Матвей Медведев - В поисках истины
— У вас какие сиропы? Натуральные или концентраты?
— Концентраты. Собственного производства.
— А молочный имеется?
— Молочного нет. Есть сироп под названием «Душистое сено».
— Дайте двойную порцию.
Но вместо того чтобы протянуть огромную руку к стакану, продавец вдруг захлопнул окошко, потом вышел из киоска и сказал вполголоса, обращаясь к Виктору:
— Оттуда?
— Да.
— Когда? Сегодня.
— Где остановился?
— В гостинице при рынке.
— Порядок!
Подбежал какой-то маленький мальчик:
— Дядя, мне бы газированной водички. Пить хочется!
— Нельзя, — громко произнес продавец, — у меня обеденный перерыв.
И, проведя ладонью по голове огорченного мальчика, добавил ласковым тоном:
— Видишь, вон там еще одна будочка? В ней тетя водичкой торгует. Ступай к ней, она тебя напоит. Ну, иди, иди, малыш!
Он обхватил мальчика за плечи, повернул и слегка толкнул в спину. Мальчик убежал. Продавец повернулся к Виктору:
— Вечером приходи на Полтавскую. Там обо всем и поговорим. Понял?
— Понял, — ответил Виктор.
Продавец вернулся в свой киоск, а Лоди пошел по парку.
Кругом царило веселье. Играли оркестры, выступали артисты. Неистощимые выдумщики-затейники развлекали посетителей парка играми и шутками. В городке аттракционов кружились затейливо расписанные карусели, высоко взлетали остроносые ладьи качелей. Временами раздавался оглушительный рев аэропланных пропеллеров. Это начинали вращаться «самолеты», поднимая в воздух любителей острых ощущений.
Виктор с ненавистью смотрел на счастливые лица людей, с отвращением прислушивался к их смеху. О, если б ему дали возможность, с каким бы удовольствием он уничтожил всех этих мужчин и женщин. Хотя бы только за то, что их жизнь была совсем не такой, как у него, Виктора Лоди, сына кулака. Они отдыхали, катались на лодках, ели мороженое и пили газированную воду, а он, Виктор, должен был скрываться, опасаться, как бы его не поймали. Проклятая жизнь. Волчья жизнь.
Вечером он сидел в маленькой однокомнатной квартирке за столом, покрытым липкой, грязной клеенкой, тянул угрюмо пиво и слушал, что ему говорил хозяин квартиры.
— С каждым годом все сложнее становится работать. Так и передай там. Обстановка в самой стране, понимаешь ли, изменилась. Индустриализация, коллективизация. Все на ноги у советских встало, окрепло. Народ какой-то совсем другой стал. Все труднее становится нужных людей находить. Да и чекисты не дремлют. Обогащаются опытом. Ты после того как границу перешел, у кого остановился?
— У своей двоюродной сестры Эльфриды.
— Надежная девка? Не выдаст?
— Думаю, что нет.
— Порядок. Нам рисковать нельзя. Эх, скорей бы начать в открытую действовать. Жду не дождусь. До того, понимаешь ли, тошно бывает прикидываться не тем, кто ты есть на самом деле. Иной раз в киоске водой торгую, а сам думаю: насыпать бы чего-нибудь в эту самую воду. А Эльфриду твою не мешало бы все-таки проверить. На всякий случай. Твое здоровье!
11
— Виктор Лоди, сын старого Лоди, которого пришлось в свое время раскулачить. Сынок тогда бежал. Сейчас его опознали на станции. Как вам это нравится? — спросил комендант Рогачев.
Он повернулся, и стул заскрипел под его грузным телом.
В соседней комнате кто-то печатал на пишущей машинке.
— Виктор Лоди стал агентом иностранной разведки, — продолжал комендант Рогачев. — Теперь вам понятно, кого ваши люди, товарищ начальник заставы, прозевали? В какое сложное вы поставили нас положение? Давно уже не случалось такого на нашем участке. Одно дело — встретить шпиона, диверсанта на границе, принять его, что называется, в свои объятья, и совсем другое, — упустить, дать ему возможность начать действовать в нашем тылу. Впрочем, мне ли говорить вам об этом?
Гусев молча кивнул головой. Он слушал коменданта с трудом. Он не спал уже третьи сутки. С женой Лелей виделся только урывками. Вчера она случайно столкнулась с ним у ворот заставы.
— Когда же ты хоть немного поспишь? — спросила она, увидев его красные от бессонницы глаза. — Разве так можно? Ты же нисколько не думаешь о себе.
Гусев ничего не ответил. Он лишь слегка улыбнулся Леле, потрепал ее по щеке, вскочил на коня и ускакал...
Зато хорошо, что в конце концов удалось напасть на след нарушителя. Сперва обнаружили кусок пирога в лесу. Пирог с картошкой и луком. А потом Виктора Лоди видели на станции. Нашлись люди, которые опознали его. Правда, пока они сообщали о нем в милицию, а затем в пограничную комендатуру, преступник сел в поезд и укатил. Но сообщение о нем уже поступило на все станции. Так что Лоди теперь ждали, его готовились встретить.
— Виктор Лоди, — повторил комендант Рогачев. — По правде говоря, это не очень умно с его стороны — появиться там, где его знают. — Он помолчал, тяжело дыша. — А как вам нравится Эльфрида? Принять у себя в доме нарушителя границы, лазутчика, и ничего не сообщить о нем нам. Печально, но она обманула наше доверие.
Гусев пошевелился, стряхивая с себя сонное оцепенение. Ему очень не хотелось разочаровываться в Эльфриде.
— Может быть, ее запугали? — спросил он.
— Это покажет следствие.
— Значит, Эльфриду Лоди необходимо арестовать?
— Нет, — сказал комендант Рогачев.
Он говорил медленно. Со стороны казалось, что он с трудом подбирает слова. Но это у него просто была такая манера говорить. Как и смотреть пристально в лицо собеседника.
— Эльфриду Лоди нельзя сейчас трогать, — продолжал комендант Рогачев. — Она нужна нам. Виктор Лоди обязательно вернется на хутор. Тогда мы возьмем его и разберемся во всем. Узнаем, почему Эльфрида Лоди приютила у себя лазутчика.
— Слушаюсь! — сказал лейтенант Гусев.
В голове у него шумело. Сейчас Гусеву хотелось одного — снять фуражку, расстегнуть воротник гимнастерки и улечься спать. Все равно где улечься. Хотя бы здесь, возле стола, на полу. «Так-так-так, так-так-так» — отстукивала в соседней комнате пишущая машинка. Ах, как сладко он уснул бы под этот верный стук!
— Вы свободны, товарищ лейтенант, — произнес комендант Рогачев.
Звякнув шпорами, Гусев поднялся со стула:
— Разрешите идти?
— Ступайте!
Гусев повернулся к двери.
— Постойте! — окликнул его комендант.
Гусев повернулся к столу.
— Приказываю... прежде всего отдохнуть. Слышите? Вам надо как следует выспаться.
— Слушаюсь! — еще раз отчеканил Гусев.
12
Эльфрида не обманула Андрейку. Она пришла к нему на свидание, как обещала. А потом они стали встречаться почти каждый вечер.
— Я люблю тебя, — повторяла Эльфрида, и Андрейка бросал на нее восторженные взгляды.
Однажды она сказала:
— Мы поженимся, да? Ведь ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? Хочешь?
— Ну, конечно, хочу, — отвечал он, смущенный и растроганный, радуясь ее словам.
На другой день они, как всегда, встретились поздно вечером неподалеку от деревни.
На Эльфриде было новое шуршащее платье. От нее пахло сухими цветами.
Лето в том году было удивительное. И хотя стояли уже последние августовские дни, в воздухе еще веяло теплом.
Они шли по дороге. Светила луна. Поля, залитые голубым светом, раскинулись по обе стороны дороги. В скошенной траве оглушительно трещали кузнечики.
Никогда еще Андрейке не было так хорошо, как в этот вечер. Он несмело обнял Эльфриду. Она прижалась к нему, и он почувствовал у себя под рукой ее круглое и горячее плечо.
— Ты любишь меня? — спросила Эльфрида.
— Очень! А ты?
— Тоже. Поцелуй меня.
Она запрокинула к нему свое лицо, бледное при свете луны. Потом сказала:
— У тебя ведь нет никого — ни матери, ни отца? Ты тоже один, как и я? Несчастные мы с тобой, Андрейка.
Андрейка промолчал. Он не был согласен с Эльфридой. Почему он несчастный? Неверно. Он счастливый. С тех пор как появились колхозы, ему стало совсем хорошо. В МТС он не на последнем счету. И самая красивая в районе девушка любит его. Что, спрашивается, нужно еще для счастья?
— Послушай, — зашептала Эльфрида, — вот ты говоришь, что любишь меня. А мог бы ты ради меня совершить какой-нибудь смелый поступок?
— Какой поступок?
— Ну, скажем, в доме возник пожар, и пламя отрезало мне путь к выходу. Бросился бы ты за мной в огонь?
— Спрашиваешь!
— А если я буду тонуть?
— Вытащу!
— А если...
Она отодвинулась от Андрейки, зачем-то оглянулась и тихо спросила:
— А если я захочу бежать?.. Вот туда... — И показала рукой в сторону границы.
Андрейка слушал Эльфриду, недоумевая.
— Зачем бежать?
— Так! Чтобы хорошо жить и не работать.
