Джесси Келлерман - Зной
— Американское пиво чистое, — объявил Фахардо. — Да, я меняю их гребаные пеленки. Вы меня совсем не цените, сеньора. Я только одно от вас и получил — жестокое разочарование…
Он промокнул подолом рубашки глаза.
— Как тебе мои наручники, guey?
— Неплохо.
— Не жмут?
— Нет.
— Ты чувствуешь, что отбываешь срок?
— Я его отбываю, — ответил Карлос.
— Да, но чувствуешь ли ты это? Чувствуешь ли, как становишься другим человеком? — Фахардо встал, вытер рукой губы. — Вы должны почувствовать, это удержит вас от совершения новых преступлений, сеньор, а иначе какой же смысл сидеть в тюрьме?
Он сцапал Карлоса за запястье и передвинул запор наручников на одно деление.
— Это тебе как? — спросил он, дыша Карлосу в лицо.
— Хорошо.
Щелчок.
— А теперь?
— Хорошо.
Щелчок.
— А теперь?
На щеках Карлоса вздулись желваки.
— Вот теперь, пожалуй, плоховато.
Фахардо улыбнулся, поцеловал Карлоса в нос и на пару делений ослабил наручники.
— Ты почти уже уплатил обществу то, что задолжал ему, — произнес он, падая в шезлонг.
— Вы помните мой первый приезд сюда, Teniente? — спросила Глория.
— Мммм? О, разумеется, — ответил Фахардо. — Конечно, я помню тот день. Весенний день в разгар лета. Чирикали птички, синели небеса. Я был тогда молод, полон жизни. Революция была в самом разгаре. Пели скрипки. Пиво было холодным, а ночи жаркими. И… бреххк.
Он рыгнул и расхохотался.
— А зачем я приезжала, помните?
— Перепихнуться хотели.
— Нет, Teniente. Я кое-кого искала.
— Американца. Hombre numero ипо[66].
— Si.
— А вместо этого полюбили мексиканца. — Фахардо встал, улыбнулся Карлосу: — Ты откуда такой, guey?
— Из Мехико, — ответил Карлос.
— Да ну? — Услышанное, похоже, заинтересовало Фахардо. — А из какого района?
— Бенито Хуареса.
— Ни хрена себе. Я когда-то работал в тех местах. Служил в полиции. — Фахардо вытащил из кармана свой полицейский значок. — Я и сейчас в ней служу.
Он разжал пальцы, значок выскользнул и упал под шезлонг Фахардо.
— Жизнь полицейского бывает иногда очень опасной. Тебе это известно?
— Конечно, — сказал Карлос.
— Ну а чем ты там занимаешься?
— Строительством.
— Как интересно, — произнес Фахардо. — Строительством, а? Тогда у нас с тобой должна быть куча общих знакомых. Все вы, ребята, трепаное жулье. Кто твой босс?
Карлос, на миг замявшись, ответил:
— Эдуардо Полажек.
Лицо Фахардо расплылось в улыбке, увеличившей его раза в два:
— Да? Ну и ну. Вы наверняка ошибаетесь, сеньор; было бы безумием думать, что это правда.
— Это правда.
— Эдди Полажек — твой босс, — усмехнулся Фахардо. — Эдди Животное. Эдди, Эдди, ах, Эдди…
Он притопнул ногой.
— Я этого прощелыгу знаю, он самое что ни на есть долбаное животное. Животновод. Известно тебе, что это такое?
— Да.
— У тебя хороший словарный запас, изощренный. Как у преподавателя компьютерного дела.
Карлос взглянул на Глорию, и та произнесла одними губами: ничего, ничего.
Фахардо сказал:
— Значит, живешь в столице, работаешь на Эдди Животное. Дети?
— Нет.
— Я так и думал. Ты не похож на отца семейства вроде меня. Вот у меня дети есть.
— Мы знаем, — сказала Глория. — Мы их видели.
— Значит, вы в дом заходили? — Фахардо стер со лба пот. — И жену мою видели?
— И ее тоже.
— Ну, тогда вы знакомы со всем семейством. Можете теперь к нам на Рождество приезжать. С конфетками для деток. Детки любят конфетки. Накупите их побольше.
— Попробую, если получится. Но я хочу спросить вас кое о ком, Teniente.
— У вас-то у самой детей нету, сеньора, верно?
— О том человеке, которого я…
— Так вы его… это самое?
— Нет. Послушайте…
— По правде сказать, не многое потеряли, — перебил ее Фахардо.
— Вы солгали мне, Teniente, — сказала Глория.
Фахардо выпрямился. И повернулся к ней, точно башня танка.
— Да ну? — спросил он.
— Да, Teniente.
— Ни черта подобного.
— Вы же еще не слышали того, что я собираюсь сказать.
— А это неважно, потому что я не солгал вам ни разу.
— Человек, которого я искала? Вы сказали мне, что он умер, Teniente.
— Глория, — произнес Карлос. — Спокойнее.
— А он и умер, — сказал Фахардо.
— Чушь, — сказала Глория.
— Глория…
— Вы сказали, что он погиб в автомобильной катастрофе, — продолжала она. — И дали мне урну.
— Так ведь вы же настаивали, — ответил Фахардо. — Я предлагал вам отдохнуть, но вы уехали, терзаясь горем.
Фахардо трезвел прямо на глазах; Глория видела, как он борется с опьянением. Он встал, укоризненно погрозил ей пальцем.
— Я понимал, что делать этого не стоит, и все же отпустил вас. Горюющие люди непредсказуемы, особенно женщины, и порой трудно…
— В урне был вовсе не прах.
— Если вы не верите мне, попробуйте восстановить из него человека. И вы увидите — это он, тот самый.
— Там был кофе, Teniente.
У Фахардо отвисла челюсть.
— Ладно, — сказал он. — Ладно ладно ладно. Вы перегрелись на солнце, сеньора. И у вас начались галлюцинации. Такое случается и с лучшими из нас. А в пустыне — сплошь и рядом, особенно когда организм обезвожен. У людей начинаются галлюцинации. Помните, я вам мираж показывал? Воду помните?
— Это была не галлюцинация, — сказала Глория. — Просто игра света.
— Отчасти да, отчасти нет. Вы уж поверьте, я видел этот мираж примерно девять тысяч раз, и — иногда? — иногда он выглядит более реальным, чем в остальные разы. И если вы не следите за уровнем жидкости в вашем организме, иллюзия становится чуточку убедительнее. — И Фахардо хлопнул ладонью о ладонь. — Вам необходимо выпить. Я принесу пива.
Он шагнул в сторону сетчатой двери.
— Спиртное лишь обезвоживает организм еще сильнее, — сказала Глория.
Фахардо раздраженно фыркнул:
— Ну, как знаете…
Он подошел к краю патио, соступил на землю, поднял узловатую сухую палку и, опершись на нее, точно геодезист, уставился в пустоту. Наступило молчание.
— Вон то разрастающееся чудовище — Чарронес, — наконец сказал он. — Когда мы перебрались сюда, Элиза хотела поселиться в нем.
Фахардо почесал руку, сплюнул и нервно оглянулся на дом, словно ожидая, что из него выскочит, размахивая скалкой, его жена.
— Отсюда хоть вид открывается хороший, — прибавил он. — Я пришлю вам открытку, сеньора. Повесите ее на стену. Я устал, у меня выходной, я хочу насладиться этой ночью. Возвращайтесь в Америку.
— Teniente, — сказала, выпрямившись, Глория.
— Если хотите выяснить что-то, спрашивайте ртом, а не задницей, сеньора. Я не собираюсь торчать здесь в единственную мою свободную ночь и отвечать на дурацкие вопросы о каком-то прахе.
— Кофе в урну насыпали вы или кто-то другой?
— Я полагал, что с этим мы уже покончили.
— Тело…
— Кремировано.
— И пепел обратился в кофе?
— Может быть, — ответил Фахардо. — А может быть, он был реинкарнацией Хуана Вальдеса[67].
— Я высыпала так называемый прах в воду…
— Ну зачем же вы так? — Фахардо притворился, что его передернуло от отвращения. — Это святотатство.
— Хотела посмотреть, как он себя поведет. Он растворился.
— И что же?
— А то, что человеческий прах не растворяется.
Фахардо пожал плечами:
— Ну, это я не знаю. Но гарантирую — он мертв до того, что мертвее уже и некуда.
— Нет, — сказала Глория.
— Господи боже, — простонал Фахардо. — Невозможно перевернуться в машине так, чтобы она взорвалась и сгорела дотла, и при этом не умереть.
— Вы не видели, как это произошло, — сказала она.
— Я реконструировал происшедшее, и я знаю, как выглядит машина, когда…
— Но вы не видели, — повторила она.
— Конечно, не видел. Я находился дома. Собственно говоря, у меня был выходной. — Фахардо поднялся в патио, явно разгневанный. — Как сегодня. Я не желаю больше говорить об этом, сеньора.
Он сложил свой шезлонг и начал бросать пустые бутылки в коробку.
— После того как вы объявили его мертвым, кто-то снял деньги с его банковского счета.
Фахардо отмахнулся от нее:
— В полицейской академии для такого рода ситуаций придумано специальное обозначение: «А кого это скребет?»
— Вам все равно придется ответить на эти вопросы, — сказала Глория. — Я обращусь к вашему начальству и…
