал Сапфир. Один район и все такое. — Флинт качает головой. — Марио заинтересовался. Ему хотелось знать, кто этот парень, где Сапфир его встретила. Я сказал Марио, что он, должно быть, ее клиент из «Десятого номера». Я думал, Марио хочет ей помочь. — Он смотрит на меня, его глаза широко раскрыты, он хочет, чтобы я его поняла.
— А вместо этого он хотел шантажировать Гордона, — медленно говорю я, как только этот последний элемент пазла становится на положенное ему место. — И когда Сапфир убили, наверняка подумал, что теперь он в шоколаде.
На лице Флинта написано страдание.
— Мне следовало убедить Сапфир поговорить со мной. Но она не любила рассказывать о себе, знаешь ли. Предпочитала ни с кем не делиться своими проблемами.
— Это мне известно, — отвечаю я. Сердце громко бьется, сотрясает все тело. — Когда ты в последний раз видел ее?
— Она позвонила мне за день до того, как это произошло… за день до ее убийства. Попросила зайти. Когда я пришел, набросилась на меня чуть ли не с кулаками, так злилась. Обвинила меня в том, что я залез в ее дом, рылся в ее вещах. Я ответил, что у нее паранойя. Но потом сообразил… сообразил, что паранойей и не пахло. Это был Гордон или один из его парней. Думаю, искал улики, которые могли связать Гордона с ней. Какие-нибудь записи, все такое.
— Гордон, вероятно, послал к ней Винни, — говорю я. Отличная возможность кого-то подставить: отправить человека обыскать дом, в котором через день произойдет убийство. Тут в голове возникает новая мысль. — День после убийства. Ты был около ее дома, рылся в мусорных баках. Что ты в действительности там делал?
