Барбара Майклз - И скоро день
Дэвид подмигнул мне и закатил глаза в притворном благоговении.
Франческа тем временем поджидала меня у парадных дверей, как будто хотела поговорить со мной. Я рассказала ей, что удалось забронировать билет только на понедельник, поэтому мне придется задержаться до следующего воскресенья.
— Я верну свою машину в агентство в аэропорту, — объяснила я, — поэтому мне не понадобится Альберто. Я доеду до Рима сама.
— Делайте, как считаете нужным.
Очевидно, высказанное ею желание удержать меня на вилле было лишь обычной вежливостью. Тень сестры Урсулы прошептала мне в ухо: «Ты видишь? Честность прежде всего. Может быть, тебе стоит сейчас объяснить ей...»
Заткнись, сестра Урсула!
Когда я доползла до своей комнаты, то там меня ожидал приятный сюрприз. Около окна стояла ваза с цветами, заходящее солнце просвечивало сквозь лепестки огромного букета, на лепестках еще сохранились капли влаги. Сначала розы показались мне рубиновыми, но когда я подошла поближе, то убедилась, что ошиблась: цветы были темно-красного оттенка. Никакой карточки рядом я не обнаружила.
Если это была попытка извиниться, то недостаточно убедительная. Если же цветы были напоминанием, то это признак жгучего нетерпения. Я решительно отставила цветы в темный угол, а потом облегченно рухнула на кровать, чтобы хоть немного вздремнуть.
В семь часов я спустилась по лестнице, предварительно приняв душ, заново нанеся на лицо косметику и тщательно одевшись. Я надеялась, что Дэвид тоже приведет себя в порядок и сумеет сдержать свое чувство юмора в рамках приличий.
Он явился вовремя. Мы с Франческой едва успели обменяться парой ничего не значащих фраз, когда он вошел в комнату, конвоируемый Эмилией. Мне сложно сказать, кто из них был более мрачным. Я с раздражением изучала его внешний вид. Он, безусловно, принял душ и переоделся, но назвать его опрятным было бы большим преувеличением. А, впрочем, все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в это слово. По остаткам эмблемы на его рубашке я поняла, что это сувенир одного из американских национальных парков. Цвета уже настолько выгорели и смылись, что распознать изображение было уже невозможно, хотя я разглядела там пик какой-то горы.
Франческа не обратила внимания на его одежду и сразу перешла к делу.
— Как продвигается ваша работа, профессор?
— О, благодарю вас, прекрасно. Мне удалось обнаружить самые разнообразные вещи, имеющие различную степень ценности.
— Что же это за вещи? — Ее голос стал жестче.
Дэвид чувствовал себя не в своей тарелке. Он сидел в кресле, которое было слишком мало для него. Он не знал, куда деть свои длинные ноги, выпирающие колени, кроме того, бокал вина он держал так, словно это был бумажный стакан с пивом. Вся его поза, его растерянное выражение лица говорили о том, что ему страшно неуютно здесь. Он напомнил мне своей неуместностью деревенскую корчагу в магазине, торгующем изысканным китайским фарфором.
— Ну... — смущенно начал он. — А-а... В данный момент я занимаюсь египетской коллекцией ваших предков. Там нет ничего ценного, кроме коптских вышивок.
— Вышивок? — на ее лице проявился неподдельный интерес.
Дэвид, наконец, взял себя в руки и принялся свободно рассуждать на близкую ему тему.
— Копты — египетские христиане. Они украшали вышивкой свою одежду, ложа и стены жилищ. Те кусочки ткани, которые сохранились до наших дней — все исключительно искусной ручной работы, — датируются начиная с третьего века и кончая седьмым, хотя изредка встречаются лоскутки, созданные мастерами первого века нашей эры. Благодаря сухому климату, эти великолепные образцы древнейшего ремесла дошли до нас почти в первозданном виде...
Он продолжал разглагольствовать, словно читал нам текст из учебника по истории, до тех пор пока Франческа не оборвала эту лекцию.
— Я бы хотела посмотреть на них.
— В самом деле? Конечно. Я уже почистил некоторые образцы. Кэти может подтвердить. Это весьма медленный и трудоемкий процесс, требуются химические растворы и дистиллированная вода, чтобы не повредить их, а потом еще надо тщательно просушить ткань...
— Сколько времени вам понадобится?
Я нисколько не винила ее за то, что она постоянно перебивает Дэвида, так как, оседлав своего любимого конька, он мог говорить часами. Тем не менее меня удивила ее настойчивость и повелительный тон.
— Несколько дней, это точно. Там есть еще один сундук, до которого я просто не успел добраться, вероятно, и в нем может быть... — ответил Дэвид.
— Вынуждена огорчить вас, дорогой профессор: вам придется завершить вашу деятельность к концу недели, — решительно произнесла Франческа. — Не желаете еще вина, профессор?
— О, благодарю вас.
— Я собираюсь уехать на неопределенное время, — помолчав, объяснила графиня. — Дом придется закрыть.
Мое изумление было не меньшим, чем потрясение Дэвида. Она ни словом не обмолвилась мне о своих планах. Кошмарное предположение закралось мне в душу. Хотя нет, не станет же она преследовать меня и воображаемого младенца по просторам Западного Массачусетса.
Франческа тем временем спокойно продолжала.
— Когда вы появились у нас, мы очень обрадовались, что можем воспользоваться вашими услугами. Тогда у меня не было никаких планов, к сожалению, теперь ситуация изменилась. Я надеюсь, что не причиняю вам неудобств, профессор.
— Да, да, то есть нет, конечно, нет, — бессвязно забормотал расстроенный Дэвид. — Конечно, как скажете. Так вы говорите, к концу недели?
— Я полагаю, вам хватит времени, чтобы завершить начатое, — милостиво объявила она. — Мне бы хотелось, чтобы вы непременно дали мне знать, когда можно будет взглянуть на вышивки.
— Разумеется, я поставлю вас об этом в известность, — убитым голосом произнес Дэвид.
После того как была внесена ясность в интересующий ее вопрос, Франческа дала Дэвиду возможность допить вино, а затем деликатно выпроводила за дверь.
Я поняла, что должна немедленно выяснить, чем вызваны перемены в планах графини, иначе мне не удастся заснуть и этой ночью. Я была настолько ошеломлена услышанным, что была готова сорваться с места прямо сейчас. Мое измученное воображение уже рисовало картину, как я глухой ночью украдкой спускаюсь по темной лестнице, держа в руках туфли, тайком пробираюсь в гараж и несусь со всей скоростью во Флоренцию. Там мне придется снова обратиться к Анджело, чтобы он устроил меня в комнату, о которой не будет знать ни одна живая душа, кроме нас с ним...
Собрав в кулак всю свою силу воли и вооружившись хитростью Макиавелли, я пошла на штурм.
— Франческа, я надеюсь, что изменения в ваших планах никоим образом не связаны с моей скромной персоной. Если вам вдруг надо уехать раньше, то я могу перебраться в отель, чтобы не стеснять вас.
— В этом нет никакой необходимости. Я не думала об отъезде до тех пор, пока вы не заикнулись о скором возвращении домой.
Это звучало неубедительно, поэтому я спросила напрямик.
— А куда вы собираетесь?
У нее был готов ответ.
— Я еще не решила, вероятно, Швейцария, может быть, Австрия. Париж в эти дни малоприятен.
Я почувствовала такое облегчение, что даже рискнула отпустить шутку.
— Слишком много американских туристов?
— Слишком много туристов, — поправила она меня, даже не улыбнувшись. — У меня нет предубеждений против американцев, Кэтлин. Я лично знакома с некоторыми американцами, и они представляются мне весьма воспитанными людьми.
"Некоторые из моих лучших друзей... " Я не произнесла эту фразу вслух, поскольку она вряд ли бы оценила мое чувство юмора...
Неожиданно мою эйфорию прервала очередная волна тревожного чувства, я не могла обойти молчанием этот вопрос.
— А как же Пит?
— На этот счет будут оставлены соответствующие распоряжения, о нем позаботятся должным образом.
Я с трудом удержалась от расспросов и все-таки уже готова была открыть рот, но графиня не оставила мне выбора, так как в этот момент взяла в руки колокольчик и позвонила, после чего любезно обратилась ко мне:
— Надеюсь, вы не слишком увлекались едой во Фьезоле. Роза приготовила сегодня мое любимое блюдо.
Дома мы изредка баловали себя ассорти из морепродуктов, но то, что предложила Роза — в нежнейшем винном соусе, — не шло ни в какое сравнение с тем, что готовила моя мать. Это было самое настоящее произведение кулинарного искусства. Франческа пребывала в прекрасном настроении, она даже отпустила несколько сухих и циничных шуток. Мы уже заканчивали десерт — еще один шедевр из малины и взбитых сливок, — когда она вернулась к вопросу, связанному с Питом.
— Хорошо, что вы проявляете такой неподдельный интерес к Пьетро, Кэтлин. Видимо, в вас прекрасно развит материнский инстинкт.
Мне хотелось побыстрее отвлечь ее от этой опасной для меня темы.
