Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов
Касаткина облапил клешнями и затряс, как ребенок погремушку.
— Отпустили… А я уже челобитную составлять надумал, по инстанциям пойти. Никто ж не верил, что ты того… убил или ограбил кого-то…
Откуда у Николая Петровича столько осведомителей и, что важнее, покровителей в различных ведомствах? Истинно человек-магнит, всех к себе притягивает.
Покончив с приветствиями и изъявлениями восторга, Клочков, по обыкновению, круто перешел к главной цели своего прихода:
— Играть некому! Шкут до следующего года будет челюсть залечивать, Панченко в училище окопался, а теперь еще и Анисимова нет… — Он споткнулся на полуслове, но сейчас же продолжил: — Звенья перемешиваю, как карты. Неразбериха, недостача… Взял из дубля двух салаг на пополнение, но они не тянут.
— Николай Петрович, я завтра же на тренировку! — заверил его Касаткин. — Не подведу, честное комсомольское!
— Тебе форму набрать надо, моллюск двустворчатый. На тюремных харчах отощал, гляжу… Будешь пока по индивидуальной программе заниматься.
— А я? — подался вперед Фомичев. — Я тоже хочу в команду вернуться.
— Переговорил я с врачами. Месяц тебе на восстановление дают, раньше не получится. Но вы уж постарайтесь, юнги, не затягивать. Положение наше — швах! Как шли замыкающими в таблице, так и идем. Отставание небольшое, но догонять всегда сложно. А еще и соперники ближайшие — как на подбор. Через три дня в Ригу едем. Чую, продуем вдребезги…
* * *
В который раз за этот невероятный 1977 год жизнь Алексея Касаткина сделала умопомрачительный кульбит. Еще два дня назад он сидел на нарах в отсыревшей камере, потом удирал от погони на мотоцикле вместе с Хряком, прятался в чужом гараже, снова попал в руки милиции, а теперь вот, освобожденный из-под стражи, нарезал круги на хоккейной площадке. И плевать, что сегодня было седьмое ноября, шестидесятая годовщина Великой Октябрьской Социалистической революции, и все сознательные советские граждане в едином порыве вышли на демонстрации с флагами и транспарантами. Касаткин в кои-то веки не присоединился к большинству и тренировался, как велел Николай Петрович, по индивидуальной программе в пустом спорткомплексе, где кроме него был только сонный вахтер при входе. Очень хотелось поскорее вернуться в строй!
Предусмотрительный Колокольников заставил дать подписку о невыезде до окончания следствия. Поэтому в Ригу «Аврора» отправилась в усеченном составе. Билась достойно, забросила четыре шайбы, но пропустила семь. Предсказание Клочкова сбылось, и это никого не удивило. Команда, ослабленная потерями ведущих игроков, физически не могла дать бой фаворитам турнира. А следующими соперниками уже через три дня должны были стать московские армейцы — безоговорочные лидеры чемпионата, методично перемалывающие всех подряд.
На этот матч Клочков настраивал своих следующим образом:
— Если выйдете на лед без дрожи в коленках, уже хорошо. А вообще, против сильных играть всегда проще. Они думают, что мы мелюзга, червячки… Но каждый червяк может стать наживкой для крупной рыбы. Она его хвать! — а вместе с ним крючок на леске. Эдак можно и стокилограммового сома зацепить…
Алексею все эти рыбацкие аллегории показались лишними. Настрой на игру с армейским клубом, почти сплошь состоявшим из сборников, и так был запредельным. К началу матча было продано шесть с половиной тысяч билетов — рекордный показатель для домашних игр «Авроры» в нынешнем сезоне.
Но еще до этой ключевой игры произошел ряд немаловажных событий. Поскольку команда осталась без капитана, состоялось общее собрание. Клочков, невзирая на всегдашнюю склонность к прямоте, старательно избегал упоминаний о том, что случилось с Анисимовым. Ограничился расплывчатыми ремарками: «в связи с отсутствием» и «ввиду необходимости переизбрания». Как парторг на конференции. Но причина и так была всем известна, зацикливаться на ней не имело резона. Стали предлагать кандидатуры взамен выбывшего. Касаткин предложил Дончука как самого старшего и опытного. Ему напомнили о негласном правиле, запрещающем выбирать вратарей в капитаны. Долго судили-рядили, пока сидевший в сторонке Николай Петрович вдруг не заявил громогласно:
— А не выбрать ли нам, юнги и матросы, Алексея Касаткина? За клуб он радеет, в боях закален, прошел огонь и воду… Как считаете?
И все так обрадовались, словно только этой подсказки и ждали. Пока Алексей моргал в недоумении, вокруг поднялись руки, и решение было принято единогласно. Уже на следующий день на свитере Касаткина появилась буква «К». Он не знал, радоваться этому или огорчаться. Ему еще никогда не доводилось капитанствовать, он и с судьями не спорил, не умел качать права. Но раз команда оказала доверие, значит, так тому и быть.
Однако новая должность заботила его сейчас менее всего. Получив от Колокольникова свободу, он наведался к Анке, но дома ее не застал. Тогда пошел к Хряку. Тот сибаритствовал один в квартире (мамаша еще гастролировала по Монголии), цедил пиво и пребывал в расслабленном состоянии. На вопросы отвечал с ленцой и рассеянно. Да, его забирали в ментовку, подержали ночку и выпустили. С ним сидели Шура, Мигель, еще кто-то, он уже точно не помнит. Отпустили всех, обошлось без судов и штрафов. Нет, Анки не было, ее не задерживали. Где она сейчас? Да шайтан ведает, она такая непредсказуемая…
В день, когда «Аврора» отправилась в Ригу, Касаткин поехал на Двинскую улицу, где располагался Институт инженеров водного транспорта, в котором училась Анка. Автобус миновал магазин дефицитных товаров «Альбатрос» (увы, отовариваться в нем имели право только моряки дальнего плавания) и остановился напротив дома номер пять.
Войдя в здание Института, Алексей нашел расписание лекций и терпеливо ждал в вестибюле, когда они закончатся. К сожалению, надежды не оправдались: Анка прошла мимо него с сумкой через плечо и не удостоила даже взглядом. Он напрасно бежал за ней по улице, умоляя выслушать. Строптивая и неприступная, она на мольбы не поддалась, дошла до остановки на углу Шотландской улицы, села в трамвай и уехала, а Касаткин, устыдившись своего поведения, пошел назад. Больше попыток примириться с Анкой он не предпринимал, решил, что разумнее выждать.
Ему претило пересекаться с Юлей, но заветные папки с профессорскими бумагами хранились у нее. К тому же она повела себя благородно, заступившись за него перед Колокольниковым. Поэтому он пересилил себя, зашел к ней, сдержанно поблагодарил, попросил позволения продолжить знакомство с рукописью о похождениях Вещего Олега. Юля вела себя скованно, воспоминания о той идиотской ночи, когда Анка застала их в кабинете, явно не давали ей покоя. В то же время она всячески пыталась удержать Алексея, предложила чаю с заварными пирожными. Он отказался, забрал портфель с бумагами и ушел.
Дома, в одиночестве, Касаткин улегся в кровать и принялся листать вперемежку ветхие листы
