Голова на серебряном блюде - Содзи Симада
– Ни с места! – Голос принадлежал женщине.
– Стой! Не стреляй! Я не преступник! – Он пошарил в заднем кармане брюк. – Я из полиции… – И высоко поднял жетон на кожаной подкладке.
Не прошло и секунды, как револьвер сверкнул, и жетон отлетел куда-то в темный угол. Словно смакуя каждое слово, женский голос медленно произнес:
– Я. Сказала. Ни с места!
Подняв руки вверх, человек воскликнул:
– Эй, да мы же уже знакомы! Я Энтони Льюис, детектив! Забыла, что ли? Я ведь на днях разговаривал с тобой из-за ворот. И жетон я тебе только что показал…
– Единственное, что я вижу, – это бандита, незаконно проникшего в мой дом.
– Виноват. Прошу меня извинить, мисс Мацудзаки. Подумал, что ты уже точно в Израиле… Твой агент сказал то же самое.
– Планы изменились. Я почувствовала, что ко мне заберется вор.
– По виду у тебя «Магнум» сорок четвертого калибра. Под женскую руку он не заточен. Попадешь в него из человека – он неминуемо погибнет. Очень опасная пушка.
– Ты прав. Даже после двух выстрелов болит большой палец и трясется рука. Я так люблю стрельбу и езду на машине, что даже после двухдневного перерыва становлюсь раздражительной. Правда, к этой пушке я никак не привыкну… Впрочем, где это вы видели безопасный огнестрел, господин вор? Считайте, вам повезло, что можете погибнуть всего от одного выстрела.
Усмехнувшись, Льюис сказал:
– Но ты ведь не собираешься меня убивать?
– Поднимайся. – Не сводя с него глаз, Леона вскинула револьвер стволом вверх.
– Аккуратно! Если убьешь следователя, у тебя будут неприятности.
– В этой стране дозволено застрелить человека, ступившего на лужайку перед домом. А ты вообще сейчас находишься в…
– Говорю же, виноват, – серьезно сказал Льюис. – Ты уже знаешь, кто я такой; мы всё друг другу рассказали…
– У тебя что там, магнитофон внутри вставлен? Я ничего не слышала и ничего не видела. И сейчас просто выстрелю в бандита, который напугал меня, проникнув посреди ночи в мой дом.
– Ты что, совсем дура?! Ты хоть сама-то понимаешь, что собралась сделать? Я следователь!
– Откуда мне было знать, что ты следователь? Скажу, что пришлось моментально принимать решение…
– Я же показал жетон.
– Я заметила его уже после выстрела. Да, я убью копа, но присяжные рассудят, кто из нас допустил большую ошибку.
– Черт побери, да какой тебе толк убивать меня?
– Все понимают толк по-разному… Давай, поднимайся и отходи к стене. Руки не опускай.
Льюис медленно приблизился к стене – иного выбора у него не было. Продолжая сжимать револьвер, Леона присела на корточки возле кричащих кукол и куда-то нажала. Младенцы замолчали.
Льюис отступил к шкафу с куклами. Медленно двигаясь за ним, Леона быстро схватила что-то с полки справа и засунула предмет в задний карман брюк. Было темно, поэтому Льюис не разглядел, что это было.
– А ты любишь младенцев, – сказал он. – И очень сильно. Прямо до безумия.
Леона не ответила. Расстояние между ними сокращалось.
– Но детей ты иметь не можешь, вот и собираешь кукол.
– Откуда ты… Доктор проговорился?
– Мисс Мацудзаки, вы больны. И если не начать лечение прямо сейчас, то последствия могут быть самыми трагическими.
– Какое еще лечение? Я уже хожу к психиатру. Что еще нужно? Положить меня в больницу? Надеть на меня смирительную рубашку? Привязать к кровати и колоть инсулин?[23] Ну уж нет, ни за что!
Льюис уперся спиной в стену.
– Руки не опускать. Иначе ты покойник. Но пообщаться я не против. Так что, каков твой диагноз?
– Ты ненавидишь женщин, способных родить детей.
– Надо же… Я и не знала. И что же?
– Поэтому ты похищаешь одного младенца за другим у твоих знакомых.
В темноте было плохо видно, но кажется, лицо Леоны стало серьезнее.
– И что же я делаю с теми младенцами?
– Если взглянуть на этих кукол, то все ясно как божий день. Ты больная садистка. Если ничего не предпринять, ты войдешь в Книгу рекордов Гиннесса. Не знаю, каким было твое детство, но у тебя определенно есть вытесненный психологический комплекс. В Америке было немало преступников твоей породы. Хладнокровных, с высоким интеллектом, привлекательной внешностью – и психическим отклонением.
Бах! Ночную тишину вновь сотряс громкий звук. На мгновение комнату осветило, и от стены в дюйме от бока Льюиса полетели щепки. Вскрикнув, он поднял руки еще выше:
– Все, молчу! Не стреляй!
Леона нажала на выключатель на стене, и одна из ламп загорелась тусклым светом. Теперь Льюис наконец мог рассмотреть лицо актрисы вблизи. Вся эта ситуация ощущалась как сцена из боевика.
– Так-так… Настоящий детектив – и при этом не обделенный внешностью…
Она медленно подошла к нему. Льюис стоял спиной к стене, поэтому бежать ему было уже некуда.
Приблизившись вплотную, Леона резко прижала «Магнум» к сонной артерии полицейского с такой силой, что дуло аж врезалось в шею.
– Ай! – вскрикнул Льюис. Дуло обжигало кожу, однако Леоне не было до этого никакого дела.
– Руки еще выше, – холодно приказала она. Продолжая прижимать дуло к шее Льюиса, легонько провела пальцами по его груди. – А ты красивый… Впрочем, красивых я не слишком люблю. Хотя… я ни разу не целовалась с мужчиной в очках. Руки не опускай! – Строго прикрикнув, Леона расстегнула на рубашке Льюиса пуговицу и провела двумя пальцами по его коже.
Не успел тот удивиться, как пальцы Леоны резко отпустили его, и теперь он видел ее глаза прямо перед собой. Слегка приоткрытые губы медленно улыбнулись. На Льюиса смотрели манящие глаза с дьявольским прищуром.
– У тебя есть жена?
– Нет…
Едва он произнес это, как губы Леоны жадно приникли к его собственным. На мгновение их зубы столкнулись. На шее по-прежнему ощущался жар от дула, но сердце Льюиса заколотилось так сильно, что казалось, вот-вот лопнет. Ему показалось, что он спит. Тут он почувствовал что-то на своем левом запястье. Стоило ему подумать об этом, как то же самое он почувствовал и правым.
Леона резко отошла от детектива. Однако головокружение никуда не пропало, и поцелуй со знаменитой актрисой еще надолго засел в его памяти.
Прижимая обеими руками револьвер к груди, Леона попятилась назад. Палец ее правой руки лежал на предохранительной скобе. Льюис не понял, что побудило ее повести себя подобным образом, и некоторое время пребывал в замешательстве.
Подняв голову, Леона как-то странно изогнулась и захихикала. Теперь револьвер наконец-то был направлен не на него, и Льюис собрался опустить руки, однако пошевелиться ему не удалось. Раздался металлический лязг, и он понял, что его руки зафиксированы над головой.
Посмотрев вверх, он наконец понял, что случилось. Его запястья оказались в наручниках – из-за перчаток он почти ничего не почувствовал. Цепь была перекинута через железную ножку настенной лампы. Абажур находился довольно высоко, так что приподнять цепь и перекинуть ее через лампу было бы довольно нелегко. Теперь стало ясно, почему Леона хихикала.
– Хорошо выглядите, детектив. Я вас застрелю, а затем в слезах вызову полицию. Скажу им, что даже и не подозревала, что вы полицейский. Разве есть хоть одна женщина, которая примет за детектива незнакомого мужчину, проникшего в ее дом глубокой ночью? Мое объяснение будет звучать весьма естественно, и вся Америка поверит мне. Ну что, готов?
Улыбка резко исчезла с ее лица.
– С близкого расстояния на ткани останется ожог. – Медленно отступая назад, Леона снова улыбнулась, но уже зловеще. – Покажу тебе, как я стреляю. Пусть это будет твоим последним приятным воспоминанием перед смертью.
Леона отошла в угол комнаты. Пригнувшись, она опустила палец правой руки на спусковой крючок и медленно взвела курок, а затем положила левую ладонь поверх предохранительной скобы. Револьвер был самовзводным, но при спуске курка вручную вибрация была меньше, а выстрел точнее.
– Ты что, совсем свихнулась? За убийство полицейского положена смертная казнь!
