Коллекция грехов - Марина Серова
Когда я произнесла «два», Максим вынужден был поднять обе руки, однако сделал он это с очень большой неохотой.
– Молодец! – похвалила я его. – Ну а теперь быстро идите в помещение, в которое первоначально и планировали идти! Быстро!
У мужчины заходили желваки на скулах, но все же он вынужден был повиноваться. Я продолжала держать его на прицеле и так и привела его в ту комнату, где сейчас оставалась одна Елизавета. Девушка во все глаза смотрела на своего тюремщика и от неожиданности, видимо, не могла вымолвить и слова. А я в это время думала, как бы мне обезвредить Максима, лишив его мобильности. Ведь мужчина мог в любой момент напасть на меня и Митропольскую.
Я обвела взглядом помещение и увидела, что на полу до сих пор лежит наручник, который сковывал запястье Елизаветы. Однако я не смогла бы одновременно делать два дела: заковывать в наручник, безо всяких сомнений, хорошо тренированного мужчину и держать его на прицеле. Поэтому оставался только один выход из создавшегося положения: это привлечь к помощи Елизавету.
Однако это было рискованно: ведь Митропольская могла, не совладав со своими эмоциями, запросто пальнуть в Максима. Но другого варианта у меня просто не было. Максима было просто необходимо изолировать.
– Елизавета, вам придется мне помочь, – сказала я, обращаясь к Митропольской. – Идите сюда и возьмите вот этот пистолет.
Митропольская подошла ко мне и взяла оружие.
– Так, хорошо. А теперь наведите его на Максима и держите его под прицелом. Запомните: если он хотя бы на миллиметр сдвинется в сторону, сразу стреляйте! Можете продырявить ему башку, я разрешаю!
Произнеся этот воинственный монолог, я заковала Максима в наручник, обхватив его запястье. Следующей задачей было допросить мужчину для того, чтобы выяснить, сколько человек находится в особняке Ростислава Надеждинского. Знать это было просто необходимо.
Ну почему, когда нужна полиция, она заставляет хрупких женщин томиться в ожидании? Ну и делать все самим?
– Максим, скажите… – начала я, но мужчина прервал меня:
– Я ничего на стану говорить.
– Вот даже как? Тогда и я тоже не буду ждать, когда вы снизойдете до того, чтобы отвечать на мои вопросы. Значит, так. Вы сейчас же, сию секунду отвечаете на мои вопросы, или же я тут же застрелю вас! И это не шутка! Так сколько человек сейчас находится в особняке?! Отвечайте живо!
Максим бросил на меня взгляд, полный ненависти, и через силу произнес:
– В доме больше никого нет.
– Это на самом деле так? – не отставала я.
– Да. Никого нет, возвратятся позже, – пробормотал Максим.
– Ну, окей, если это именно так. Потому что в противном случае если бы в доме кто-то еще оставался, то я сначала застрелила бы вас, а потом переключилась бы на других членов вашей преступной группировки. Мне необходимо быть уверенной в том, что мы с Елизаветой сможем беспрепятственно выбраться отсюда. Ладно, этот вопрос прояснен. А теперь скажите…
Но Максим снова меня перебил:
– Больше я ничего не стану говорить.
– А почему? – тут же спросила я.
– Потому что мне больше нечего сказать, – упрямо ответил мужчина.
– Да неужели? А о том, что вы работаете на бизнесмена Ростислава Алексеевича Надеждинского, вы тоже ничего не хотите рассказать?
– Мне незнакомы эти имя и фамилия, – отвернувшись в сторону, проговорил Максим.
– Вот ничего себе! Буквально минут десять назад вот в этом гараже Ростислав Надеждинский отдал вам приказ ликвидировать вот эту девушку!
Митропольская побледнела.
– Это правда, Татьяна Александровна? – чуть слышно спросила Елизавета.
– Правда, правда! – подтвердила я. – Так что, Максим? Вы не передумали?
– Не буду я ничего говорить, – буркнул мужчина.
– А вот это напрасно, – покачала я головой. – Послушайте, что я вам скажу. Скорее всего, вы рассчитываете на то, что у вас получится остаться не при делах. Но это обман, у вас ничего не выйдет. Ведь похищение человека – это очень серьезная статья Уголовного кодекса. А вы к тому же еще и незаконно удерживали похищенную. Доказательства все налицо: вот она, стоит перед вами.
Я посмотрела на Митропольскую. Елизавета стояла все такая же бледная и тяжело дышала. Конечно, ведь не каждый день тебя похищают, держат в подвале, да еще и планируют от тебя избавиться.
– В общем, ваша участь, Максим, очень незавидная. Вашего шефа Ростислава Надеждинского не сегодня завтра схватят. Поэтому денег вы от него не получите. Впрочем, он даже и выручать вас не станет. Да вы же и сами это понимаете. Вы это знали еще тогда, когда он находился здесь, в гараже. Неужели у вас еще остались какие-то иллюзии? Значит, так. Срок за похищение человека вам светит нешуточный. Кроме того, как я уже сказала, вы действовали не в одиночку, а в составе группы. А это усугубляет ситуацию. Ну, так как? Что вы решили? Будете говорить?
Максим с минуту молчал, а потом сказал:
– Ладно, ваша взяла. Да, я понял, что Надеждинский плюнет на меня, а сам благополучно скроется. Денег у меня не будет, и свободы тоже. Поэтому… что вы хотите узнать?
– Скажите, что вам известно о плане Надеждинского заставить Константина Солодовникова продать ему часть выгодных алмазных акций? – спросила я, вынимая из сумки диктофон и включая его.
– Я поступил на службу к Надеждинскому примерно месяца два назад. Ростислав заставил меня следить не только за самим Солодовниковым, но и за его пасынком, Анатолием Канареечниковым…
Так Максим рассказал почти все, о чем мы с Кирьяновым уже имели более или менее четкое представление.
– Ладно, – сказала я, когда мужчина закончил свой рассказ. – Возможно, что суд примет во внимание ваше чистосердечное признание. Ну, а нам с Елизаветой уже пора. Мы и так у вас здесь задержались. Но вы не волнуйтесь, я сообщу о вас в полицию и за вами приедут.
Вот тут-то, можно сказать, к шапочному разбору, омоновцы и прибыли. Как положено, в бронежилетах и масках, с автоматами наперевес, они оперативно уложили всех нас троих физиономиями в пол, обезоружили меня – спасибо, запястье не сломали.
– Кто тут Татьяна Александровна? – рявкнул один, распорядившись остальными троими: те метнулись в дом выявлять и обезвреживать возможную угрозу.
– Я, – буркнула я, уже злая до неимоверности. – А где вас носило так долго? – Глянув на часы, добавила: – Расчетное время было полчаса максимум. Вас не было сорок четыре минуты.
Меня, а потом и Елизавету подняли, отряхнули со всем уважением и объяснили, что ребятам не
