Реджи Нейделсон - Красная петля
Я слегка вспотел. Вышел, отыскал охранника и попытался дать ему на лапу, но тот отшатнулся в испуге. Я сообразил, что это тот самый громила, который орал на байдарочников, и он меня узнал.
Я отправился на пирс, но там не было никого, кроме мальчугана с хлипкой удочкой. Он дружелюбно улыбался, явно скучая в одиночестве. Поздоровался и помахал мне, приглашая подойти и оценить его рыболовную снасть. Я махнул в ответ и удалился.
По другую сторону старого склада, оборудованного под жилье, была бухта. Ремонт причала, под которым погиб Эрл, завершили. Прошла неделя с того дня, когда Эрл – если это был Эрл, ведь никаких документов и по сей день не обнаружено, – нашел гибель в этом узком водном пространстве, голова и руки зажаты под причалом, ноги на плаву.
Гудок с реки отдался эхом в моей голове; вспомнился звук пилы, когда труп извлекали из-под прогнившего причала, вспомнилась вонь.
Я проехал на другой берег канала Гованус, к тому обгоревшему катеру, где нашли тело Сида. Место по-прежнему огораживала желтая лента, но значок был при мне. Я не знал, что хотел там увидеть, но нужно было посмотреть. Остов катера, черный, обугленный, так и покоился, посмертно пришвартованный к пристани. Там, у кромки воды, стояла женщина и смотрела вниз. Подняла глаза. Это была детектив, которую я встретил в первый день в Ред-Хуке, в то утро, когда Эрла выуживали из воды, в утро того дня, когда я женился. Клара. Клара… как там ее. Фуэнтес.
– Привет, Арти! Как жизнь? – На ней были джинсы и красная рубашка, на ногах кроссовки. Я предложил ей сигарету, она показала упаковку антиникотиновой жвачки.
– Это дело тоже ты ведешь?
– Нет. Просто пришла посмотреть. У меня отпуск, – она засмеялась. – Целую неделю дали. Целую неделю, – повторила она, причмокивая жвачкой.
– Что, по-твоему, здесь произошло? – спросил я, указав на останки катера и желтую ленту.
– Почем мне знать? Все говорят, он утонул. Просто упал и утонул или, может, сам прыгнул. Говорят, это или суицид, или несчастный случай, но я думаю, здесь попахивает сокрытием преступления. Что я знаю?
– А что ты знаешь? – улыбнулся я.
– Лично я? Думаю, его сюда приволокли. И тому, кто это сделал, пришлось попотеть. Здесь были следы, – она указала на неровную полосу земли между улицей и пристанью. – Тащили его с трудом, рывками, мелкими шагами. Это я не сама додумалась, я слышала, как кто-то сказал.
– Кто сказал?
– Двое детективов обсуждали это, и один обмолвился о следе, а другой сказал: забудь. Это был несчастный случай или самоубийство, такая предполагается версия. Похоже, они решили просто выбросить из головы все прочие соображения, или кто-то приказал им выбросить.
– Что еще?
– В общем, все. Может, он умер не здесь, может, его приволокли сюда, а если он сам себя убил – кто же притащил его сюда? Ты понимаешь? Я – нет. Может, решили, что будет лучше, если назвать это несчастным случаем. Ладно, мне пора. Свалю отсюда в Нью-Хэмпшир, – добавила она.
– Спасибо, – сказал я. – Счастливо отдохнуть.
– Какое счастье, что политиканы смотались. – Она взглянула на часы и выплюнула жвачку в воду. – Не угостишь меня «гвоздиком в гроб» на прощание?
– Конечно, – сказал я и подкинул ей пачку сигарет.
Клара взяла одну.
– Удачи, – пожелала она. – У тебя ведь есть мой телефон, верно?
Я постарался вспомнить рост Джека Сантьяго. Где-то пять футов и девять дюймов. Интересно, его можно считать коротышкой?
По дороге к Рите, девушке, готовившей борщ и тамалес, я встретил во дворе ее дома троих парней в майках и футбольных трусах. Они подозрительно покосились на меня. Не уверен, что они признали во мне копа, но улыбаться не стали – просто посмотрели на меня, отвели глаза и вернулись к беседе, склонив головы друг к другу.
Я уже поднялся на крыльцо Риты, когда услышал их разговор, смесь английского с испанским, мягкую, но отрывистую речь, и тут меня осенило. Я развернулся и подошел к ним.
Они подняли на меня глаза без враждебности, но с удивлением – как это мне хватило смелости вмешаться? Самый высокий – ему было от силы лет девятнадцать – сказал:
– Ну? Тебе чего-то нужно, чувак?
Сама вежливость, с легкой примесью не то сарказма, не то иронии. Сразу не разберешь.
– Да вот ищу одного типа по имени Джек Сантьяго. Вам такой не попадался? Он репортер. Живет на другой стороне Ред-Хука. Умный парень. Довольно известный. Волосы черные, курчавые. Около сорока лет. Рост где-то пять и восемь, пять и девять.
Поразительно, но все трое расхохотались. Смеялись они от души, корчась и задыхаясь, буквально до упаду, хватались друг за друга. Потом один из них извлек красную бандану и промокнул ею глаза, а другой достал пачку «Кэмела» и пустил по кругу, не обидев и меня. Я взял сигарету, прикурил.
– Что, Сантьяго такой смешной?
– Не угостишь нас пивком, чувак?
– Конечно, – сказал я. – Где?
Парень кивнул на магазинчик на той стороне улицы, я достал из бумажника полтинник и вручил ему. Он снова кивнул – мол, денег хватит. Перешел через улицу к магазину и вернулся с бумажным пакетом, в котором оказалось четыре банки колы. Раздал их.
– Рановато для пива, – сказал он, но сдачу мне не предложил.
– Для пива рано не бывает, – ответил я.
– Сантьяго козел, – заявил он. – Он тут вечно ошивался, болтал на своем корявом испанском. Он не настоящий латинос. Говорил, что мать у него с Кубы, но он постоянно брешет, как с теми ядерными чемоданами, то да се, а тут все знают, что было такое в прошлом году. Нашли такую фигню на каком-то корабле, и приезжали из этого… ну, короче, откуда-то, опасные чего-то там, в больших бело-желтых костюмах с капюшонами.
– Опасные вещества, – сказал я.
– Ага, точно. Они отправились на канал Гованус, куда до сих пор заплывают корабли, на склады с большими ящиками, и что-то нашли, или кто-то брякнул, будто нашли, тут не поймешь. И утащили это с собой. Через день все забыли, а мы слышали, что ничего они толком не нашли. А Сантьяго просто свихнулся на этом и погнал волну: мы все в опасности, валить отсюда надо, и надо напрячь правительство, чтобы оно, типа, дало прикурить этим ублюдкам, над нами нависла угроза, бу-бу-бу, они снова нашлют самолеты, но уже набитые под завязку ядерными чемоданами. – Он засмеялся. И все засмеялись. – Ничего не нашли, как оказалось. Кто-то просто решил проверить воду, так сказать, посмотреть, не проходит ли что через Гованус, террористы там и прочее.
– Я объяснил им, что Сантьяго все сочинил, – добавил первый.
– Могу представить.
– Можешь? Приятно слышать.
– Да? Хорошо. Я рад.
Он обвел рукой окрестности.
– Это безумное местечко, чувак. Тут мы живем, муниципальный, типа, проект, а там, у воды, пытаются влезть богачи, там ребята, которые хотят сохранить все как есть. А оно есть как в дыре. Они называют себя пионерами мегаполиса, застройщики эти, а есть полно таких, кто всерьез печется об этом месте, называют его «микрокосм», ну и пошел он, этот микрокосм. И есть еще типы вроде Сантьяго, которые просто шастают повсюду и вынюхивают.
– Весело тут у вас.
– Да тебе и не снилось, как весело. В самых веселых, блин, снах. А может, и ничего особенного. Может, мы просто мячик гоняем. Футбол, – ухмыльнулся он. – Спасибо за пиво, у нас сейчас матч. Приходи посмотреть, как мы выигрываем, у нас игра с пацанами из Сенегала. Они все из себя гении. Придешь, чувак?
Я поблагодарил и оставил их посмеиваться над Сантьяго и курить «Кэмел», вошел в Ритин дом, позвонил, но ответа не дождался. Сунул под дверь записку с просьбой связаться со мной.
Я был уверен, что Рита знает о Ред-Хуке больше, чем рассказала. Может, она и о Джеке знает нечто такое, с чем можно заявиться к Сонни. На обратном пути я спросил у тех ребят, знают ли они русскую, которая готовит тамалес. Они ответили: конечно, она недавно ушла в парк.
28
– Есть тут один старик, – произнесла Рита. – Не знаю имени.
Она раскладывала на столике, служившем прилавком, подносы с горячими тамалес, картонные тарелки, приправы и пластиковые стаканчики. Народ прибывал. Последний праздник лета.
– Борща нет? – спросил я.
Она глянула в сторону футбольного поля.
– Борщ только когда русские играют. Чего ты хочешь?
Я посмотрел на часы.
– Помоги мне, – вдруг сказал я и стиснул ее запястье.
– Ладно, – согласилась она и добавила: – Бесплатно, – решив, видимо, что я беспокоюсь из-за денег.
– Что так?
Она пожала плечами.
– Мне нравится мистер Сид Маккей, вот и все. Очень нравится. Возможно, этот старик угрожает ему. Может, и не такой уж старик, этот русский.
– Почему ты мне не сказала?
– Потому что испугалась. Я говорила, будто не боюсь, а на самом деле боюсь. – Она замялась, уставившись на тамалес. Вид у нее был такой, словно она искала выход и наконец нашла. – Вот я и передумала. Могу же я ошибаться.
– Что за русский?
Она улыбнулась.
