Смерть в подлиннике - Алексей Макеев
Гуров посмотрел на часы. Он «отсутствовал» целых десять минут. Моргунов все еще смотрел в окно, но глаза его были сухими. О Гурове он словно забыл.
– Алексей Егорович, вы обещали мне чай, – вспомнил он.
Моргунов зашевелился.
– Вы отказались, – сказал он. – Но если хотите, то я сделаю для вас.
– А сами не будете?
– Наверное, нет.
– Можно с вами поговорить? – спросил Гуров. – Если вы не заняты, конечно.
– Можно, – вздохнул Моргунов. – Я все равно не смогу сегодня работать.
Гуров сел на стул, забросил ногу на ногу.
– Эта история с пожаром в доме Шеффера не дает мне покоя, – начал он. – Мне кажется, что там не все чисто.
– Зачем вам это? Давняя история, уже никому не интересная.
– Не выходит из головы. И автопортрет Рафаэля до сих пор не нашли.
– Его никто не ищет. Неизвестно, был ли это и в самом деле автопортрет великого Санти. Скорее всего, подделка либо что-то отдаленно ее напоминающее. Неудачная попытка скопировать его стиль, если можно так сказать. Я видел его очень близко. Не думаю, что оно имело какую-нибудь ценность. Полотно наверняка погибло в огне, – заключил он.
– Или его украли перед пожаром, – возразил Гуров.
Моргунов недовольно посмотрел на Гурова:
– Не придумывайте.
– Я просто предполагаю. Я же следователь, Алексей Егорович. Профессия наложила отпечаток и на характер, и на привычки. Оценивать и раскладывать пасьянсы я не умею, но если есть живые факты, то мимо мне пройти уже трудновато.
– Чего вы прицепились к этому Рафаэлю?! – не выдержал Моргунов. – Он небось сто раз уже в гробу перевернулся. Уходите. Я занят. Хватит на сегодня.
Его голова мелко дрожала. Гуров пошел на кухню, набрал в чашку воды из-под крана и вернулся в комнату. Моргунов все еще был зол, но чашку взял.
– Извините меня, Алексей Егорович. Я не хотел вас расстраивать, – примирительно произнес Гуров. – Пойду, пожалуй. Не провожайте, я помню, что дверь можно просто захлопнуть.
– Сядьте, – приказал Моргунов.
Гуров сел.
– Смерть Шеффера изменила жизни многих людей, – мрачно произнес переводчик. – И мою в том числе. И жизнь Алевтины. Их что-то связывало, но я не мог понять, что именно. Алевтина прибыла в ГДР раньше меня на несколько лет, Шеффер часто посещал посольство, и они наверняка успели поработать вместе. Но там была не только работа. Алевтина сопровождала его на званых ужинах, где не требовалось что-то переводить, – все присутствующие уверенно владели немецким. Сейчас все понимается иначе, чем тогда. Тогда я еще во что-то верил. В чистоту мыслей, например. Я дам вам совет, Лев Иванович. Не расслабляйтесь. Когда-нибудь вы скажете мне спасибо за эти слова. Если, конечно, вспомните, кто вам их сказал. Вас заинтересовала та давняя история? Ну что ж, мне кое-что известно. А выводы потом сделаете сами.
ГДР. Штраусберг.
13 октября 1987 года.
Алевтина медленно шла вдоль самодельных прилавков, изредка останавливаясь и наклоняясь, чтобы поближе рассмотреть то, что ее заинтересовало. Алексей бродил где-нибудь рядом и без особой цели, но далеко старался не отходить. На его плече болталась маленькая зеленая сумочка из натуральной кожи, которую Алевтина торжественно вручила ему, выйдя из такси.
– Там деньги, – предупредила она. – Будь осторожнее.
– Ладно.
– Я серьезно, Алеша. Здесь полно карманных воров.
Поэтому он шел, накрыв сумочку рукой. Она была настолько маленькой, что легко помещалась в его широкую ладонь.
– Алеша! Сюда! – услышал он ее голос.
Алексей подошел. Алевтина улыбнулась ему своей отлично поставленной светской улыбкой. Перед ней стояла старушка в дутой куртке цвета морской волны, держа в руках фотографию в дешевой застекленной рамке.
– Посмотри.
То, что он сначала принял за фото, на самом деле оказалось картиной небольшого размера. Когда-то это был чей-то портрет, но время потрепало не только холст, но и краски, которыми он был написан. Они распались на мелкие крупинки и собрались у нижнего края рамки, прижатые стеклом.
– Сколько вы за нее хотите?
– Сколько дадите, столько и возьму, – пообещала старушка.
– Нет, я так не могу, – растерялась Алевтина. – Может быть, ты, Алеша?
Услышав русскую речь, старуха нахмурилась. Алексей сразу понял, что сейчас она заломит непомерную цену.
– Я дам вам пятьдесят марок, – пообещал он и вынул из кармана портмоне. – Вот, держите.
Старушка сунула деньги в карман и пошла прочь, оставив в руках Алевтины рамку с портретом.
– Постойте! – окликнула ее Алевтина. – Это…
Ее не услышали. Или только сделали вид. Алевтина посмотрела вслед старухе и сунула рамку Алексею в руки.
– Сволочь, – прошептала она. – Все настроение испортила. Ведьма.
– Пойдем отсюда, – предложил Алексей. – Выпьем и поедем домой.
Они купили пиво с копчеными свиными колбасками и целый кулек воздушных булочек. По дороге домой она уснула в такси.
ГДР. Восточный Берлин.
15 октября 1987 года.
Это была четвертая сигарета, которую он выкурил за последний час. Кончик языка уже саднило от табака, но он вытягивал из пачки очередную сигарету и подносил к ее кончику зажигалку.
Алексей не был пьян. То количество спиртного, которое он успел принять, совершенно никак не ощущалось.
Он ждал почти час. На дворе стояла ночь, и на строгие и геометрически правильные улицы Ютербога опустилась тишина. Время близилось к полуночи, и, кроме Алексея, вокруг не было ни души. Его разобрал нервный смех: скажи ему кто-нибудь раньше, что в эту ночь он будет дежурить в немецкой глуши, поджидая человека, который с ним даже не знаком, то он бы рассмеялся гортанным немецким смехом.
Справа что-то вспыхнуло, и Алексей быстрым движением воткнул тлеющую сигарету в шершавую поверхность камня. Здесь их было предостаточно – он стоял в темноте, облокачиваясь об останки древней стены с современными кирпичными вкраплениями, а впереди виднелась уходящая вверх заасфальтированная дорога. Это был единственный путь к особняку, куда хотел попасть Алексей.
Звук мотора нарастал. Фары полыхнули белым заревом, и на подъездную дорожку вырулил черный, как сажа, Buick Regal GNX, который, если верить слухам, Шефферу подарил король какого-то африканского государства. Передняя часть этого автомобиля напоминала Алексею морду акулы, ненавидящей любого, кто смел перейти ей дорогу. Машина покатилась медленнее и скоро остановилась, подмигнув Алексею габаритными огнями. Он быстрым шагом пошел наверх, торопясь и волнуясь. С каждым шагом особняк казался все больше и больше и в конце концов превратился в громаду, нависающую над городом.
Хлопнула дверь машины, и Алексей сошел с дорожки в мокрую
