Валентина Андреева - Два крепких орешка для Золушки
Мне показалось, что кто-то хрюкнул. Мы с Наташкой переглянулись, убедились, что источником этого звука ни одна из нас не является, и перевели взгляд на Тату. Она так в припечатанном состоянии и лишилась сознания. Ну что с нее взять — не достаточно отупевший кассир-филолог. Тонкая натура. Должность кассирши капитально отразилась на речи, но до конца саму ее натуру не исправила. Может, из-за отсутствия подходящего примера? Нынче почти все кассирши имеют высшее образование, не с кого его брать.
У Наташки на этот счет имелось свое мнение:
— О, как девушка притомилась от своей вынужденной диеты. Речами сыт не будешь, — сочувственно произнесла она и безжалостно хлестнула Таточку по щекам. С первой же пощечины в Тате заговорила кассирша, она мигом пришла в себя и попыталась дать сдачи.
9
Конспиративная Наташкина вылазка в магазин удалась, слежки за собой она не заметила. Осложнения возникли только единожды и то не по существу. Просто при выборе полуфабрикатов подруга довела продавщицу до белого каления. Несчастная потеряла терпение в тот момент, когда моя приятельница, заставив ее перебрать пару лотков со шницелями и отбивными, обругала их все безразмерными резиновыми лаптями и перешла к рыбе, в богатом ассортименте… К чести продавщицы следует отметить, что первыми зашумели покупатели из образовавшейся очереди.
В свое родное измерение Тата вернулась пришибленной. Не удивительно. Наташка все же ухитрилась отвесить ей пару шлепков за сопротивление процессу скорой помощи. Вялотекущая речь отражала полный пофигизм женщины ко всему окружающему. Ясно было одно — оставлять ее в квартире без присмотра нельзя.
Наш прогноз на активизацию умственных и физических способностей Татушки после плотного «перекуса» не оправдался. Мало того, нас и самих потянуло в сон. Наташка, уютно устроившись в кресле, это легко обосновала. Выяснилось, что мы с ней — простые солдаты армии спасения, спасаем, кого ни попадя и от чего попало. А когда солдат спит, служба идет. Спасибо Чернову — вывел из полусонного состояния.
Эсэмэску Андрюше я направила сразу же после того, как Татка пришла в себя. Звонить не имело смысла, мог подумать, что навязываюсь с извинениями, и не ответить.
— Я с тобой как муж разговариваю, понятно? — заявил не помнящий зла детектив, и я честно ответила: «Нет». Едва не сослалась на детскую классику: «он улетел, милый… милый… но обещал вернуться». Это про Карлсона, но ведь Димка тоже обещал вернуться. Или не обещал? Ужас какой… Надо немедленно позвонить и сказать, что выезжаю. Поезда на Питер ходят один за одним. Мне ли этого не знать!
— Включи соображение!
Я мигом его включила и радостно завопила:
— Здравствуй, Дима! Ты уже приземлился?
— Я вообще человек приземленный, — доложил Чернов и велел нам, не торопясь, сматываться на дачу. Хотелось сообщить, что немедленно и не получится, но он меня перебил: — Я уже сказал — не торопясь!
Удивительно, как с ним ладит Даринка? Хотя дома он совсем другой человек. Вернее, просто человек, а не бесчувственная железяка. Ржавая… Потому как рыжий.
— Слушай меня внимательно, но не показывай вида. Паника мне не нужна. Надеюсь, ничего лишнего не наболтали. Только что установлено: по документам Бутакова Владислава Сергеевича и в его одежде в реанимационное отделение поступил совершенно другой человек. К сожалению, он в крайне тяжелом состоянии, подробности выяснить невозможно.
На секунду я почувствовала себя гением, гордиться собой большее время было нельзя. А так хотел ось!
— Дима, может, твой пациент бредит? Забыл, кто он на самом деле.
— У Бутакова на заднице крупное родимое пятно, у потерпевшего его нет. Есть и другие расхождения.
— Это ужасно. Димочка, а презент, о котором я тебе говорила, с собой брать?
— Если получится. Ей для сохранности другая упаковка нужна. Не получится — не берите. Выйдите из квартиры после моего «ошибочного» звонка. Я на даче часам к двенадцати буду.
— Утра?
— Ты живешь в другом временном пространстве? Двенадцать — либо полдень, либо полночь. Я буду в полночь. Все!
— Самое время для чертовщины. И я тебя целую. Жду через три дня, — с чувством произнесла я, вызвав ироническую улыбку у подруги.
— Татушка, а ты не хочешь поехать с нами? Мой доброжелательный тон был искренним, а вот улыбка фальшивила. Ну как улыбаться безмятежно в условиях опасности?
Скорее всего, именно моя улыбка женщину и испугала. В глазах опять зажглась подозрительность. Голос напрягся:
— Нет, я лучше здесь пока отсижусь. Если что, вызову милицию.
— Как хочешь, хотя с нами выскочила бы из дома незаметно, — равнодушно заявила Наташка. — Ир, не стоит ее уговаривать, Тата сама себе хозяйка. Может, она знает способ, как прожить без головы. А в том, что она ее лишится, я не сомневаюсь. Да мало ли в стране безголовых? Опыта — отсюда до завтра.
Женщина боролась с сомнениями, скороговоркой начала что-то плести насчет опасений за нашу с Натальей жизнь, пугала возможной засадой бандитов. И все это, мягко говоря, не своим голосом.
— Да мы из тебя сейчас такую уродину сотворим, любо-дорого посмотреть! Всем бандитам тошно станет! — воодушевилась Наташка.
— Ну если так… — переступая через свое «не поеду», согласилась Татушка, продолжая напряженно о чем-то размышлять, и подруга принялась за дело.
Спустя полчаса перед нами сидела убогая нищенка в довольно приличном прикиде. Наташка продолжала работать не покладая рук. На износ… хороших вещей. Жаль было портить костюмчик, но искусство, как известно, требует жертв. Немного укоротив подол черной юбки, подруга оставила его без подшивки. Две серые пуговицы мужского серого пиджачка заменила на две большие булавки, из ночной пижамы и летнего платья соорудила жалкий платочек в стиле лоскутной техники. По завершении преобразований я поняла, что мне страшно находиться рядом с Татушкой. Особенно пугали ее черные брови и неопрятные лохмы, выбившиеся на лоб из-под платочка. С помощью лака Наталья постаралась превратить волосы Таты в нечто страшнее свалявшейся пакли.
Инстинктивно отодвинувшись от новоявленной Таты, я тем не менее, активно ахая и охая, выражала свое восхищение. Можно было покидать квартиру, и звонок Чернова прозвучал как нельзя вовремя.
— Вы ошиблись номером! — сухо сообщила я абоненту и отключилась, радуясь, что теперь можно не беспокоиться за обратную дорогу, поедем под охраной.
Вниз спускались в строго оговоренном порядке: впереди Наталья, за ней, естественно прихрамывая, Тата (Наташка не зря лишила одну ее туфельку каблука) и завершала шествие я. Я же тащила небольшую спортивную сумку Таты с набором минимально необходимых ей вещей. Как удачно я через нее перескочила, вваливаясь в гости к Тате! Выйдя из подъезда, мы со сгорбленной жертвой преобразований отправились за угол дома, Наталья — к машине. Метров через двести (я была вынуждена поддерживать Татушку под руку, а посему синхронно припадать на левую ногу вместе с ней) нас подхватила подруга. Но не задаром. Открыв дверь машины и выяснив, что нам на кудыкину гору, потребовала тысячу рублей. Я вынужденно согласилась. Разобраться с вопросом преследования было проблематично. Вечерело, народу и машин — с избытком. Да меня, в отличие от Наташки, это и не волновало. Не волновало и Татушку. В машине она почувствовала себя защищенной и расслабилась до такой степени, что попросила остановиться у ближайшего магазина и приобрести за ее счет бутылку какого-нибудь хорошего вина, торт и еще чего-нибудь. Уж очень ей хотелось отпраздновать свое освобождение от кредиторов Влада.
Несмотря на мои и Натальины опасения, в магазин мы с ней отправились вместе — по ходу дела Таткино «чего-нибудь» выросло в объеме до невероятных размеров, а нам очень хотелось ускорить время возвращения домой. Урезать желания «нищенки» не стали — наголодалась бедная, сидя на одном «Геркулесе». Наказав Татке не высовываться и закрыв ее в машине, подруга придирчиво осмотрелась, пробормотала: «Черт его знает…» — и буквально бегом направилась в магазин. Я потрусила следом. На обратном пути лидировала я. Наташка, волнуясь за бьющееся и мнущееся содержимое, не решилась доверить мне сумки.
Скорее всего, именно поэтому я и пролетела мимо нашей машины. Остановил меня Натальин окрик:
— К-куда?!
— Так на кудыкину гору, — вторично сообщила я, тормозя, разворачиваясь и одновременно удивляясь Наташкиному беспамятству. — За тысячу бесценных российских рублей. — И медленно побрела обратно, чувствуя, что произошло что-то ужасное. Не зря Наташка опустила сумки прямо на асфальт. В нормальном состоянии она такого не позволяет — миллионы микробов только и ждут от нее оплошности.
— Та тушку украли… Вместе с вещами… — через силу выговорила подруга и выразила намерение зареветь.
