Татьяна Устинова - Первое правило королевы
— А… о чем идет речь? — вдруг спросила Катя. — О чем или о ком?
— Мне Сергей Ильич посоветовал обратиться к одному человеку. В смысле финансовой помощи городу. Глеб мне про него и рассказывает.
— А он кто? Бандит?
— Да что ты, Катя, — вдруг Глеб обратился к ней почему-то на «ты», — он бывший хозяин города. Твой отец вместе с ним начинал. Отец был официальный, а этот… реальный. У них железный договор был — кто за что отвечает и кто во что может лезть, а во что не может. Анатолий Васильевич тоже ведь не мальчик, все понимал, только вид делал, что весь такой… старой закалки, партийный работник и верный ленинец!..
— Так что? — задумчиво спросила Инна. — Не ходить мне к нему за деньгами?
Глеб покосился на нее и одним глотком допил из кружки кофе.
— К нему лучше вообще не ходить. Репутацию испортите, а толку никакого не будет. Ну, хотите, я вам завтра из компьютера распечатаю, что там есть на него, по верхам хотя бы.
— Не надо, — отказалась Инна, — еще не хватает!..
Странно, что Якушев предложил такую… одиозную личность в качестве спонсора. Не знал? Не подумал? Или ему надо, чтобы непременно этот дал денег? Такое тоже возможно.
Ей пора было собираться — Осип вот-вот должен подъехать.
— Катя, ты все-таки не ходи пока домой, — тоже на «ты» приказала ей Инна. — Глеб прав. Позвони Сергею Ильичу, скажи, что жива-здорова и тебе надо прийти в себя.
— Мне надо к маме.
— Я думаю, что Любовь Ивановна предпочла бы, чтобы ты осталась жива.
Катя посмотрела на Инну, глаза у нее неожиданно налились слезами до самых краев.
Инне не хотелось, чтобы она начала рыдать, поэтому она быстро спросила у Глеба, откуда Катя может позвонить домой так, чтобы никто ничего не заподозрил.
— Да хоть из моего кабинета. У меня там линия вполне надежная. Никто не подкопается, ни свои, ни чужие.
— Я же не шпион, — сказала немного пришедшая в себя Катя.
— На всякий случай нужно, Катерина Анатольевна.
— Называйте меня на «ты» и по имени, — вдруг попросила Катя. — Одинокий крокодил мечтает завести друга. Я тоже пойду оденусь. Инна Васильевна, можно я не буду переодевать джинсы и свитер?
— Называйте меня на «ты» и по имени, — пробормотала Инна, натягивая короткую дубленку. — Еще один крокодил мечтает завести друга. Глеб, ключ заберешь с собой, у меня есть запасной. Только нигде его не оставляй. Когда будешь подъезжать, позвони, чтобы я знала, что это ты. Если меня еще не будет, заходите и ждите. Варите кофе. Играйте в шахматы.
— Я не умею! — издалека крикнула Катя.
— Она не умеет, — объяснила Инна Глебу, оперлась на его руку, поднялась из кресла и потопала ногой, проверяя, хорошо ли наделся ботинок. — На ее мужа есть что-нибудь?
— Ничего. Окончил художественное училище, и некоторое время считалось, что он самородок. Сейчас бизнес средней руки, делает компьютерные программы для магазинов. Ну, хранение товаров на складах и так далее. Больших денег не зарабатывал никогда. Ну, выгодно женился. Хотя Мухин его не особенно жаловал, близко никогда не подпускал и в совет директоров банка, как сыночка, работать не устраивал.
Инна кивнула. Уходить ей не хотелось, зато хотелось попросить помощи у Глеба. Вдвоем с фээсбэшным майором все не так уж страшно.
Помощи она попросить не могла — до сих пор так и бродила в потемках, натыкаясь на углы и стены, а черная кошка каждый раз ускользала из-под самого носа. Вряд ли Глеб замешан, и все же, все же…
В том, что у него нет никакого резона убивать Катю Мухину, Инна была совершенно уверена — он мог бы убить ее раньше, увезти подальше, и никто никогда не связал бы смерть губернаторской дочери с бывшим начальником охраны. Он мог тогда же вернуть ее домой, а не везти к Инне, и раз ничего этого не сделал, значит, Кате в его обществе вряд ли что-то угрожает, а про себя Инна такого сказать не могла.
В конце концов, у Глеба те же инициалы — «ЗГ»!
Зинаида Громова, Зейнара Гулина и еще какой-то там Грушин.
Но почему, черт возьми, Громова, Грушин и Гулина, если его собственная фамилия начинается на букву «Ю» — Юшин?! Захар Юшин, бывший санитар заболоцкой психушки, нынче ведущий журналист, знаток печатного слова!
Разве в наше время бывшие санитары становятся журналистами?! Это напоминает историю фрондерствующего писателя семидесятых — чтобы не объявили тунеядцем, устроиться дворником, или санитаром, или лифтером! Или это до сих пор… в моде?
Инна схватила перчатки и телефон, велела Глебу не спускать с Кати глаз и побежала по дорожке к машине.
Глеб проводил ее глазами.
— Привет, Осип Савельич.
— Добрый вечер, Инна Васильна. Куда?..
— Улица Чернышевского, пятнадцать.
Осип посмотрел на нее в зеркало заднего вида и уменьшил громкость приемника, певшего про «десант и спецназ».
— А… чего там, на Чернышевского-то?
Ни тон, ни вопрос Инне не понравились.
А если он в самом деле замешан?! А если он утащил газеты?! А если ему знаком этот адрес?!
Что тогда?! Умереть на месте?! Инне не хотелось умирать.
— Там, Осип Савельич, у меня встреча с одним знакомым журналистом. А что такое?
— Да ничего такого, только район уж больно…
— Что?
— Да ничего, только… хулиганский район больно.
— Мы ненадолго.
— Да хорошо бы. А если надолго, так, пожалуй, костей не соберешь…
«Давай за них, давай за нас», — шептал в приемнике солист группы «Любэ», и Инна решила, что, если вернется живой, непременно выпьет — за них и за нас, за себя и за группу «Любэ».
Жаль, что нельзя пойти в ресторан — Катю одну не бросишь и с собой не поведешь! — а ей вдруг так захотелось бездумной и аппетитной ресторанной вольницы, когда вся окружающая обстановка всего лишь на час, а дальше жизнь опять помчится вперед, а здесь вдруг как будто перерыв, тайм-аут, большая перемена.
Зазвонил телефон, Инна вздрогнула. Ее телефон так не звонил, у него был совсем другой голос.
— Але, — солидно сказал Осип. — Нет, я на работе. Едем тут с начальницей… в одно место. Да ты не знаешь. Передам.
Он перевел взгляд на Инну и сказал:
— Это моя сестра. Передавала тебе привет, Инна Васильна.
— Спасибо.
Инна никогда не слышала, чтобы Осипу на мобильный звонила сестра. Она никогда не слышала, чтобы мобильник у Осипа вообще звонил. Ей казалось, что звонит ему только она одна, да и то очень редко, потому что они со своим водителем почти не расставались.
— Только на этот раз я с тобой пойду, — заявил Осип мрачно и решительно. — Одну не пущу.
— Посмотрим.
— Не посмотрим, а пойду. Что с тобой такое сделалось, Инна Васильна?..
— А что такое со мной?
— Ничего не говоришь, глядишь в сторону, меня не слушаешь. Я тебе давеча сказал, что мне денег надо, машину чинить. А ты что?
— А что я?
— А ты дала и даже не спросила, чего я чинить собираюсь! А вдруг я того… может, присвоить хочу или что!..
Тут Инна захохотала — это был такой свой, родной, привычный, любимый Осип, которого никак невозможно, глупо и оскорбительно подозревать, и стыдно ей стало, и неловко, и она едва удержалась, чтобы не кинуться ему на шею с объятиями.
— Приехали. Вот твоя Чернышевского, пятнадцать.
Домик был двухэтажный, когда-то желтый, нынче весь в оспинах облупившейся краски, словно попавший под обстрел. Крошечный палисадничек. Инну всегда изумляло, ну почему, почему такой крошечный?! Почему не большой роскошный двор? Или в Сибири, как на островах Хонсю и Кюсю, земля нынче на вес золота?
Подъездная дверь, болтавшаяся на одной петле, покачивалась туда-сюда, а за ней была непроглядная темень. Такая, что Инне опять вспомнилась черная кошка в темной комнате и то, что ее непременно надо найти.
— Осип Савельич, ты остаешься в машине.
— Ты, Инна Васильевна, совсем с ума сошла.
— Я не сошла, — возразила она с досадой. Как правило, Осип железно соблюдал субординацию, несмотря на то что был членом семьи и ему многое было позволено, многое, если не все, а тут вдруг он про субординацию позабыл.
Осторожнее, предупредил визгливый и верткий инстинкт самосохранения. Осторожнее, тебе нельзя расслабляться. Тебе нельзя никому верить. Ты одна на свете. Вокруг враги. И свое первое правило — никого и ничего не бояться — засунь подальше и не вытаскивай!
— Осип Савельич, я пойду одна.
— Да что там у тебя такое?! Свидание, что ли?! Так мне до твоего свидания дела нету, я только провожу тебя для порядка и в машину вернусь.
Ах, если бы она могла ему поверить! Если бы она точно знала, что в подъездной темноте он не выстрелит ей в голову, прямо в висок, в хрупкие и тонкие кости, которые ничего не могут защитить!
— Нет. А вдруг придется… быстро уехать, а ты не будешь готов? Станешь дверь отпирать, машину заводить и так далее! Так что оставайся в машине, Осип Савельич!
