Дневники преступной памяти - Галина Владимировна Романова
– Почему?
– Потому что боялся. Я и сейчас его боюсь. Он не оставит меня в живых, так и знайте. Найдет способ.
– Вы ему так не нравитесь?
– Нет, не в этом дело. Ему просто нравится убивать. И все. А если есть еще и личный мотив… Ужасной жизни своей матери он мне так и не простил…
Потом было еще очень много допросов. По всем эпизодам, а набралось их немало. Дело в суд было передано после долгого следствия, в котором обнаруживались все новые и новые детали, множились жертвы и обманутые люди.
Коровин успел переключиться на другие происшествия, сходить в отпуск и побывать на море. Вернулся оттуда загоревшим, выспавшимся, но раздраженным. Ему то и дело бросалось в глаза чужое счастье. На этаже в отеле каждый номер заселяли отдыхающие пары с детьми. За дверями их номеров было то шумно, то тихо, то счастливо. Смех, визг, снова смех. И у бассейна то же самое. А он был один. И это нервировало. А особенно бесили изучающие взгляды одиноких женщин и их назойливое внимание. И желание с ним сойтись поближе. В итоге он шел на пляж и уходил ото всех подальше. И все думал, и думал… о Панкратовой.
Она не позвонила ему ни разу после того, как они расставили все мыслимые и немыслимые точки над i. Пересекаясь по делу Роговых, они вели только официальные разговоры. Иногда он доставал телефон, искал в журнале ее номер и подолгу держал палец над трубкой вызова. Но так и не решился ей позвонить. Ни разу.
Вернувшись из отпуска, сразу окунулся в рабочие будни – опасные, рутинные, хлопотные – всякие.
Ваня Смирнов подал рапорт о переводе в другой отдел, где поспокойнее и не так опасно.
Мариночка…
Вот кто не переставал удивлять! Поменяла имидж, остановив выбор на джинсовой одежде по фигуре, она у нее странным образом обнаружилась, подстриглась почти налысо, регулярно делала маникюр. И нашла себе приличного парня. И кажется, забыла об идее поймать маньяка.
Климов окончательно перевелся к ним, дружбу с Зоей Павловной Шайкевич продолжил. Она настаивала на встречах. Чувствовала себя абсолютно счастливой и подумывала о написании мемуаров.
Воронков с Царевой поженились. Дочь фыркала, но ультиматумов не выдвигала. Царевой не было предьявлено ни одного обвинения, хотя на допросы ее приглашали регулярно.
Ася Панкратова…
А вот о ней Коровин почти ничего не знал. Какие новости, если все общение сводилось к «здрасте» и «пока»? Сплетни собирать он не терпел. А так…
– Позвони ты уже ей, подполковник, – вдруг подала голос из-за монитора почти наголо стриженная Мариночка. И добавила ворчливо: – Надоело твои вздохи слушать. Весь кислород выкачиваешь. Только не спрашивай, кому позвонить? Глупо!
– Знаешь что! – возмутился Коровин.
Схватил телефон и вышел из кабинета. А у коридорного окна Ася. В прекрасно сидящем на ней кителе, на каблучках, с кем-то говорит по телефону.
Он подошел сзади, дождался, когда она закончит разговор, и произнес:
– Привет.
– Привет, – повернулась она и глянула. – Что-то хотел, Коровин?
– Да. Извиниться.
– За что? – Ася удивленно вскинула идеальные брови. – Будто не за что. Мы все вроде выяснили. Ты меня не обидел.
– Я нас обидел, Ася. И я нас… Нас не стало. И это я виноват. Прости.
Голос у Коровина сел. Оттого, что он вдруг понял, как скучал по ней. И что повел себя неправильно. И даже не попытался понять. Сразу отказал как отрезал.
– Прощаю. Что-то еще? – Ее губы задрожали, хотя она тщательно пыталась контролировать улыбку.
– Да. Я готов.
– К чему, Коровин?
– Я готов рассмотреть твое предложение.
Денис сунул телефон в задний карман черных джинсов. И, не зная, куда девать руки, которыми очень хотелось ее обнять, сцепил их за спиной.
– Какое предложение? – Кажется, она не собиралась ему помогать.
– Твое предложение взять тебя в жены, Аська. Не выпендривайся. Я готов…
– Подумать? То есть не я должна подумать, как общепринято, а ты? – Ее глаза округлились. – Ну ты и придурок, Коровин!
– Согласен…
– Думаешь, что то мое предложение еще в силе? Да черта с два! – Ее носик даже заострился от злости. – Думаешь, мне замуж, что ли, выйти не за кого? Есть! Будь уверен!
– И что, выйдешь? Не за меня?
Она молчала минуту. Потом выкрикнула:
– Нет. Не выйду! Или…
Ася пошатнулась на тонких шпильках и уткнулась лицом в его ключицу, прошептала: – Или ты… Или никто…
