Майкл Коннелли - Пуля для адвоката

— Мы были в машине «альфа», это внедорожник. Нам первым сообщают о срочных вызовах.

— Все понятно. Больше нет вопросов.

На повторном допросе Голанц проглотил мою наживку. Разговор вертелся вокруг того, был Эллиот арестован или нет. Обвинитель пытался доказать, что это не имеет никакого отношения к указанной мной предвзятости прокуратуры. Он решил, будто я просто хочу подтвердить свою теорию; именно этого я и добивался. Голанц потратил добрых четверть часа, выжимая из свидетеля все новые доказательства того, что человек, которого он и его напарник заковали в наручники после двух убийств, не был арестован. Это противоречило здравому смыслу, но прокурор упорно стоял на своем.

Когда допрос закончился, судья объявил второй перерыв. Присяжные стали выходить из зала, и тут я услышал, как меня кто-то тихо окликнул. Обернувшись, я увидел, что Лорна показывает пальцем в глубину зала. Я перевел взгляд дальше — там, в заднем ряду, на боковых сиденьях пристроились моя дочь Хейли и ее мать. Дочь украдкой помахала мне рукой, и я улыбнулся в ответ.

39

Я встретился с ними в коридоре — они стояли недалеко от репортеров, которые роились вокруг выходивших из зала служащих суда. Когда Хейли обняла меня, я очень обрадовался. Рядом оказалась пустая скамья, и мы сели.

— Давно вы здесь? — спросил я. — Я вас не видел.

— К сожалению, нет, — ответила Мэгги. — У Хейли последней была физкультура, я решила забрать ее пораньше и привезти сюда. Мы видели, как ты допрашивал полицейского.

Я переводил взгляд с Мэгги на дочку, пристроившуюся между нами. Она была похожа на мать: такие же темные глаза и волосы, смуглая кожа, долго державшая загар.

— Тебе понравилось, Хейли?

— Довольно интересно. Ты задавал ему столько вопросов. Я думала, он сейчас взорвется.

— Не волнуйся, он с этим справится.

Через голову дочки я подмигнул бывшей жене.

— Микки?

Я обернулся и увидел Макэвоя из «Таймс». Он был во всеоружии, с открытым блокнотом и карандашом.

— Не сейчас, — буркнул я.

— Я лишь хотел…

— Я сказал — не сейчас. Уходите.

Макэвой послушно развернулся и направился к людям, окружившим Голанца.

— Кто он? — спросила Хейли.

— Журналист. Я поговорю с ним позже.

— Мама сказала, вчера о тебе была большая статья.

— Не совсем обо мне. О деле, которое я веду. Поэтому я и хотел, чтобы ты сюда приехала.

Я кивнул Мэгги в знак благодарности. Она умела справляться с раздражением и в первую очередь думать о дочери.

— Ты туда вернешься? — спросила Хейли.

— Да, сейчас небольшой перерыв, чтобы люди могли перекусить или сходить в туалет. Дальше начнется еще заседание, а потом мы разойдемся по домам и продолжим завтра.

Дочь посмотрела в коридор. Проследив за ее взглядом, я увидел, что все люди возвращаются в зал.

— Папа, а тот человек кого-то убил?

Я покосился на Мэгги, и она пожала плечами, словно говоря: «Она сама, я ее не подговаривала».

— Видишь ли, солнышко, мы не знаем. Да, его обвиняют в этом. Многие думают, что он виноват. Но ничего не решено, и как раз поэтому собрался суд. Собственно, для этого он и существует. Помнишь, я тебе рассказывал?

— Да.

— Микки, это твоя семья?

Я оглянулся и остолбенел, увидев Уолтера Эллиота. Он дружелюбно улыбался, ожидая, когда я его представлю. Видимо, он никогда не слышал про Мэгги.

— А, привет, Уолтер. Это моя дочь Хейли, а это ее мать, Мэгги Макферсон.

— Здравствуйте, — застенчиво произнесла Хейли.

Мэгги кивнула и сдвинула брови.

Уолтер сделал ошибку, протянув руку Мэгги. Я никогда не видел, чтобы она вела себя так холодно. Едва сжав его пальцы, она тут же отдернула руку. Когда Эллиот потянулся к Хейли, Мэгги буквально подпрыгнула на месте, схватила дочь за плечи и стащила со скамьи.

— Хейли, давай сходим в туалет, пока не начался суд.

Она повела ее по коридору к туалету. Уолтер проследил за ними и оглянулся на меня. Я встал.

— Простите, Уолтер, моя бывшая жена — прокурор. Точнее, работает в офисе окружного прокурора.

Эллиот поднял брови.

— Теперь я понимаю, почему она стала бывшей.

Не желая с ним спорить, я кивнул и попросил его вернуться в зал, пообещав, что скоро к нему присоединюсь.

В коридоре я встретил Мэгги и Хейли.

— Пожалуй, мы поедем домой, — сказала Мэгги.

— В самом деле?

— У Хейли полно уроков, и я думаю, что на сегодня с нее хватит.

С последним замечанием я мог бы поспорить, но предпочел промолчать.

— Ладно, — произнес я. — Хейли, спасибо, что пришла. Для меня это много значит.

— Ага.

Я наклонился, поцеловал ее в макушку, потом крепко прижал к себе и обнял. Только в такие минуты я чувствовал, что зиявшая в моей жизни дыра понемногу затягивается. Словно я прикоснулся к чему-то настоящему, действительно важному.

— Спасибо, что привела ее, — сказал я Мэгги.

— Не знаю, имеет ли это для тебя значение, но, по-моему, ты хорошо работал.

— Имеет, и огромное. Спасибо.

Мэгги пожала плечами и улыбнулась.

Дочь и Мэгги направились к лифту, а я смотрел им вслед, зная, что сейчас они поедут домой, но это будет не мой дом. Как я мог так дико и нелепо исковеркать свою жизнь?

— Хейли! — крикнул я вдогонку.

Дочь обернулась.

— Увидимся в среду. Блинчики!

Она улыбнулась и остановилась вместе с Мэгги перед лифтом. Я заметил, что моя бывшая жена тоже улыбается. Уже шагая обратно к залу, я помахал ей рукой.

— Ты тоже приходи.

Мэгги кивнула:

— Посмотрим.

Дверь открылась, и они вошли в лифт. «Посмотрим». Одно это слово стоило тысячи других.

40

В любом деле об убийстве главным свидетелем является детектив. Поскольку сама жертва уже не может рассказать, что произошло, детективу приходится не только описывать ход расследования, но и отвечать за убитого. Он делает всю работу. Излагает события присяжным, вносит в них ясность и увязывает между собой. Задача его в том, чтобы «сбыть» дело присяжным, и здесь, как и в любой торговле, результат зависит не только от качества товара, но и от того, кто продает. Лучшие специалисты по убийствам — лучшие продавцы. Я видел, как суровые мужчины вроде Гарри Босха буквально роняли слезы, повествуя в суде о последних минутах жертвы.

Сразу после перерыва Голанц вызвал главного свидетеля. Время было рассчитано идеально. Джон Киндер будет давать показания до конца дня, а потом присяжные отправятся домой, чтобы весь вечер размышлять о том, что он сказал. И я ничего не смогу с этим поделать.

Киндер оказался высоким чернокожим мужчиной с приятным баритоном и располагающей улыбкой. Когда он заглядывал в папку с документами, очки с его переносицы сползали на кончик носа. Отвечая на вопросы, он дружелюбно посматривал поверх очков то на Голанца, то на присяжных. Взгляд добрый, умный, живой и проницательный. Пожалуй, только этому свидетелю я не мог противопоставить ничего серьезного.

Опираясь на точные вопросы Голанца и серию снимков с места преступления — мне не удалось наложить на них запрет под тем предлогом, будто они негативно настраивают присяжных, — Киндер во всех подробностях описал комнату, где произошло убийство, и найденные экспертами улики. Хотя это был профессиональный и сухой отчет, звучал он очень увлекательно. Киндер излагал его солидно и уверенно, словно являлся профессором криминалистики, а все сидевшие в зале — его учениками.

Время от времени я вставлял свои возражения, пытаясь сбить Киндера и Голанца с налаженного ритма, но толку было мало. Вскоре ко мне пришло сообщение от Фавро, которое еще больше усилило мою тревогу: «Им нравится этот парень! Вы можете что-нибудь сделать?»

Не оборачиваясь, я покачал головой.

В разгар допроса я покосился на своего клиента и заметил, что он вообще не следит за ходом показаний. Эллиот исчертил весь блокнот какими-то надписями, но они не имели отношения к суду. Я увидел столбцы цифр и два подчеркнутых слова: «Зарубежная дистрибуция». Наклонившись, я прошептал ему на ухо:

— Свидетель нас просто убивает. На тот случай, если вам интересно.

Эллиот сухо усмехнулся:

— По-моему, все идет прекрасно. Сегодня вы отлично поработали.

Я покачал головой. Мой клиент не отличался трезвой оценкой ситуации. Он знал о разработанной мной стратегии и «волшебной пуле» у меня в стволе. Но в суде ни в чем нельзя быть уверенным заранее. Вот почему девяносто процентов дел решается по договоренности еще на досудебной стадии. Ставки слишком велики. А дело об убийстве — самая крупная игра.

Уолтер Эллиот, очевидно, этого не понимал. С самого начала он интересовался лишь своим бизнесом и «зарубежной дистрибуцией», свято веря, что после процесса спокойно отправится домой. Я тоже считал наше дело выигрышным, но все-таки не ощущал такой уверенности.