Ирина Глебова - Выкуп
Подпольный игорный дом в «Ориентале» был разгромлен: директора гостиницы, главного администратора и ещё двух служащих арестовали. Нельзя сказать, что о существовании этого притона не знали и раньше – время от времени проводили некое подобие «облав», игроки на время затаивались, но потом всё возобновлялось. Теперь же, когда исчез человек, за «казино» взялись всерьёз – были сняты с должностей даже некоторые партийные руководители в городе. Из допросов тех, кто обслуживал подпольных игроков, выяснилось: «Жонглёр» бывал в крупном выигрыше каждый раз, а в ту ночь, когда он исчез – сорвал особенно большой куш. Напрашивалось несколько предположений. Первое, конечно, – убийство с целью ограбления. Не исключалось и то, что, накопив большую сумму денег, «Жонглёр» решил исчезнуть – начать новую жизнь, не обремененную семьёй и долгами, под новым именем. С фальшивыми документами у таких людей проблем не возникает. Была одна детель – на неё обратил внимание и следователь того времени, и Кандауров сейчас: «Жонглёр» исчез с чемоданом концертного реквизита и сумкой. Из его вещей в номере остались свитер, две нестиранные рубашки, две пары таких же носков, пара уже не новых туфель. Вроде бы – человек собирался вернуться. А, с другой стороны, это были такие вещи, которые и бросить не жалко, в то же время – ни блокнотов, ни документов, ни фотоаппарата, который у него был…
Наверное, на версии «добровольного исчезновение с большими деньгами» следователь бы и остановился. Но недели через три обнаружился труп, и не где нибудь, а именно у самой гостиницы «Ориенталь», в канализационном люке. Идентифицировали его как мужчину приблизительно того же возраста, такого же телосложения, как и пропавший Охлопин. Видимых ран не было, но мёртвый был раздет до нижнего белья, а это косвенно подтверждало версию ограбления. Тело уже сильно разложилось – летняя жара, канализационные воды, – потому установить личность более точно возможности не представлялось. Но совпадений было много, вот только одно – волосы погибшего, казалось, были темнее, чем у Охлопина. Впрочем, сравнить было не с чем, только с фотографиями, которые точного представления всё же не давали… Сотрудники милиции приняли, как рабочую верию, гибель «Жонглёра» при ограблении. Но поскольку сомнений тоже хватало, семье Охлопина о найденом теле не сообщали.
Папку с делом Эдуарда Охлопина Кандауров отдал Антону Ляшенко только на следующее утро. Тот взял и, пытливо всматриваясь в лицо подполковника, спросил:
– Есть идея?
– Идея всё та же, – Викентий прищёлкнул пальцами, – но она получила обоснование. Тебе не кажется странным совпадение: старший Охлопин бесследно исчезает и вскоре обнаруживается труп, который, вроде бы, можно принять за него. Через двадцать с небольшим лет то же самое происходит с младшим Охлопиным: он исчезает и остаётся труп, который мы должны принять за него… Как тебе аналогия?
– И правда, похоже! Но, если я правильно понял, Константин Охлопин исчез в критический момент, когда вы ему почти наступать стали на пятки. Правда, я всего не знаю…
Антон состроил наивно-обиженное выражение лица, но Кандауров предпочёл этого не заметить:
– Ты хочешь сказать – у Охлопина-старшего, судя по материалам дела, никакого критического момента не было? Однако, у него ведь была вторая жизнь, да ещё какая! Знаменитый «Жонглёр»! Его искали и, кто знает, может быть ему показалось, что тоже наступают на пятки? Времени прошло много, сейчас уже точно не установить.
– Костя Охлопин исчез в сторону заграницы… – Антон сделал паузу.
Глаза у Кандаурова заблестели:
– Молодец, капитан, я уловил твою мысль! Если продолжать нашу аналогию дальше, то можно предположить, что и Охлопин-старший в своё время тоже скрылся за рубежом… Постой-ка!
Викентий достал из своего стола блокнот, начал быстро листать, что-то ища в своих записях.
– Так, так! Когда Константин последний раз был в командировке за границей? Где-то я это записывал… А, вот! В октябре прошлого года он ездил в Вену, в Австрию, а через месяц – в Берн. Именно в Берн! А потом закрутилась вся история – не сразу, через пять почти месяцев, но ведь и время для подготовки нужно было…
– Какая история? – спросил вкрадчиво Ляшенко.
Но Кандауров отмахнулся:
– Потом, Антоша, потом я тебе всё расскажу, до мелочей. Сейчас для меня главное другое! Я думаю: а не встретились ли отец с сыном там, в Берне? И начали совместную «комбинацию»? Они ведь оба на это мастаки!
– Смелое предположение!
– Да. – Викентий запустил пальцы в волосы, на минутку застыл так. Потом усмехнулся. – Ты прав, это только предположение. Но даже если я ошибаюсь насчёт тандема отца и сына, то насчёт самого Кости – вряд ли! Его искать надо именно в Берне. Если ещё не поздно…
Подполковник Кандауров вёл официальное расследование автокатастрофы, в которой погиб Константин Охлопин, однако докладывал об этом деле лично начальнику Управления, генералу Саенко. Между генералом и банкиром Барковым была договорённость: пока дело не завершено, оно будет вестись совершенно конфедициально. В прежние времена о подобном, конечно, не могло быть и речи. Но теперь, когда в Управлении не хватало часто средств даже на бензин для оперативных машин, просьбу такого щедрого спонсора, каким был президент банка «Премьер», игнорировать не приходилось. К тому же, генерал признавал, что могут существовать семейные тайны: он знал, что Кандауров негласно расследовал гибель Инги Барковой и понимал – между смертями жены и племянника банкира возможна связь… Поэтому, когда Кандауров положил перед ним рапорт о служебной командировке в Швейцарию, он сразу спросил:
– Поездку финансирует Барков?
– Конечно, – Викентий пожал плечами. – Иначе я не стал бы об этом и заикаться.
Генерал иронично прищурил глаз:
– А, может, ты вообще пойдёшь к нему в личные сыщики?
– Вы же не отпустите, Максим Богданович!
– А что? Вон наших футболистов, я слышал, стали продавать зарубежным клубам, на западный манер. Говорят, хорошие деньги берут! Так я тебя сдам Баркову в аренду за очень большую сумму – ты же ведь первоклассный специалист! А на эти деньги хоть современную технику нашим ребятам куплю, не хуже чем у их подопечных бандитов… Да, вот какие шутки шучу невесёлые!
Генерал написал на рапорте свою резолюцию, кивнул:
– Что ж, езжай. С языком, насколько я знаю, у тебя проблем не будет. Там ведь французский в ходу?
– В большей степени немецкий, но процентов двадцать говорят по-французски. Впрочем, немецкий я тоже немного понимаю.
– Значит, договоришься… Я тебе необходимые документы и рекомендации для швейцарских коллег и Интерпола выправлю. А остальное пусть уж господин Барков даёт. Когда думаешь отбыть?
– Господин Барков выездные документы мне уже оформляет. Говорит – послезавтра вылечу. Тянуть нельзя!
Послезавтра был четверг – день недели, когда из городского аэропорта рейс отправлялся прямо в Берн. Вечер накануне отлёта Викентий провёл с Ольгой. Она наконец сумела преодолеть своё гипертрофированное чувство долга перед сыном, да и то, наверное, потому, что Тимофей устроился работать в одну из коммерческих радиопрограмм, стал там главным музыкальным редактором, хорошо зарабатывал и не часто жил дома – у него была женщина с квартирой в центре города. Во всяком случае, в последние несколько дней Ольга тоже перебралась к Викентию.
Они сидели на диване, Ольга в голубом махровом халате, поджав ноги и положив голову на плечо Викентия. Он гладил её волосы, светлые, слегка вьющиеся и ещё влажные после душа. Рядом на маленьком столике стояли бокалы с красным вином, лёгкая закуска, апельсины.
– В далёкий край товарищ улетает… – Ольга чуть наклонила свой бокал к его бокалу, раздался чудесный хрустальный звон. – Ты нынче всё по далёким краям путешествуешь.
– Если бы ты знала, как на Гавайях я часто жалел, что тебя нет рядом, что ты не видишь эту красоту! И Катюша… В Швейцарии тоже не раз пожалею, уверен.
– Не хочешь ли ты сказать, что вообще жалеешь о поездках?
– Ну уж нет! Наоборот, я благодарен Баркову. Когда б я ещё слетал в Гонолулу, а в Швейцарию? Но ничего, когда вернусь, мы-таки поедем в Крым.
Раздалась трель мобильного телефона. Ольга поморщилась: её слух музыканта и преподователя музыки коробило это стилизованное исполнение нескольких тактов из Шопеновской «Элизе». Она говорила, что Викентий не мог узнать эту мелодию именно потому, что она практически неузнаваема.
Звонил Барков. Он сказал Викентию, что все нужные документы ему подвезут прямо в аэропорт за час до отлёта. Повисла небольшая пауза, и Кандауров почувствовал, что Вадим Сергеевич хочет о чём-то спросить. Но, немного помолчав, Барков просто пожелал собеседнику счастливого пути и повесил трубку. Викентий был благодарен ему за это. Он чувствовал, насколько полное доверие испытывает к нему Барков. Ещё по возвращении из Гавайских островов, он сказал, что хотел бы пока подробности своего расследования не разглашать. Барков согласился. Так же и с поездкой в Швейцарию – Кандауров попросил: «Вадим Сергеевич, по возвращении я дам вам полный отчёт, но теперь не расспрашивайте». Барков долго молчал, а потом осторожно спросил: «Вы хотите сказать – дело будет закончено? Всё станет известно?». Викентий кивнул: «Именно так. Думаю, что в чём-то обрадую вас. Во всяком случае – удивлю».
