Жатва - Лора Кейли
Из двух вертолётов вышли люди с автоматами. Из третьего – Дэнни и ещё парочка его друзей.
– Пап! – крикнул он, придерживая улетавшую кепку. – Где Эбигейл?
– Она наверху! На втором этаже, в ординаторской! Там ещё миссис Линч.
– А мама? – Побежал Дэнни в больницу.
– Мама? – Мистер Одли задавил в своём голосе слёзы. – Маму мы ещё не нашли…
Улицы наполнялись людьми. Одни захватывали полицейские машины, другие кричали на полицейских, третьи вытаскивали из домов жильцов, заполняя спящими телами весь придорожный газон.
Динамики на столбах снова включились.
– Идите к чертям! – зашуршало из них. Потом послышались выстрелы, что-то тяжело грохнулось на пол, и радио отключилось.
Из чёрного фургона с антеннами, что всё это время стоял недалеко, вытащили Альберта Хольцмана. Ему заломили руки и вели по земле.
Николас подошёл к учёному и со всего размаху ударил того под дых.
– Как выключить этот газ?! – кричал он ему в довольную рожу.
– И не надейся, что я отвечу, сукин ты сын!
Но после пары ударов он всё же ответил.
Газ ещё стоял в домах, хотя его подачу уже перекрыли, людей всё ещё выносили. Хольцман, прикованный наручниками к двери своего же фургона, нервно озирался по сторонам.
– Я возродил жизнь! – кричал он толпе. – Я спас эту чёртову землю! Идиоты!
Полицейский, стоявший рядом, заткнул его рот платком. Тот что-то ещё промычал, но вскоре замолк.
Все, кто приехали с ним, также вытаскивали несчастных. «Скорые» с мигалками ехали позади вновь прибывавших гражданских машин. Казалось, здесь уже был весь их научный город. Люди искали родных среди спящих обездвиженных тел, мечась от одного к другому.
– Нора Одли, – Николас подбежал к полицейским, – мне нужно найти Нору Одли!
– Простите, я не отсюда, – пожал плечами один, – здешние, похоже, тоже в отключке.
– А где здесь полицейский участок?
– Вон там, – указал сержант на парковку полицейских машин.
– Точно! – Ник ударил себя по лбу. После этой кошмарной ночи он почти не соображал.
– Эй! – окликнул его полицейский. – Кто это всё устроил?
– Один помешанный псих!
Интерлюдия
– Слава о нашем городе разлетелась молниеносно. Быстрее, чем я ожидал. Нас даже показывали по телевидению, пару раз приезжали репортёры. Мы прослыли шайкой сумасшедших учёных, строящих никому не нужный ковчег. Но все из нас знали, что перед нами стоит настоящая миссия – миссия по спасению мира после его конца.
– Вы понимали, когда точно произойдёт катастрофа? Когда именно это случится?
Хольцман смотрел в мутное стекло камеры допроса. Он знал, что за ним были люди, он знал, что для них он был монстром. Он знал, что самая быстрая метаморфоза благого намерения в чудовищность и беспощадность происходит тогда, когда вопросам вечности противостоят чувства отдельных людей. Этот мир так и будет тонуть в любви, в ложной привязанности и искусственных идеалах. В конечном итоге приземлённость человеческой личности всех и придавит к земле.
– Вы знали, когда произойдёт катастрофа? – повторил свой вопрос сержант. – У вас были точные даты?
– Мы организовали несколько экспедиций, лучшие вулканологи месяцами работали на местах, учёные приезжали даже с семьями, и, надо сказать, прогнозы не так устрашали. По последним подсчётам, мог проснуться только один вулкан, мы даже установили точную дату – это должно было случиться через год. Но в последний день экспедиции изменилось всё…
Хольцман замолчал. Давно забытая дрожь, порождённая настоящим звериным страхом, опять напомнила о себе. Сколько раз он потом видел тот день в кошмарах, сколько раз он пытался его забыть…
– Профессор, – сержант смотрел на него выжидающе.
– Мы почувствовали толчки не сразу, – продолжил Хольцман, чуть придя в себя. – Море начало штормить, птицы стаями поднялись в небо, кружа и крича над нами. Да, чёрт возьми, природа бывает сильнее человека, нет, природа всегда сильнее его. Все наши прогнозы пошли к чертям. Хотя в одном мы всё-таки были правы – извержение началось и запустило весь вулканический пояс. Мы думали, у нас ещё есть время, мы передали сигнал тревоги, оповестили о необходимости эвакуации людей, мы распространили координаты самых безопасных мест на земле, мест, куда можно спокойно эвакуировать население. Если такую спешку вообще можно назвать спокойной. Лишь немногие приняли это всерьёз. Эти идиоты в правительственных верхах думали, что всё тем и обойдётся.
«Извержение затронет только берега Японии», – передавали тогда по всем новостям.
Они потом говорили, что не хотели сеять панику, они не хотели сеять панику и потому позволили людям умереть.
– Значит, можно было эвакуировать всех? Всех людей на земле?
– Конечно же нет. И это было понятно уже тогда, когда Мэйленд заполнился почти весь. Было ещё несколько таких городов, принявших переселенцев.
– Вы также следили за этими городами?
– Конечно, мы для того и подготовили их. Правда, их жители ничего об этом не знали, но это было не важно.
– Жителей этих городов вы также впоследствии усыпляли?
– Да, программа искусственного восстановления человеческой популяции была единой для всех.
– Учёные, те, что работали с вами, им пришлось эвакуироваться из самого эпицентра?
– Да, мы улетали на вертолётах. Некоторые из них были с жёнами и детьми, они работали уже по полгода, и именно тогда семьи приехали их навестить. И им ещё повезло. Те, кто оставили родных в своих городах, больше никогда их не встретили. К счастью, у большинства наших учёных просто не было жён и детей.
– Но у кого-то они были…
– Да, и мы поселили их в Мэйленде. Точнее, их жён.
– А детей оставили себе, в этом городе будущего?
– Да, детей мы забрали. У всех.
Следователь смотрел на Хольцмана, не отрываясь. Когда сталкиваются две морали, это как разговор слепого с глухим.
– Как вы разделили людей? Почему вы их разделили? Это же семьи, – вымолвил наконец полицейский, когда желание расквасить этому учёному морду удалось усмирить.
Хольцмана даже затошнило от такой сентиментальности. Может, этот чудак в полицейской форме и правда никогда ни в кого не стрелял, иначе как оправдать этот местечковый гуманизм.
– Когда мир в опасности, – продолжил медленно Хольцман, как по буквам объясняя ребёнку ценности, понятные всем, – когда человечество на грани вымирания, нет никакого времени для сантиментов. К тому же это был мой план Б.
– План Б?
– Да, на случай, если трагедия окажется гораздо больших масштабов.
– И она оказалась…
– Ещё огромнее, чем мы могли предполагать. Я, по правде сказать, думал, что живых городов останется больше, но лава уничтожила почти всё. Стёрла всю жизнь, не оставив ни шанса на будущее. Мы облетали материки, приземлялись на острова, но и там не находили ничего. Ничего, кроме вымершей жизни, только пепел по самые крыши, если где-то они ещё были видны.
– И тогда вы решили использовать тех, кто у вас уже был.
– Чего не сделаешь ради увеличения популяции.
Сержанта перекосило, но профессор этого не заметил – или сделал вид, что не заметил. Ему не было никакого дела ни до сержанта, ни до таких мягкотелых существ, как он.
– Мне нужны были женщины, – смотрел в одну точку Хольцман. – Много женщин. Все до одной. Благо в оставшихся городах их было немало, как среди приехавших, так среди тех, кто изначально в них жил.
– Для чего вам нужны были женщины?
– Для продления человеческого рода.
– А как же искусственное выращивание детей в инкубаторе из уже оплодотворённой яйцеклетки?
Профессор посмотрел на сержанта как на идиота.
– Я вас умоляю, наука ещё до того не дошла.
– Но вы говорили…
– Я много чего говорил, чего не скажешь ради своей идеи.
– Значит, вы решили оплодотворять всех женщин два раза в год?
– В первые два года, да. А когда всё пошло гладко, то и три раза.
– А после изъятия плода возвращали их обратно в город?
– Да.
– Какой срок был у изъятого плода?
– Три месяца. Такой плод нам уже
