Дело о смерти фрейлины - Лариса Куницына
— А в нём? Только не говори, что ты справился с любопытством!
— Не справился. Там много всякого хлама, в том числе запечатанный глиняный горшок, десяток пустых аптекарских склянок и книга. Её я прихватил, остальное оставил, поставив у двери городскую стражу.
— Опять козырял жетоном тайной полиции? — проворчал Марк, взяв у него из рук растрёпанную книгу, купленную наверно у какого-нибудь старьёвщика. — «Вертрад» Орсини.
— Именно. Что ж до жетона, то вы служите в тайной полиции, а я служу вам. Разве это не значит, что я тоже служу в тайной полиции?
— Может, тогда граф Раймунд будет платить тебе жалованье? — проворчал Марк и задумчиво взглянул на плащ. — Так, открой сундук и дай мне другой, этот вымок.
— Дождя же нет! — воскликнул оруженосец.
— Это слёзы нашего убийцы. Давай, шевелись. Я хочу съездить туда и всё осмотреть, прежде чем говорить с ним.
Они вернулись через два часа, захватив с собой склянки и горшок, который Эдам тут же понёс лекарю Фрессону, чтоб тот установил, является ли содержимое тем самым ядом. Получив к вечеру утвердительный ответ, Марк, наконец, решил допросить де Серро, и, спускаясь по лестнице, увидел усталого Гаспара в запылённой одежде.
— Скакал день и ночь, чтоб поспеть, — сообщил тот, остановившись и отвесив барону поклон.
— Что выяснил? — спросил Марк.
— Де Серро не погиб, а сбежал, подкупил надсмотрщика. Я сразу заметил, что этот малый юлит и путается, прижал его, как следует, он и поплыл, как свеча, растёкся, хлюпая носом.
— Подозреваю, разбитым.
— Пусть скажет спасибо, что я ему руки-ноги не переломал. Короче, он сознался и всё рассказал. Я истребовал у коменданта охрану и ещё одного коня. В карете бы мы долго пылили, так что привязали этого негодяя к седлу, чтоб доехать быстрее.
— Он жив?
— И может говорить, — кивнул Гаспар.
— Молодец, — похвалил его барон. — Иди спать. С остальным я разберусь сам.
Де Серро стоял, понурившись, в центре камеры для допросов. Он уныло поглядывал на невозмутимого клерка, который аккуратно раскладывал на небольшом столике в стороне бумагу и письменные принадлежности. У дверей, неотрывно глядя на него, стоял тюремщик. Потом дверь распахнулась, вошёл барон де Сегюр, а следом втолкнули какого-то взлохмаченного человека в порванной одежде. Его лицо было разбито, но де Серро узнал его сразу.
— Это он? — спросил барон у надсмотрщика из рудника.
— Да, господин, это Матис де Серро, — едва бросив на него взгляд, подтвердил тот. — Это он дал мне немного золота, чтоб я помог ему бежать.
— Уведите его, — приказал барон, и стражники утащили его прочь.
Подойдя к своему столу, барон де Сегюр небрежно бросил на него книгу, после сел. Повинуясь его жесту, тюремщик принёс стул и поставил его рядом с де Серро, а тот молча смотрел на книжицу, которую прятал в своем тайном сундуке.
— Вы её нашли, — тихо проговорил он.
— Да, и яд, и оставшиеся склянки. После всего этого, включая показания надсмотрщика, ваше признание не так уж важно для меня, но вам оно может дать шанс облегчить свою судьбу.
— Вряд ли, — де Серро сел на стул и вздохнул. — Даже если король помилует меня, я не вынесу заточения. Я слишком болен. Но вы правы, мне стоит всё вам рассказать. Я, Матис де Серро, осуждённый шесть лет назад по навету торговца Бошана и его дочери Клодины. Я был невинно осуждён и отправлен на каторгу. Эти два года превратились для меня в сущий ад. Я не знал до этого ни трудностей, ни лишений, но даже не кандалы, не тяжкий труд в руднике, не побои, которые сыпались на меня со всех сторон, терзали мою душу. Я не мог смириться с тем, что меня предала та, кого я любил так страстно. Она ведь тоже клялась мне в любви. Я был на вершине счастья, и пал так низко из-за неё. Днём и ночью я думал, как отомстить ей, придумывая самые жестокие виды казни, но понимал, что это всё неисполнимо, пока я скован цепями. И я решил бежать.
Перо клерка тихо скрипело по бумаге, а де Серро задумчиво смотрел на книгу на столе.
— Да, я думал лишь об этом. Там было совсем немного возможностей сбежать, но однажды мне повезло. Мы напали на золотоносную жилу. То и дело под моей киркой появлялись блёстки золота. Нас обыскивали каждый день, но я придумал хитрость: прятал золото за щекой, а потом ночью засовывал его в раны от кандалов, которые не заживали. Через какое-то время я насобирал с десяток маленьких самородков и сговорился с этим надсмотрщиком. Я знал, что он продажен. Я отдал часть золота ему, а он подстроил обвал в шахте и сказал, что я был там. Поскольку штольня была отработана, никто не стал искать там мой труп. А ночью он вывел меня за стену и оставил на краю леса. Я пошёл на восток. Я был уже болен и слаб, и, скорее всего, умер бы, но набрёл на реку и пошёл по берегу, надеясь встретить людей. Там и отыскал меня тот старик.
— Как его звали? — спросил Марк.
— Не знаю. Я так его и звал: «старик», а он меня — «парень». Он ничего о себе не рассказывал и никогда не спрашивал о прошлом меня. Я боялся его. Он тоже был из беглых каторжников, высокий и крепкий, заросший, как зверь, с косматой бородой. Он всегда носил за поясом топорик, и я видел, как он зарубил им напавшего на него дикаря. Он собирал травы и лечил людей из диких племён, что живут на западе, а ещё делал порошок из мухоморов, который они применяют для своей магии. Они расплачивались с ним мясом и шкурами. Иногда к нему приходили контрабандисты, забирали шкуры, редкие травы и коренья, и тот самый порошок. Денег он не брал, говорил, что ему они ни к чему, потому ему привозили продукты и утварь, нужную в хозяйстве. Он и научил меня разбираться в травах
