Смертельный юмор - Марина Серова
– О, как вы быстро!
– А что медлить-то? Это он? – полицейский кивнул на лежащего на асфальте Василевса.
– Он самый, красавчик!
Пасечник отборным матом посылал всех в пешее эротическое путешествие, да и не только. Я была неприятно удивлена. Как же меняется человек на глазах, а вот так сразу по нему и не скажешь, что внутри скрывается такое дерьмо, – он ведь при всех встречах приятный, обходительный, умеющий пошутить, блеснуть эрудицией, активист практически во всех сферах жизни – и нате вам, такой пердимонокль.
Я в негодовании покачала головой и попыталась успокоиться, но у меня это сейчас выходило плохо.
Хорошо, что сейчас полицейские не стали мешкать и, подхватив Пасечника под руки, повели его к дверям. Он обернулся, параллельно пытаясь еще как-то изловчиться и стукнуть полицейских, но со связанными ногами и руками у него ничего не выходило.
Пасечник крикнул мне:
– Я тебя ненавижу, Охотникова! Урою!
– Ты тише, тише с такими обещаниями. Можно срок и за них получить, – один из полицейских решил его присмирить.
– Я свои права знаю.
– Вот и хорошо. Пошли, голубчик, как раз в отделении нам все про права и про обязанности расскажешь.
Они скрылись за дверями, а я, выдохнув, шагнула к стене и, повернувшись к ней спиной, просто бессильно сползла.
Так, одно дело сделано. Хотя нет, целых три: Антониду отправила в больницу, где ей окажут квалифицированную помощь. Пасечника сдала в полицию, Ираклия отправила воплощать мечту.
Кстати, Ираклий! Я же могу сейчас тоже пробраться в зал и хоть одним глазком на него поглядеть из-за кулис.
Я осмотрела себя. Да уж, видок не совсем подходящий для театра. А уж если говорить по чесноку, то совсем неподходящий. Хотя если я смогу сейчас занырнуть с черного хода, то вполне возможно, что меня никто и не заметит.
На мое счастье, у этих дверей никого не было: то ли охранник отошел в туалет, то ли его тут и не должно было быть. Какой нормальный человек станет искать приключения на свою пятую точку, пробираясь через странные застройки и ища именно черный ход? Только такие как я, а нас, к счастью, мало.
Здание Тарасовского театра второе по величине, надеюсь, что мой путь не будет через него идти слишком долго.
Я прошла мимо служебного гардероба и улыбнулась, так театр начинается с вешалки не только для зрителей, но и для актеров. На доске с информацией висели наспех прикрепленные листы с объявлениями: расписание репетиций, продажа пуант, скорбные слова о потерянном телефоне.
На стене справа была дыра, наполовину заклеенная листом с каким-то текстом.
Мне стало любопытно, я присела и прочла следующее:
«Дыра в стене. Объект историко-культурного наследия – памятник энергии и безрассудству молодых актеров двадцать первого века. Охраняется театральной труппой. Руками и ногами не трогать».
Я рассмеялась, вот юмористы! Ираклий бы оценил такое. Хотя вряд ли он заметил, скорее всего, летел к сцене на всех парусах, даже если его путь лежал через такой смешной черный ход.
Я попетляла еще немного по коридорам и, кажется, добралась до сцены – за ближайшей дверью слышался шум. Как только я ее потихоньку отворила, то поняла, что нахожусь в том крыле зала, который непонятно куда относится – то ли к зрительному залу, то ли к сцене. Ноги и интуиция меня привели туда, где обычно сидит суфлер или какой-то другой помощник – крохотное помещение с окошком – иногда из него на сцену выходит и какой-либо герой спектакля, изображая, что он перелез на улицу через окно замка.
Это импровизированное окно было задрапировано шторами, в которых была небольшая щель.
Я шагнула ближе, расширила ее, чтобы хоть что-то сейчас увидеть, и в этот момент меня просто оглушили громкие аплодисменты. Нет, они предназначались совершенно не мне. Зал рукоплескал худенькой блондинке маленького роста, которая сейчас поднималась на сцену, где находился молодой, но достаточно популярный ведущий многих тарасовских мероприятий высокого уровня.
– Марина Бойко? – ведущий полувопросительно, полуизумленно представил ее зрителям.
Аплодисменты загремели с удвоенной силой. Что происходит?
– Что происходит? – задал вслух тот же самый вопрос, который сейчас у меня вертелся на языке, кто-то рядом со мной.
Я дернулась. А когда повернула голову, увидела своего собеседника – рядом со мной стоял паренек лет шестнадцати с мелированными волосами, в белой футболке оверсайз, широченных джинсах и каких-то просто неимоверно больших кроссовках. Мне он казался ожившей и увеличенной игрушкой или героем современного мультика, который сейчас так любят мои знакомые подростки.
– Происходит чудо на твоих глазах. Это же сама Бойко! От нее зависит очень многое в столичных стендап-шоу, – прокомментировал мой интерес к тому, что было на сцене, подросток.
– Подожди. Она же столичная штучка. А что она делает здесь?
– Не знаю, сам в шоке.
– А откуда она известна тебе? Ты тоже занимаешься стендапом?
– Так ее только что объявил Гарик, ну ведущий. Да, я стендапер, но я не прошел в финал. Ведь до этого тоже был отбор, когда выбирали лучших из лучших. Вот быть бы мне как Ирвин! Его сразу подвинули к верхней границе без всяких конкурсов и отбора. Он клевый!
– Как кто? – теперь изумилась я.
– Ну Ирвин, его же весь Тарасов знает. Ты что, не в курсе?
– Да в курсе, конечно, просто немного удивлена.
– Он, кстати, и сегодня выступал так, что просто отвал башки! Ты бы слышала! – паренек так и продолжал разговаривать со мной на «ты», совсем этого не заметив и даже не представившись. А может, в современной молодежной и подростковой среде это сейчас так принято? – Прикинь, уже все закончилось, Гарик выходит из-за кулис и вдруг из этого самого окна, – он махнул рукой вперед, – выпрыгивает Ирвин, такой разгоряченный. И как давай чесать!
– Кого чесать? Куда чесать? – Я ничего не понимала.
– Да никого он не чесал. В смысле, начал такие шутки выдавать, что все попадали. Причем без бумажки, без телефона. Так из наших пока мало кто делает. Видно сразу, что сам текст писал. У него круто выходит, – паренек говорил так искренне про Ирвина, что мне стало приятно, что я вообще с ним знакома. Интересные эмоции.
– А потом… – но паренек недоговорил
