Аркадий Адамов - Болотная трава

— А ты не заливаешь, что он сел? Гарика посадить нельзя. Так и так освобождать придется.

— Если даже виноват?

— Ага.

— Это почему же?

— Эх, — Гриша сочувственно посмотрел на Виталия. — Не знаешь ты, кто его батя, если на то пошло.

— Раньше он об этом даже справку носил, чтобы, значит, зря не хватали.

— А теперь?

— Теперь, выходит, не носит, раз вы не нашли.

— Ну и кто он такой, батя его? Предупреди, будь другом, — улыбнулся Виталий.

— А на кой мне знать, если так спросить? Только Гарик говорил, пальцем его никто не тронет. Батя как кнопку, нажмет, так сразу все прокуроры забегают знаешь как?

Виталий пожал плечами.

— Что-то пока никто не бегает.

— Выходит, не спохватились еще. И Гарик вот темнит.

— Ну и где же родители его живут, знаешь? — поинтересовался Виталий.

— Не-а, нам туда хода нет. Я его у «Ударника» ждал, пока он к бате своему ходил.

— Зачем ходил?

— Деньгой разжиться. Случайно на мели оказался.

— А вообще, значит, деньги были?

— Ну! В такой фирме работать и чтобы денег не было? Это он у бати в долг брал.

В другое время Виталий пошутил бы по поводу того, что Гришу приятель в дом к себе не пускает, но сейчас этому помешали какие-то вдруг возникшие у него еще неясные подозрения. По крайней мере, в одном Сопкин, видимо, не врал: родители у Серкова имелись. Почему же он это скрывает? Стыдится? Боится? Нет, что-то тут не то. С этим еще предстояло разобраться. Кроме того, обращало внимание и другое обстоятельство. При аресте Серкова документов у него никаких не оказалось. А на работе в личном деле паспортные данные были явно сознательно искажены. Паспорт указанной там серии и номера, как выяснилось, принадлежал совсем другому лицу, адрес прописки тоже был выдуман. Об этом еще предстоял малоприятный разговор с Иваном Фомичом, директором лесоторговой базы в Лупановке. Но пока что Серков оставался до конца неясным. Кроме, пожалуй, вопроса о невесте.

— А кто же у него невеста, Марина? — спросил Виталий.

— Зачем? — У Гриши насмешливо заблестели голубые глазки и розовое лицо расплылось в какой-то странной, неодобрительной ухмылке. — Марина у него для удовольствия. А Нинка, та считается невеста. У нее же квартира, если правду сказать.

— Не одобряешь? — поинтересовался Виталий, наблюдая странную Гришину ухмылку.

— Их дело.

— Ну а, извини меня, Галя у тебя зачем?

Гриша насторожился и неприязненно посмотрел на Виталия.

— Вынюхал? — спросил он сердито. Виталий пожал плечами.

— Разве это секрет?

— Секрет не секрет, а в мои дела не лезь, очень даже прошу, — отрезал Гриша так решительно и твердо, что Виталий никогда бы не мог предположить, что этот мягкий, даже угодливый и вроде бы пугливый парень, каким он представился ему поначалу, может так говорить с кем-то.

— Я тебя спросил не из любопытства, — сухо пояснил Виталий. — Я хочу знать, что ты за человек, можно ли на тебя положиться.

— Человек как человек.

— Ну а твой батя тебя, надеюсь, одному хорошему учит?

— Батя профессии учит, чтоб жить можно было.

— С вашей профессией жить можно по-разному. Ты про деда своего слышал?

— Ну, — вдруг насторожился и как-то весь подобрался Гриша. — Что слышать-то о нем, если так спросить?

— Что люди о нем говорят. Достойно жил, вот что. Очень его уважали.

— А-а. Ну, конечно, — с облегчением вздохнул Гриша. — А я чего другое уже подумал. — И добавил внушительно: — Дед святой был, теперь таких нет.

— Кто это тебе сказал, что нет?

— Батя правду говорит.

— Ну как так нет? Вот, мне кажется, Галя достойный человек. Или, допустим, дед ее. Как полагаешь?

— Иван Афанасьевич — человек, — с уважением подтвердил Гриша, кивнув золотистой головой, и добавил — Галя тоже ничего.

— Вот и ты на своего деда будь похож, — искренне посоветовал Виталий. — Что ж он, зря жил, что ли? Ничего в семье своей не оставил, ни следа ни у кого в душе?

— Почему? Помним.

— Это, знаешь, мало, — помнить. Даже гордиться, и то мало. Надо похожим стать.

— Читали, читали. Трудовая династия, да? — насмешливо спросил Сопкин. — Это только у шахтеров и учителей можно.

— А чего тут плохого, в династиях?

— Плохого, ясное дело, ничего нет. Шума только много. И хвастовства. Батя верно говорит.

— А ты без шума деда себе в пример возьми. Гриша хитро усмехнулся.

— Воспитывать пришел?

— Да нет, к слову пришлось. Честно говоря, дед твой мне покоя не дает. Неохота стало грязь ворошить. А вот приходится.

Виталий сказал это с такой искренней досадой, что Гриша удивленно на него покосился и тут же отвел глаза, словно боясь выдать себя, какие-то свои потайные чувства. Что-то было в душе у Гриши, до чего он и сам дотрагиваться не всегда решался, и какие-то странные для него мысли рождались тогда и не очень понятные тревожные чувства. И вот сейчас этот длинный парень из розыска вдруг коснулся этих чувств, этих струн в душе, и снова возникло беспокойство, и ничего уже Гриша поделать не мог.

— Ладно, — вздохнул он. — Чего же делать, раз надо. Спрашивай. Все, что знаю, скажу, не изволь сомневаться.

— Хорошо. Вернемся тогда к делу.

Виталий почувствовал, что взаимное доверие достигнуто, причем достигнуто, как ему показалось, само собой, без каких-то особых усилий с его стороны или каких-то приемов. Просто он был честен с этим парнем и заставил его ответить тем же. И еще, конечно, спасибо Ивану Афанасьевичу, что рассказал про Гришиного деда. И сейчас Гриша хитрить не будет. Поэтому Виталий спросил напрямик:

— Ты Гарика знаешь, так?

— Ну, знаю.

— А вот что он где-то деньги добыть собирался, большие деньги, про это знаешь?

— Ты что? Не положено нам такое знать, — насмешливо и чуть ерничая ответил Гриша, поблескивая своими хитрющими глазами, и вдруг добавил: — Но вроде бы собирался, если правду сказать, — и почему-то отвел глаза.

— Откуда ты знаешь? — напористо спросил Виталий.

— Разговор один слышал.

— Чей?

— Ну, Гарика. С Генкой говорил.

— Кто такой Генка?

— Дружок его. Во какой, — Гриша щелкнул пальцами по зубам, что должно было означать высшую степень дружбы.

— Ну и что у них за разговор был?

— Они, понимаешь, ночевать у бабки Авдотьи остались, — Гриша невольно заговорщически понизил голос. — А не знали, что я за стенкой лежу и ухо в их сторону, — он хихикнул.

— Подслушивал, выходит?

— Ну не нарочно же, — смутился Гриша.

— Ладно, — проговорил Виталий. — Какой же у них там был разговор, у бабки?

— Насчет кассира какого-то. Когда он деньги повезет. Больше не разобрал ничего.

— И больше такого разговора при тебе не было?

— Не-а. Больше я их обоих не видел.

— А кто такой этот Генка, ты знаешь?

— Не могу знать. Дела с ним не имел. Да и бабка его не знает, я спрашивал. Он всего один раз и ночевал у нее, в тот раз.

— Когда ж это было, помнишь?

— Да с месяц назад. Не! — перебил сам себя Гриша. — Сейчас скажу, — он посмотрел на потолок. — Ну да. Тридцать первого августа, вот когда. Точно. Потому что первого сентября день рождения У нас. И мы в тот день бабкину зелень на огороде дергали, к столу, значит. И я ночевать остался.

«Выходит, разговор был за два дня до убийства, — подумал Виталий. — Но разве Лямкин кассир? Странно…» И, вздохнув, он сказал:

— Ладно. Оставим это пока. Мы с тобой насчет невесты Гарика не кончили говорить. Где эта Нина работает, не знаешь?

— Студентка она. Мать с отцом за границей. Квартиру ей купили, свою под замок, и адью. Только бабки, ясное дело, шлют. И фирменные шмотки, конечно. Она их толкает машкам в баре.

— В каком баре?

— Они топчутся в «Алмазе». Я туда уже не хо-4 жу. Вырос.

— А Нина?

— Эту не оторвешь. Гарик ее там снял раза два, ну и вышел на квартиру.

— И когда свадьбу наметили?

— А никогда. На кой она им, свадьба-то? Хата на двоих есть, и ладно. Разогнать и так не имеют права, совершеннолетние.

— Сколько же ей лет, Нине?

— А! Она уже истаскалась вся. Восемнадцать. Все это для Виталия не было новинкой. И группы такие он знал, и этих «истаскавшихся» девчонок, и парней из баров, «своих» баров, где идет своя, скрытая, подлая и грязная жизнь. Виталий выудил оттуда не одного нахального и мелочевого юного фарцовщика или зареванную, обозленную «машку». Вот такой была и та глупенькая Нина.

Виталий почувствовал, что в разговоре с Гришей информация превысила «расчетные нормы» и «поплыла вширь», этого уже не требовалось. Задачу можно было считать выполненной. Сейчас главное было переварить полученную, местами просто загадочную информацию и сделать кое-какие выводы на завтра.

Он дружески простился с Гришей, но так, что тот ощутил: разговор их не окончен, далеко не окончен и чем-то Гриша теперь связан с этим долговязым, приветливым и открытым, но жестким парнем, и это, как ни странно, вселило в него успокоенность. А Виталия в понедельник ждали трудные встречи.