Потерянная рукопись Глинки - Людмила Львовна Горелик
Вскоре после завтрака приехали Мицкие. Встречали их, как всегда, на крыльце. Глинка, удалившийся было в свое «дупло», тоже вышел на шум приближающегося экипажа.
– Погода прекрасная! – воскликнула Лиза сразу после приветственных объятий. – И мы решили проехаться, даже, возможно, пригласить вас на совместную прогулку. И заодно узнать, как наши подопечные, которыми мы вас так неосторожно обременили – беглый крестьянин и его очаровательная цыганка?
Она произнесла это с искренней заинтересованностью и одновременно с иронией.
– Да, романтическая история, – кивнула Маша. – Тут впору вспомнить Карамзина: «И крестьянки любить умеют!»
– И цыганки! – захохотал Дмитрий Стунеев.
– Вот ты смеешься, папа, а вспомни поэму Пушкина «Цыгане»! – горячо и без насмешки заговорила Юля. – Какая там цыганка!
– Так это в поэме, Юленька, а не в таборе! – возразил ее отец. – Искусство одно, а жизнь – другое.
Глинка же ответил на вопрос Лизы серьезно:
– Ванька поправился, выздоровел. Цыганка пока тоже у нас живет. Я ей разрешил за ним ухаживать.
– Мы с Лизой сейчас ехали – так хорошо в поле. Воздух свежий, не жарко, – перевел разговор на другую тему муж Лизы, Александр Никанорович. – Предлагаю всем прогуляться пешком!
Собрались быстро, а шли медленно. Погода и впрямь радовала. Бывают такие ясные дни в конце августа… Шли по дорожке к речке Хмаре. С одной стороны простирался луг. Трава уже начинала кое-где желтеть, но цветов еще было много. Юля их собирала – ромашки, лютики, колокольчики… Девочка то и дело отбегала от дорожки за каким-нибудь красивым цветком. С другой стороны дороги было убранное поле ржи, а за ним виднелся лес.
– Мишель, что же вы с этим беглецом будете делать? Неужели наказывать? – вернулась к разговору Лиза.
– Он уже сам себя наказал своей глупостью, – ответил Глинка. – Так что наказывать не будем. А что будем делать? – Он недовольно пожал плечами. – Отцу вернем. Однако он от цыганки своей не отвяжется, сколько ни бей, а его со всех сторон будут бить. Погубил он сам себя.
Тут вмешалась Юля. Она шла теперь рядом со взрослыми, прижимая к груди букет.
– Дядя, а что, если дать ему вольную? – спросила она.
– За что ж вольную? За то, что сбежал? – вмешалась мать девочки. – Так у нас все разбегутся. Пусть спасибо скажет, что не наказываем.
– Вольная тут тем более ничего не решит, только хуже может сделать, – добавил Глинка. Он говорил больше для Лизы, которая, в отличие от Юли, свое отношение скрывала, но тоже, как он видел, сочувствовала романтической истории. – Получив вольную, он с цыганкой свяжется. Отец его выгонит. И куда они пойдут без кола, без двора? Только нищенствовать. Да и таборные на него зло затаили, вряд ли так оставят.
– Их надо спрятать! – закричала романтическая Юля. – Давайте их спрячем!
– Жюли, никогда не суди о том, чего не понимаешь, – сделал ей замечание отец. И мать кивнула, поддерживая. Но неожиданно вмешался муж Лизы, Александр Мицкой.
– Ситуация интересная с судебной точки зрения. Как председатель уголовной палаты, имеющий опыт даже и в таких делах, могу сказать, что спрятаться в подобной ситуации можно. Только деньги хоть кое-какие надо иметь, и маловероятно, что крестьянину это удастся.
– А не можем ли мы им помочь? – Лиза рассеянно теребила в руке сорванный у обочины колокольчик. – Может, дать им вольную и пусть живут не в Починке, а, например, в Бобырях? Все ж подальше от табора.
Все с удивлением посмотрели на нее, потом на ее мужа. Тот, немного помолчав, ответил:
– В Бобырях слишком близко. От табора тоже рукой подать, узнают скоро. Если б они подальше могли уйти, то, может, и жили б с божьей помощью.
Тема уже заинтересовала всех. Теперь даже с теоретической точки зрения.
– А если в Шаталово? – спросил Стунеев. – Кстати, я мог бы составить протекцию: хорошо знаю тамошнего управляющего, да и с помещиком знаком. Премилые люди.
– Шаталово – уже лучше, – ответил Мицкой. – С шаталовскими у наших крестьян практически нет связи. Если тихо будут жить, то, может, и не узнают здесь про них.
