Священная книга атлантов - Наталья Николаевна Александрова
Надежда обогнула еще довольно густые кусты сирени, шурша пожухлой осенней листвой. За этими кустами, она увидела припаркованную машину с логотипом газовой компании и попыталась обойти и ее. Но тут из машины донесся смутно знакомый голос:
– И куда же это вы так торопитесь?
– Домой… – машинально ответила Надежда, и тут вспомнила, откуда она знает этот голос, низкий, властный и недобрый.
Это был голос человека, с которым незадолго до смерти разговаривал Вадим Кузнецов. Надежда заглянула в машину – и убедилась, что не ошиблась. В машине сидел тот самый человек с белыми как снег волосами, чьи фотографии сумела сделать Тамара Яворская в день злополучной презентации.
Надежда попятилась, собираясь броситься наутек, но тут сзади к ней подошел рабочий в зеленом комбинезоне, который и отправил ее в обход.
– Дамочка, – проворковал он, приближаясь к Надежде. – Я же сказал, что здесь опасно!
Надежда метнулась в сторону, но там ее уже поджидал второй рабочий. Он обхватил ее поперек туловища, поднес к лицу тряпку, смоченную остро пахнущей жидкостью…
И Надежда провалилась в темноту.
Говорят, что в бессознательном состоянии человек не видит снов.
Однако Надежда, плавая в беспамятстве, очень ясно увидела мрачный полутемный коридор, вымощенный каменными плитами и слабо освещенный коптящими смоляными факелами. По коридору взад и вперед сновали слуги, одетые по средневековой европейской моде.
Одни несли блюда с изысканными кушаньями, кувшины и бочонки с напитками, другие шли в обратную сторону с мисками, полными костей и объедков.
Надежда Николаевна попыталась остановить одного из этих слуг, чтобы спросить, куда она попала, но тот ничего ей не ответил и даже, кажется, не заметил ее.
Впрочем, Надежда отметила, что между собой слуги тоже не разговаривают, если нужно, они обмениваются жестами.
Надежда обратилась к служанке в белом переднике – но та ее тоже не заметила, а когда Лебедева встала на ее пути, женщина не остановилась и прошла прямо сквозь нее, как через пустое место.
При этом Надежда почувствовала только легкое дуновение ветерка.
Надежду это почему-то не испугало, она сообразила, что от слуг не будет никакого толку, и пошла по коридору в ту сторону, куда несли полные блюда и откуда выносили объедки.
Вскоре она услышала гул голосов, перемежающийся взрывами смеха и лаем собак. Надежда оказалась в большом зале со сводчатыми потолками. За огромным столом пировали богато одетые мужчины и женщины. На мужчинах были узкие камзолы, доходившие до середины бёдер, с самыми разными рукавами – и узкими, и широкими, и широкие пояса с застежками, на головах береты с перьями, а на женщинах – длинные платья и украшения. Голову женщины укрывали различными покрывалами, которые придерживались при помощи одетых на них сверху корон или венцов с зубцами. В общем, это были, выражаясь словами поэта, сцены из рыцарских времен.
Под столами свора рычащих собак кормились объедками пиршества или грызлись за них. Одна из собак выскочила из-под стола и подбежала к Надежде. Она стала лаять на нее. Надежда обрадовалась – собака, по крайней мере, заметила, что она живой человек.
Собака лаяла всё громче и громче…
И Надежда очнулась.
Средневековый пир растаял, а собачий лай слышался всё чётче.
– Гарольд, прекрати… – пробормотала Надежда полусонно.
Ей отчего-то пришло в голову, что лает Гарольд, тот самый соседский пёс, который едва не отдал душу своему собачьему богу, съев отравленный кошачий корм.
– Прекрати… – повторила она. – Я не виновата… Нечего есть всякую гадость с помойки…
Тут Надежда окончательно пришла в себя, открыла глаза.
И поняла, что лает на нее вовсе не лабрадор. Рядом с ней заливался лаем крупный угольно-черный доберман. Он буквально задыхался от злости, клыкастая пасть была в каком-нибудь полуметре от Надежды. Она попыталась отодвинутся от злобного зверя, но не смогла сделать ни шагу.
Тогда Надежда встряхнула головой, чтобы прийти в себя.
Она поняла, что сидит в деревянном кресле с резными подлокотниками. Руки ее привязаны к этим подлокотникам, а ноги – к ножкам кресла. Разъяренный доберман, захлёбывающийся лаем, посажен на цепь, которая удерживает его и не дает добраться до жертвы, иначе… Иначе страшно представить, что бы он с ней сделал!
Надежда, в общем, собак не боялась, она их даже любила. Никаких детских психологических травм у нее никогда не было. С собаками у нее всегда были хорошие отношения. Разумеется, с обычными домашними собаками. С дружелюбными лабрадорами, с дисциплинированными овчарками, с шебутными пуделями и с игривыми терьерами. Словом, со всеми собаками, которых обычные люди держат дома и гуляют с любимцами в сквериках.
Но этот доберман! Злобная, мерзкая зверюга, ишь, давится собственной слюной, готов разорвать ее на мелкие кусочки, а что плохого она, Надежда, этому гаду сделала? И ведь разорвет, как пить дать, разорвет…
С каждой минутой Надежда понимала, что положение ее ужасно.
Но как она здесь оказалась?
С большим трудом она вспомнила, как шла домой… Обошла какие-то ремонтные работы… Нет, больше она ничего не помнила. Ну надо же было так подставиться! Ведь была у нее мысль, что что-то в этой ситуации не то, есть некоторая странность, но Надежда от мысли отмахнулась. А зря, потому что задумка врагов лежала на поверхности. И вот еще… Интересно, куда делась активистка Антонина Васильевна? Кажется, день и ночь без сна и отдыха торчит у подъезда, а в этот раз ее почему-то не оказалось около открытого люка. Уж такое событие, как утечка газа, она бы ни за что не пропустила. И у работников этих липовых она бы не то что документы спросила, она бы всю душу из них вынула: кто такие, кто вызывал, почему из другой фирмы, а может, вы жулики… Словом, Васильевна если бы и поверила, что рабочие настоящие, то уж стояла бы над душой у каждого. А ее не было, и у своего окна она точно не торчала.
Надежда отогнала от себя видение: Антонина Васильевна лежит на диване в собственной квартире связанная, с кляпом во рту. Ну уж нет, не родился еще тот богатырь, который сумеет одолеть и связать Антонину Васильевну! Да не сделали еще такую веревку!
Надежда с тоской посмотрела вокруг.
Она находилась в пустом помещении без окон, по стенам тянулись трубы и разноцветные кабели. Дверь была плотно закрыта.
Должно быть, это был подвал.
Она сидела в подвале одна, крепко
