Ричард Касл - Обнаженная жара
— То есть…
— Ну да! Она решила, что можно вот так объявиться, после того как она меня бросила, и я кинусь ей на шею, и будем мы жить долго и счастливо.
Рук дал девушке немного прийти в себя, прежде чем спросил:
— Что же ты ответила?
— Я плеснула ее в лицо водой со льдом и ушла, — с гордостью объявила Холли.
Рук заподозрил, что она не раз за последние годы произносила эти слова перед подружками и клиентами, наслаждаясь великой местью. Но он видел и другую Холли Фландерс — ту, что два часа ждала его в темноте, девушку, в которой копилось чувство вины, неизбежное для человека, наделенного совестью, когда тот отверг другого человека. Выплеснув в лицо ледяную воду.
— Холли, ты тогда была еще подростком?
— Я не для того пришла, чтобы вы меня утешали, ясно? А потому, что раз уж узнали, что она отказалась от меня, не хочу, чтобы вы думали, будто для нее все было так просто. Оглядываясь назад, теперь, когда я старше и все такое, я вижу, что она не просто умыла руки, понимаете? — Одним глотком допив пиво, Холли медленно опустила стакан. — Плохо уже то, что это на всю жизнь останется со мной. Но было бы еще хуже, если бы я позволила вам писать вашу статью, не рассказав. Вы должны знать: хоть она меня и отвергла, в ней что-то… в ней все-таки что-то было.
Уходя, Холли привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Рука. Потянулась к губам, но он повернул голову, подставив щеку.
— Это из-за моей работы? — спросила она. — Потому что иногда я ими торгую?
— Это потому, что у меня сейчас кое-кто есть. Во всяком случае, — улыбнулся Рук, — я стараюсь.
Холли оставила ему номер мобильника на случай, если он захочет обсудить статью, и ушла. Вернувшись на кухню мыть посуду, Рук поднял ее тарелку. И нашел под ней цветное фото четыре на шесть со следами старого сгиба. На снимке Кэссиди с дочерью-подростком сидели за столиком в «Джексон-Холе»: Кэссиди улыбалась, Холли терпеливо слушала. Но Рук не мог отвести взгляда от стакана воды со льдом.
На следующее утро Хит и Рук сели за ее рабочий стол, чтобы обменяться впечатлениями о рукописи. Журналист первым делом спросил, не было ли у Никки неприятностей из-за статейки в «Ledger».
— Нет еще, но день только начинается.
— Знаешь, это ведь все Бульдог, — сказал Рук.
— Вряд ли она писала сама, пусть даже под псевдонимом, но я уверена: адвокат Солей использовала свои связи, чтобы послать мне предупреждение.
Выслушав рассказ о визите Холли Фландерс, Никки заметила:
— Как мило, Рук. Это поддерживает мою веру в людей.
— Хорошо, а то я сомневался, рассказывать или нет.
— А почему ты не хотел рассказывать?
— Сама знаешь. Боялся, что ты не так поймешь. Принимаю у себя ночью молодую даму, когда должен был сидеть в одиночестве, погрузившись в чтение…
— Как мило, что ты решил, будто мне не все равно.
Никки отошла за рукописью, оставив его разбираться в подтексте последней реплики.
Хит пользовалась скрепками, а Рук стикерами, однако оба отметили в рукописи всего по несколько абзацев. И ни один не давал оснований подозревать в убийстве колумнистки конкретного человека. Более того, они не нашли ни одного точного указания на скрытые обстоятельства смерти Рида. Рассказ велся в типичном для Кэссиди Таун ключе: намеки и коварные вопросы, подготавливающие заключительный аккорд.
И детектив, и журналист отметили одни и те же места: в основном эпизоды, где упоминалась Солей Грей и их с Уэйкфилдом наркотический роман. Рассказы участников съемок рисовали весьма мрачного Рида Уэйкфилда, который после разрыва с головой ушел в роль незаконного сына Бенджамина Франклина. Многие считали, что страсть, с которой он входил в образ, скрываясь от реальности, принесет ему «Оскар», хотя бы и посмертно.
Большую часть книги составляли общеизвестные факты жизни Уэйкфилда, но с подробностями, которые могли предоставить только люди из близкого окружения. Одну мелкую, но выразительную деталь сообщил актер, блиставший рядом с ним в трех фильмах. Сотрудничество закончилось вместе с дружбой, после того как Рид счел, что его приятель уговорил режиссера выделить ему более крупный план в «Девах пустыни». Рид не только порвал с бывшим другом, но и решил отомстить. Он послал его жене фотографии с мобильного телефона, на которых рука ее мужа шарит под юбкой актрисы второго плана. Сообщение, приложенное к снимкам, гласило:
«Не волнуйтесь. Это не любовь, это ракурс».
И Хит, и Рук сделали заметки в этом месте, чтобы обсудить друг с другом, и оба согласились, что, хотя для обидчивого актера эта история закончилась разводом, у него не было повода убивать Кэссиди Таун, поскольку он сам же и рассказал ей все.
Значительная часть рукописи посвящалась анекдотам о том, как талантливый и нервный актер уходит в загулы, пьет, нюхает и колется. Хит и Рук дружно пришли к заключению, что, если бы недостающая глава оправдала ожидания, книга стала бы бестселлером, однако на прочитанных страницах не было ничего настолько скандального, чтобы стремиться замять это любой ценой вплоть до убийства автора. Не говоря уже о том, что до последней наличествовавшей страницы Рид Уэйкфилд был еще жив.
Детектив Таррелл, нередко сетовавший на судьбу, приговорившую его просматривать видео с камер наблюдения за весь отдел, в то утро подписал себе приговор. Вслед за Каньеро направляясь к столу Таррелла, Никки уже издали заметила, с каким благочестивым трепетом тот уставился в монитор.
— Что у тебя, Тэрри? — спросила она, когда коллеги полукругом обступили рабочее место.
— На самом последнем видео, детектив. Гаражная камера показала только ноги нападавшего. По-видимому, после стычки он направился на восток, потому я прочесал тот квартал и следующий за ним. Камера магазина электроники на углу Девяносто шестой и Бродвея через шесть минут после ограбления запечатлела прохожего. Соответствует описанию, к тому же в руках пачка бумаги наподобие рукописи.
— Ты покажешь, наконец? — не выдержала Хит.
— Конечно-конечно, детектив.
Таррелл поднялся из-за стола, уронив при этом одну из трех пустых кофейных чашек. Никки передвинулась так, чтобы видеть стоп-кадр на мониторе. Рук последовал за ней. Стоп-кадр показывал взломщика в упор — тот обернулся лицом к камере, возможно привлеченный движением на работающем экране в витрине магазина. Несмотря на темный капюшон и темные очки, сомнений не оставалось. Более того, даже на зернистом черно-белом изображении различалась неопровержимая улика: похищенная рукопись в руке.
— Умница, Таррелл! — Детектив не ответил, но его покрасневшие глаза сияли. — В качестве награды можешь сам получить ордер. Каньеро?
— Готовить «тараканью тачку»?
— Да, пора, — отозвалась Никки. И когда коллеги отправились выполнять поручения, обернулась к Руку, не в силах скрыть улыбку. — Я готова к крупному плану, мистер де Милль.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
О съемках музыкального ролика детектив Хит узнала от адвоката Солей Грей — та упомянула об этом, обвиняя полицию в преследовании ее клиентки. «Ну что ж, одним разом больше», — подумала Никки, разыскивая в блокноте номер Элли из студии звукозаписи. Ассистентка сообщила, что съемка натурная, а не студийная, и в подробностях объяснила, куда ехать и даже где поставить машину.
Через пятнадцать минут Хит и Рук, проехав немного по 12-й авеню, свернули в решетчатые ворота и обогнули маявшихся снаружи папарацци — кое-кто из них подпирал свои мотоциклы. Никки махнула значком перед носом охранника и завела машину на стоянку «Интрепида»[139] на 86-м причале. По дороге Рук спросил, не опасается ли Никки, что Элли звонком предупредит Солей.
— Я бы очень удивилась, поскольку велела ей этого не делать, пригрозив арестом. И очень внятно объяснила, что, если Солей кому-то приплачивает за информацию, этот человек будет обвинен в соучастии. Элли сказала, чтобы я не беспокоилась: она как раз собирается обедать, а телефон оставила на работе. Выключенным. По-моему, она вообще намерена разорвать контракт с оператором.
Вслед за Хит выстроился целый кортеж: «тараканья тачка», а за ней фургон с дюжиной полицейских — на случай, если придется иметь дело с толпой. Еще занимаясь организованной преступностью, Никки успела понять, что плановый арест редко проходит по плану и стоит потратить пару лишних минут на знакомство с обстановкой. На съемки вполне могли проникнуть поклонники Солей, а Хит совсем не улыбалось запихивать украшенную наручниками звезду на заднее сиденье своей «краун виктории» среди роя фанатов.
Они поставили машины по направлению к выезду, чтобы потом не терять времени. Выходя, каждый, включая Никки, задирал голову к нависшему над причалом старому авианосцу.
— Чувствуешь себя таким крошечным, — пожаловался Рук.
