На гребнях волн - Вендела Вида
– Ну… мы ведь как бы самые гламурные цветы этого города, – говорит Мария Фабиола. – Тепличные цветы.
– То есть вас надо держать в теплице? – уточняет Шелли Стайн.
– Ну, не знаю, – мнется Мария Фабиола, – вам лучше знать, ведь это вы разбираетесь в садоводстве. Не то чтобы нас надо держать в теплице – я не это хотела сказать…
– А что ты хотела сказать? – спрашивает Шелли Стайн. Вдруг становится видно, что она очень устала.
– Что мы самые интересные в городе, – отвечает Мария Фабиола. – Гламурные и загадочные. Интригующие для внешнего мира.
– Для внешнего мира? – переспрашивает Шелли Стайн. – О чем это ты? Внешний мир – это Индия? Франция?
– Нет, – отвечает Мария Фабиола. – Остальной Сан-Франциско.
– Ясно, – отвечает Шелли Стайн. – Что ж, мне пора, если хочу…
– А когда выйдет статья? – спрашивает Мария Фабиола.
– Не могу сказать точно, – отвечает Шелли Стайн, убирая ручку и блокнот.
– Может быть, я лучше напишу обо всем, что с нами случилось, и отдам вам? – говорит Мария Фабиола. – Мысли путаются, ничего не могу сообразить!
Я смотрю на нее – а потом смотрю еще раз, с изумлением: она по-настоящему плачет!
– Вчера, когда мы с Юлаби сравнивали свои истории, они звучали одинаково, и теперь мне так стыдно, что не могу все припомнить!
Шелли Стайн роется в сумочке и протягивает Марии Фабиоле пачку салфеток.
– Да, конечно, – отвечает она. – Можешь отдать свое сочинение мистеру Мейкпису, а он передаст мне.
Едва Шелли Стайн уходит, Мария Фабиола вскакивает, чтобы закрыть за ней дверь. Слезы мгновенно высыхают.
– От тебя никакого толку! – шипит она.
– Я забыла, какую версию мы выбрали, – отвечаю я. – А потом, когда она сказала, что Джентл тоже пропала, я совсем растерялась.
– Только это нас и спасет! – уверенно говорит Мария Фабиола. – Три исчезновения надежнее, чем два, ясно?
– А ты о ней не беспокоишься? – спрашиваю я.
– О Джентл? – отвечает она. – Нет, конечно. Она же хиппи. Пропащая – так и говорится. Такие люди и живут для того, чтобы пропасть. А беспокоюсь я о тебе! Мне нужно знать, можно ли на тебя положиться. Такими темпами мы на первую страницу не попадем! Когда приедет полиция, ты уж, пожалуйста, соберись. Сама ничего не рассказывай – ясно, что не сумеешь: но хоть поддакивай всему, что я говорю! Просто поддержи меня! Это-то сможешь?
Тут в кабинет входит мистер Мейкпис.
– Ну, как все прошло?
– Ужасно! – отвечает Мария Фабиола, и из глаз ее мгновенно начинают литься слезы. – Так больно, так невыносимо снова все это вспоминать!
– Вот твои салфетки, – говорю я и пододвигаю пачку к ней.
30
Миссис Патель разводит нас по классам и всю обратную дорогу болтает без умолку. Это большое облегчение: мне нужно отдохнуть от Марии Фабиолы и ее махинаций. Сейчас у меня французский, а Мария Фабиола идет на испанский. На французском мадемуазель рассказывает нам, что в Тулузе в ресторане никогда не подадут салат, листья которого приходится резать ножом.
– Такой салат – для лошадей, – говорит она.
Мадемуазель молодая, выглядит шикарно, всегда ходит с шарфом вокруг шеи – мы подозреваем, что прячет засосы от любовника.
Еще до конца урока миссис Патель снова просовывает голову в дверь. Это за мной. Приехала полиция.
Когда я добираюсь до кабинета, Мария Фабиола уже там. Увидев меня, вскакивает и обнимает так, словно мы много лет не виделись.
– Просто повторяй все, что я скажу! – шепчет она, притянув меня к себе.
Из кабинета мистера Мейкписа выходит детектив Андерсон, и за ней двое детективов-мужчин.
– И снова здравствуй, Юлаби, – говорит детектив Андерсон. – Пойдем со мной в кабинет, не возражаешь?
Мария Фабиола встает.
– Нет-нет, – говорит детектив Андерсон. – Мы побеседуем с вами обеими по очереди. Не беспокойся, мы Юлаби не обидим, – добавляет она.
Я иду за полицейскими в конференц-зал, тот же, где они разговаривали со мной в прошлый раз.
– Мы так рады, что ты благополучно вернулась домой! – говорит детектив Андерсон и, должно быть, целую минуту смотрит мне в глаза.
Наконец я отвожу взгляд к окну, выходящему на площадку для игр. У младших классов сейчас большая перемена, и девочки высыпали на улицу. Играют в вышибалу, в четыре угла – те же игры, что были и у нас. Игры, в которых есть правила.
– Мы хотели бы понять, что произошло, – говорит детектив Андерсон. – Можешь рассказать нам, где ты была последние несколько дней?
Я смотрю в окно, вижу, как первоклассница бьет по мячу и мяч взлетает высоко в небеса.
Сейчас я делаю выбор. Выбираю больше не прикрывать Марию Фабиолу. Знаю, какие будут последствия – с этим я уже сталкивалась. Но все равно.
– Меня никто не похищал, – говорю я. – Я пряталась во флигеле на заднем дворе Балетной школы Оленской на Клемент-стрит. А потом встретила на улице двоюродного брата и пошла к нему домой, в Уэст-Портал.
– Мария Фабиола была с тобой? – спрашивает детектив Андерсон.
– Только вчера, несколько часов. Пришла во флигель искать меня. Она знала, что я там, потому что сама, когда исчезала, пряталась там же.
– Подожди-ка! Так она тоже была во флигеле? Ее не похищали?
– Она пряталась во флигеле, – отвечаю я.
И ненавижу себя и знаю, что Мария Фабиола никогда мне этого не простит. Страшно подумать, во что она превратит мои ближайшие годы. И, подумав об этом, я решаю бить первой.
– Вы что, заранее сговорились, что обе исчезнете?
– Нет, – отвечаю я. – Она взяла эту идею из книги.
– Из книги?
– Да, из книги, которую стащила из кабинета нашего учителя литературы, – отвечаю я.
Детективы переглядываются, однако того облегчения, которого я ждала, у них на лицах не видно.
– Спасибо, Юлаби, – говорит детектив Андерсон. – Ты сэкономила нам массу времени, а оно сейчас очень дорого. Видишь ли, Джентл Гордон пропала по-настоящему.
Вслед за детективом Андерсон я выхожу в предбанник. Мария Фабиола, увидев нас, вскакивает и разглаживает на себе юбку.
– Я готова, – говорит она детективу Андерсон.
Но детектив Андерсон отстраняет ее, вытянув руку вперед, словно ловит машину на обочине.
– Не сейчас, – отвечает она, и все трое уходят.
Из школы меня в тот день забирает мама. Она стоит первой в очереди – мне не приходится ждать, когда выедет со стоянки длинная череда «Вольво». Мария Фабиола смотрит, как я сажусь к маме в машину: вид у нее озадаченный.
Дома я рассказываю родителям все.
Свея делает нечто необъяснимое: готовит ножную ванну с ароматической солью и ставит тазик перед моим стулом. Мама лепит фрикадельки. Папа показывает мне письмо из «Кристи», куда он отправил на экспертизу полотно
