Убийства в Белом Монастыре - Джон Диксон Карр
– Что у него на уме? Вы хотя бы примерно понимаете, что у него на уме?
– Да, – ответил Мастерс и опустил руку. – Да. Но я скажу вам прямо: я не хочу думать о том, что это значит. Или… нет. Не то чтобы меня тревожило, что он держит на примете человека, о котором я подумал. Но я не понимаю, как он собирается это доказывать. Есть тут джентльмены, которые слишком хитроумны даже по его меркам. И потом, не понимаю, чего он надеется добиться, воспроизведя вчерашнее покушение на лестнице. Черт, это кажется неважным!
– Да. В том-то и дело. Слышите, как воет собака?
– Все собаки воют, – отрезал Мастерс. – Похоже, нам предстоит та еще работенка. Пойдемте к этому типу и проверим его пульс. Ну и задачка для следователя по уголовным делам, а?.. Если он недостаточно пьян, достанется нам от сэра Генри. Сюда.
Комната Райнгера была у выхода на лестницу, там, где галерея сворачивает в современную часть дома. Свет горел над фрамугой, и дверь была приоткрыта. Услышав голоса, Мастерс почти инстинктивно отпрянул. Один голос был женский, и он прерывался от рыданий. Другой принадлежал Эмери, пронзительный, словно у человека, теряющего терпение.
– Да послушайте! – говорил Эмери. – Я уже пять минут пытаюсь до вас достучаться: хватит плакать, а? Вы меня уже извели так, что стоять на месте не могу. Хватит! Если вам есть что сказать мне, говорите. Я слушаю. Вот, бога ради, выпейте, выпейте джина, а? А теперь послушайте, мисс… как, вы сказали, вас зовут?
– Берил, сэр. Берил Симондс.
– Хорошо! Итак, успокойтесь. Что вы хотели сказать?
Рыдания прекратились.
– Я пыталась, сэр, честно, я пыталась объяснить этому джентльмену вечером, правда! Но он был вусмерть пьян и смог только… ухватить меня. Я собиралась сказать ему, что не смогу сообщить хозяину, потому что хозяин, конечно, не поймет и меня попросту уволят.
– Слушайте, – произнес Эмери, – вы хотите сказать, что Карл приставал к вам? Так?
– Мне сказали, что вы его друг, сэр, и вы станете заставлять меня рассказывать! Вы не должны этого делать. Утром, когда я чаю принесла, он сказал: «Все правильно сделала». В смысле, что заперла дверь вчера. И я сообщила ему, что они говорили про убийство, так у него лицо стало такого странного цвета… Совсем пьяный, побежал за мной, халат надел и говорит: «Умница, хорошая девочка, если меня в это впутают, ты же знаешь, где я был вчера, правда?» И я сказала, что да. Но…
Мастерс постучал в дверь и тут же открыл ее.
Вероятно, ужас не дал девушке закричать. Она отпрянула и прошептала:
– Боже, полиция!
Эмери, бледный и растрепанный, вскочил со стула, уронил с коленей журнал с какой-то вульгарной обложкой и подавил испуганный вскрик.
Он стоял у разворошенной постели, а рядом с ним на столе горела лампа с газетой, обвязанной вокруг абажура. На столе было несколько бутылок, две из них пустые, стол казался липким от лимонных корок, содовой и сахара, и даже полные пепельницы были мокрыми. На фоне тусклого света лампы в затхлом воздухе висел дым.
– В общем, верно, – сказал Мастерс. – Это полиция. И я тот, кто хочет услышать ваш рассказ, мисс.
– Слушайте, – произнес Эмери и снова сел. Затем вынул из пепельницы окурок и дрожащей рукой поднес к губам. – Что тут вообще происходит? Кто-то стучит в дверь, вы открываете, а там никого. И свет выключен. И кто-то прячется в углу в коридоре.
– Вы о чем?
– Я серьезно! Спросите у нее. Это было некоторое время назад, не знаю, когда именно. И едва ли это Карл так пошутил, потому что он никогда так не напивался. Никогда, говорю я вам. С тех пор, как я с ним познакомился. И это меня до смерти напугало. Будто кто-то хотел привлечь мое внимание… Не знаю. Бред какой-то.
Взгляд Мастерса метнулся к кровати.
– Где мистер Райнгер?
– О, с ним все хорошо. Его тут нет… – Эмери покосился на девушку. – Он пошел в ванную. Будет лучше, если его оставить в покое. Говорю вам, кэп, в этого человека выпивка больше не лезет. Он…
– Да, юная леди, – сказал Мастерс.
Берил Симондс подалась назад. Это была миниатюрная брюнетка, с очень хорошеньким, пусть и немного тяжеловатым лицом, пухленькая, с честными заплаканными карими глазами. Она была в чепчике горничной и в переднике, который все пыталась расправить.
У нее вдруг вырвалось:
– Я видела все его картины! И его имя там такими же большими буквами, как и ее. Я подумала, не будет ничего дурного, если я скажу, только не увольняйте меня. Прошу, не увольняйте!
– Я разговаривал с вами, – пугающе медленно произнес Мастерс, – сегодня после обеда, и вы утверждали, что ничего не знаете о случившемся прошлой ночью. Это вам не на пользу, сами понимаете. Вы когда-нибудь уже представали перед судом?..
Понемногу им удалось собрать всю историю. Беннет, невольно вспомнив о Райнгере, извращенном, отчаявшемся, смехотворном, подумал: странно, что тот этого не предугадал. Психологически это было неизбежно. Он даже мог предугадать бредовое и смехотворное продолжение. Берил Симондс велели разжечь камин и подготовить комнату Райнгера, когда он приехал накануне вечером. Тогда он ее и увидел, но ничего не сделал, лишь шутливо ущипнул («некоторые джентльмены так делают, а некоторые – нет») и пробормотал что-то невнятное, когда она вышла из комнаты. Конечно, она вся трепетала. И была польщена. Она не видела его до позднего вечера, до одиннадцати, когда собралась лечь спать. Хозяин с гостями возвращался из комнаты короля Карла. Райнгер немного отстал от остальных и был «вроде как расстроен и зол, странный такой». Вдруг он остановился и посмотрел на нее, дожидаясь, пока остальные не скроются из вида.
Что дальше? Ну, предполагалось, что она придет к нему в комнату в два часа, когда все уснут, и он расскажет ей все про Голливуд. Он сказал, что у него есть бутылка джина. Сказал, что пошло все к черту. И она предвкушала романтическое приключение, «типа как фильмы, которые он делает, и представьте в них меня», поэтому она ответила – может быть. Берил поднялась к себе, вся трепеща, и по секрету рассказала об этом Стелле, с которой жила в одной комнате, а Стелле чуть дурно не стало: «Боже мой, не будь дурочкой, вдруг хозяин узнает?»
– Итак, – перебил Мастерс, – вы спустились в два часа?
Он и Беннет уже начинали понимать смысл последнего насмешливого комментария Райнгера в адрес Кейт Бохун, когда тот поднимался наверх в полвторого.
Берил
