Сергей Костин - РАМ-РАМ
— Почему вы решили, что я — немец?
— Но вы ведь немец, — ответил я в стиле его Учителя. — И в данном случае это у меня есть основание относиться к вам с предубеждением, а не наоборот.
Старший брат потупился.
— Прошу простить меня! Учитель запретил посторонним входить в эту часть здания. Я должен был вас предупредить. Еще раз извините меня! Надеюсь, вы не станете рассказывать об этом Учителю.
— Никаких проблем, приятель!
Я даже хлопнул его по плечу, чтобы показать, какой я славный и незатейливый парниша.
— Ты слышал? — спросила меня Маша, когда мы вернулись в свою комнату. — Там кто-то плакал.
— Где плакал?
— В той комнате, откуда выскочил этот идиот.
— Я ничего не слышал. Ты уверена?
— Абсолютно!
Гуру признался нам, что не хотел появления посторонних. Что же у них стряслось?
— И еще, ты обратил внимание? — продолжила Маша. — Этот старший брат просил нас ничего не говорить гуру. Значит, тот не вполне ясновидящий?
— Правда! — согласился я. — А ведь именно он уверял нас, что Учитель всегда все знает. Natuerlich!
— Мне здесь не нравится абсолютно все, — подытожила свои ощущения Маша.
Я был согласен с ней. Но что, у нас был выбор?
— Пойдем, посмотрим, как там наш Барат Сыркар, — предложил я. — Заодно сумки свои возьмем.
Правительство Индии успело поднять машину на обнаружившемся в ашраме профессиональном, как в мастерской по ремонту шин, домкрате и даже уже открутило бензобак. Сейчас оно с помощью местного мастера на все руки — одетого по-западному в синий комбинезон, однако, по-индийски на голое тело — сокрушалось по поводу нанесенного ущерба. Ущерб состоял в тонкой извилистой трещине, образовавшейся в том месте, где бензобак был продавлен камнем.
— Это можно будет заварить? — поинтересовался я.
— Сварочного аппарата в соседней деревне нет, есть лудильщик, — ответил местный умелец. — Но он все сделает — будет, как новый!
— А как вы добираетесь до деревни?
— На машине! Сейчас попьем чаю и поедем.
— Так, может, вы нас всех отвезете в деревню? — сообразил я.
— Зачем? Последний автобус в Гвалиор уже ушел, а ночевать там негде.
— Вдруг кто-то согласится довести нас в Агру на своей машине?
— Машина только у бакалейщика, а он уехал за товаром. Да он бы и не поехал туда, на ночь глядя.
— Мафия! — не упустил возможности ввернуть любимое слово Барат Сыркар.
Умелец кивнул.
— Не волнуйтесь, завтра рано утром мы будем готовы ехать, — заверил наш водитель.
— Так сказал Хануман? — уточнил я.
— Так сказал я, но Хануман согласен! — улыбнулся Барат Сыркар.
Время шло к вечеру. Гомон птиц становился оглушительным, все вокруг
было залито мягким фиолетовым и розовым светом. Отсюда, со склона, мы видели, как погонщик пытался выгнать из мелкой реки стадо буйволов. Животные домой не спешили, и, как только погонщик отходил, норовили вернуться в воду.
Мы едва успели принять душ, как колокольчик известил о начале трапезы. Ужин — привычный набор из десятка овощных блюд с густым запахом карри — был положен в большие миски, расставленные овалом в центре столовой. Рассадка обитателей ашрама происходила в соответствии со строгим протоколом: гуру, который на нас едва взглянул, рядом с ним старший брат, потом средние и младшие. Маленький Барабан — приветливый французик, который встретил нас в ашраме, — помахал нам рукой. Потом шли паломники, тоже большей частью европейцы, только постарше, чем ученики. Нас усадили на дальнем конце овала.
Прием пищи происходил в полной тишине. За это время достойным внимания был лишь один факт: один из братьев набрал на тарелку понемногу из каждой плошки, положил поверх большую лепешку — они здесь ели чесночный нан — и унес кому-то. Точно не себе, потому что через пять минут он уже снова был с нами. Без тарелки.
Тот же колокольчик, которым манипулировал старший брат, возвестил о конце трапезы. Мы с Машей собирались тихо ретироваться, но блюститель местных порядков нас остановил.
— Учитель хотел бы побеседовать с вами, если вы не очень устали.
Я почему-то сразу понял, что Его Божественное Преподобие вряд ли собиралось обратить нас в свою веру.
— Разумеется, мы в его распоряжении.
— Разумеется, — эхом откликнулся представитель нордической расы.
А я-то хотел проявить учтивость.
Учитель ждал нас в небольшой круглой комнате с журчавшим фонтаном посередине. Он был выполнен в виде каскада, спускающегося по мраморным уступам в мраморный же бассейн, в котором плавали крошечные черепашки. А еще там плавали босые ноги Учителя. Впрочем, при нашем появлении гуру немедленно вынул конечности из воды и предложил нам располагаться на подушках, разбросанных по полу.
— Я в затруднении, — сразу перешел к делу наш хозяин, как только нам подали масала-ти.
— Если мы можем вам чем-то помочь…
В самом деле, почему нет?
— Пару дней назад в ашрам приехало трое молодых людей, — продолжал гуру, поблагодарив меня за готовность кивком головы. — Я был в отъезде, и Ананта, наш старший брат, разрешил им остаться до моего возвращения. Но мне пришлось ускорить приезд, так как вчера ночью исчезла касса ашрама, а с нею и двое из троих израильтян.
— Так это были израильтяне! — воскликнул я.
Теперь поведение старшего брата становилось понятным. Я, как это уже не раз бывало в истории, был для него представителем народа, который отвечал за все грехи человечества!
— Совершенно верно, — подтвердил гуру.
— Вы говорили, двое из них исчезли. А что стало с третьим? — вмешалась Маша.
— Третьего нам удалось задержать. Те двое купили последние билеты на автобус, а этому пришлось дожидаться следующего.
Так вот кто плакал в запретной части здания и кому относили еду!
— Он признал свою вину? — спросил я.
— Отчасти. Он утверждает, что его товарищи пытались втянуть его в эту кражу, но безуспешно. Однако поскольку он им не помешал, не предупредил старшего брата и пытался сбежать вместе с похитителями, он фактически является соучастником преступления.
— Это была большая сумма?
Гуру покивал головой.
— Очень большая.
Он имел в виду, слишком большая для ашрама, в котором оставляют лишь добровольные пожертвования?
— А почему?…
Маша осеклась, как бы прикидывая, стоит ли продолжать. Но характер взял верх.
— Если вы все знаете и все отслеживаете на расстоянии, почему же вы этому не помешали?
Гуру — я это каждую минуту не повторяю, но светился он постоянно — так вот гуру на это лишь вспыхнул в улыбке. В его глазах была искренняя любовь.
— Вы не можете постоянно думать о своем доме, особенно если у вас другие важные дела. Вот вы, — он повернулся ко мне. — Вы же очень привязаны к своей семье? Но при этом вы не звоните домой каждые два часа им, дабы убедиться, что все в порядке. И даже в конце дня вам не всегда приходит в голову эта мысль, не так ли?
Возразить мне было нечего. Последний раз я сам звонил Джессике три дня назад. А теперь Пэгги была больна, а мне вчера за целый день и в голову не пришло набрать ее.
— А вы, — гуру повернулся к Маше, — и вовсе ни разу не позвонили домой, будучи уверенной, что ваша сестра позаботится об отце.
По ошеломленному Машиному выражению лица было ясно, что и это было правдой.
— С ним действительно все в порядке, не беспокойтесь, — успокоило мою напарницу Его Божественное Преподобие. — Так и я! Я, с одной стороны, думал о более важных вещах, а с другой, полагался на своего заместителя. И даже когда касса пропала, я узнал об этом по телефону.
— Хорошо, — сказал я. — Так чем же мы могли бы вам помочь?
Гуру не спешил продолжать.
— Еще чаю? Нет? А вам, мэм?
Маша кивнула:
— С удовольствием!
Похоже, ее страх перед нашим хозяином рассеивался. Проблемы у того были вполне человеческие.
Наш хозяин подлил им обоим чаю. Потом положил в свой стаканчик сахару, помешал ложечкой, отпил и удовлетворенно щелкнул языком.
— Честно говоря, я не знаю, чем бы вы могли помочь. Но это все-таки ваш соотечественник…
— Вы хотите, чтобы мы с ним поговорили?
— Для начала, да.
— Здесь?
— Нет, я буду вам мешать! Я останусь здесь, а вы, если не возражаете, пойдите, поговорите с ним в его комнате.
— Хорошо.
Мы стали подниматься, но гуру остановил Машу.
— Может быть, мужчинам будет проще договориться наедине. А мы с вами допьем чай!
7
Старший брат провел меня на этаж гостей и остановился перед дверью, рядом с которой он совсем недавно устроил нам сцену. Он достал из кармана ключ, повернул его в замке и толкнул дверь.
Эта была небольшая комната с решетками на открытом окне, за которым дышала и переговаривалась множеством голосов тропическая ночь. Под потолком висела на кривом проводе лампочка, освещающая пустую тарелку, большую бутылку минеральной воды и лежанку в левом углу. Пленник, ожидающий своей участи, поднимался с нее, потирая глаза — он спал.