Мумия для новобрачных - Мария Вадимовна Жукова-Гладкова
Я печально усмехнулась. Костя, конечно, мог бы махнуть рукой и сказать: «Ищи, если хочешь». Но подавляющее большинство людей послали бы Лилю далеко и надолго. Может, не поверили бы, но, скорее, принялись бы за поиски сами. И Лиля не получила бы ничего.
– Ты считаешь, что она из Свиридовых?
– Откуда она могла узнать про клад? Информация могла передаваться из поколения в поколение. Может, даже чертеж какой-то имелся. Я сейчас вспоминаю, как она тут бегала с рулеткой и портновским метром, что-то измеряла, рисовала, записывала. Вероятно, она знала о существовании потайной комнаты, но не знала, в какой из комнат квартиры воздвигли стену.
Я предложила спуститься к соседке снизу, а потом подняться к соседям сверху и поинтересоваться, бывала ли у них Лиля. Соседку снизу я знала, соседей сверху не видела ни разу, поэтому для меня было проще начать с нижней. Да и она должна быть дома – у нее двое маленьких детей.
Мы спустились, и я поняла, какая хорошая в этом доме звукоизоляция: дети орали непрерывно, а у Кости их не слышно. Да и в самой квартире после того, как соседка отправила их в дальнюю комнату, а нас пригласила в кухню-столовую, мы уже слышали не крики, а какие-то нечеткие звуки в отдалении.
Мы пояснили, что нас волнует.
– Приходила знакомиться, – подтвердила соседка. – Измерять ничего не измеряла, но осматривала, что мы тут сделали. Говорила, что у тебя дикий бардак, Костя, тебе на все наплевать. Хотя я это и без нее знала и видела еще до ее появления. Говорила, что хочет сделать перепланировку, квартиру в божеский вид привести, интересовалась, не знаю ли я, какие стены тут капитальные. Я, дура, дала ей план квартиры. У тебя он тоже должен быть. При покупке же пакет документов оформляется. Но она сказала, что у тебя ничего не найти. Вот я и дала. Там же все отмечено. Лилька сбегала на почту, сняла копию, мне вернула, очень благодарила. Костя, Наташа, простите меня, но откуда я могла знать?
Хотя в СМИ о кладе до сих пор ничего не сообщалось, эта соседка про него слышала, потайную комнату и проем в стене, получившийся после взрыва, видела. Ее же опрашивали, да и она постоянно крутилась рядом с оперативно-следственной группой. Явно из любопытства. Да и скучно ей целый день с детьми сидеть. Ее муж занимается каким-то бизнесом, и я его вроде никогда не видела. Костя его знает, по крайней мере, визуально, и здоровается.
– Чем-то еще Лилька интересовалась?
– Да вроде ничем, – сказала соседка. – У нас с ней общих тем для разговоров не нашлось. Она сказала, что детей пока не планирует, для себя пожить хочет, да и ты не горишь желанием снова стать отцом. Сейчас вспоминаю: да, ее интересовала квартира. План квартиры получила – и больше ей ничего не требовалось.
– Она говорила, чем занимается?
– Сказала, что дизайнер. Правда, интерьерами раньше не занималась, и это будет для нее новый вызов.
– Дизайнер чего?
– Она не сказала, я не спросила. Только один раз она у меня была. Хотя мы с ней здоровались, когда на лестнице сталкивались или на улице. Машину я ее знаю.
Мы оживились. К сожалению, номер соседка не помнила, вообще не обращала на него внимания, но марку машины и цвет назвала. Костя тут же позвонил следователю. Машина не могла не попасть в объективы камер видеонаблюдения. Пусть сама Лилька всячески скрывала лицо, но с автомобилем это не получится!
Странно, что оперативно-следственная группа не подумала про машину. Может, они и задавали Косте соответствующий вопрос, но раз Костя даже не знал Лилькин номер телефона… Что с него взять?
Я спросила у соседки, кто живет на шестом этаже, прямо над Костиной квартирой.
– Там богадельня, – ответила она.
Мы уставились на нее широко раскрытыми глазами. Женщина рассмеялась.
– Костя, ты эту квартиру купил из-за толстых стен, да? Чтобы тебя никто не слышал и претензии не предъявлял.
Костя кивнул.
Соседка пояснила, что появление на шестом этаже мини-дома престарелых также объясняется хорошей звукоизоляцией в их доме. Возможно, там еще сделали дополнительную.
– Там окна закрыты какими-то странными ставнями, – в задумчивости кивнул Костя. – Я помню, что голову поднимал и думал: почему у них свет никогда не горит? Хотя вроде слышно, что кто-то живет. Очень слабо, но что-то слышно. От вас ничего.
– Мы тут квартиру купили после ругани с соседями. Они не понимали, что дети кричат. Хотя мои особенно громко кричат. Это так. Но мы раньше жили в новом доме – престижном жилом комплексе. А там слышимость… – Женщина закатила глаза. – В общем, нам надоели скандалы с соседями.
– А тут дом непрестижный. Квартира больше, но стоит дешевле.
– Почему непрестижный? – удивилась я. – Дом восемнадцатого века. Это не хрущевка и не брежневка.
– Наташа, ты не знаешь ситуацию на рынке недвижимости.
Я не знала. Я продолжаю жить в той квартире, в которой родилась. Ее мои родители от государства получили. Вместе с бабушкой и дедушкой со стороны матери. Но потом я осталась в ней одна… Затем родила Юльку. И сейчас я не представляю, как четверо взрослых людей и я, ребенок, проживали там, где мы сейчас вдвоем с Юлькой. Но я помню, как они говорили, что отдельная квартира – счастье.
Соседка тем временем объясняла, что массе людей квартиры в этом доме и соседних даром не нужны. То есть даром, конечно, взяли бы, но потом обменяли бы на современное жилье. Самый большой плюс – толстые стены и малая слышимость. Но проблема возникает с любой перепланировкой. Можно сделать на свой страх и риск, но потом, если придется проводить какие-то сделки с квартирой, влетишь на огромный штраф. Если действовать законным образом, то получается дорого и все равно разрешат не все. Проблемы возникли у людей, которые в девяностые делили такие квартиры на две – во всех домах в округе много таких. Одни жильцы получали вход через парадный подъезд, вторые – через черный ход. Кухня и ванная оставались у одних, а вторым разрешалось только провести холодную воду. Потом ставили водогрей и меняли проводку, чтобы поставить электроплиту. Газ провести нельзя! Хотя все эти дома газифицированы, и давно. От этой же соседки я узнала, что Петербург еще и именуется колыбелью российского газового дела. Я раньше слышала только про колыбель трех революций. Но оказалось, что история газового дела, как ее называют (читай: газификации), началась в 1811 году, еще до войны с Наполеоном. Хотя Петербург же
