Перевод с особого - Евгения Михайлова
– Думаешь, совсем? Без «сговора» и «соучастия»?
– Думаю, – ответил Земцов. – И все могут подумать. Может, ты пропустил, но она сейчас сказала, что за все время Соломон только один раз к чему-то ей сказал: «В случае чего ты – наследница». Она поняла только, что абстрактно и гипотетически в случае смерти мужа она унаследует недвижимость и деньги. Но больше не было развития темы и, разумеется, никаких конкретных договоренностей, условий, зафиксированных сделок. Кто же ей такое доверит. Не говоря уже о том, что любой относительно разумный человек при самом легком соприкосновении с Соломоном сделает единственный вывод: это не тот, кто чем-то поделится. Это тот, кто отожмет и выцарапает все до копейки и нитки у каждого, кто попадется на глаза. Так подумает разумный перед тем, как убежать от Соломона впереди собственного визга. А эта горе-блондинка не просто увязла в зависимости, она утонула в полной хреноте из-за постоянного шантажа компроматом. Даже с дочерью поступила как последняя мразь, чтобы та не искала информацию и не выдавала ее. Вот только за это я бы завел отдельное дело против Веры Кратовой. Но Денис, наверное, по-прежнему против. Не понимаю я его.
– А я понимаю, – сказал Сергей. – Неохота мараться самому и заставлять еще больше страдать Марину.
– Это да. Это причины. И все же такая позиция есть чистоплюйство. Зло должно быть наказуемо. Является ли глупость человека универсальным смягчающим обстоятельством при определении вины, – не уверен. Но я, пока слушал Кратову, вспомнил одно удивительное откровение: «Только две вещи бесконечны – Вселенная и человеческая глупость. Хотя насчет Вселенной я не уверен». Альберт Эйнштейн.
Часть седьмая
Выжить, чтобы любить
Правильные места
Они произошли, эти тяжелые, бурные, разрывающие нервы события. Захват банды Соломона, многомесячный процесс, чудовищные подробности, которые разлетались по сети, и никто из причастных к теме не мог от них увернуться. Взрослые только пытались что-то скрывать от детей. А дети, как могли, спасали взрослых и не напоминали им о строчке поиска в интернете, которая в то напряженное время заменяла им прямые вопросы-ответы. Еще как заменяла.
Но с какого-то этапа самые чувствительные нервы начинают приспосабливаться к жестокой откровенности правды, закаляться. Утомленная испытаниями и страданиями человеческая суть стремится к полету над провалами и тенями. Она жаждет лишь мира, покоя и любви.
Листья вновь стали золотыми, впереди новые холода, а души ловят главное тепло – знаки родства, привязанностей, заботы и уюта.
Настя с Артемом, Николай, Денис, Марина и Эдуард уже постоянно жили в Москве. Но все собирались как минимум раз в неделю в доме Степановых. Была серьезная причина – не оставлять Светлану и Катю с тем, что накрывало их темной тучей. Информация о преступлениях Соломона, которая не просто распространялась, но и обретала все новые подробности, не щадила ни покойного Никиту Степанова, ни его семью. С таким грузом нужно справляться вместе.
Все заметили, что Артем стал время от времени глубоко задумываться. Ничего не решает, не читает, не пишет, а просто сидит или лежит, рассматривая собственные мысли. Только Настя и могла догадаться, о чем думает ее непостижимый сын. Но в этих случаях за перевод с его особого языка не бралась. Именно потому, что догадывалась. Зеленые глаза Артема иногда так выразительно, сосредоточенно рассматривали всех собравшихся в доме Степановых, как бывает, когда он смотрит на условие задачи. Настя даже не чувствовала себя исключением. Она тоже была условием этой задачи.
И в один из дней Артем приступил к решению. Они с Николаем ехали за город к Степановым. Настя сдавала срочную работу и должна была поехать позже.
– Папа, – спросил Артем. – Ты любишь свою жену тетю Тамару?
– Ничего себе вопрос, – изумился Николай. – Мы с Тамарой семья. Она нормальная жена, я вроде не сильно плохой муж. Я к ней хорошо отношусь. А почему нет: она меня не обижает, голодом не морит, квартиру убирает. А про любовь-морковь я как-то и не задумываюсь. Не для меня все эти заморочки. Но, может, ты скажешь, почему спросил?
– Я просто подумал: вдруг вы с тетей Тамарой уже устали все время быть вдвоем. Ты же теперь постоянно то у нас, то у Светланы с Катей. Может, вам так было бы лучше.
– Как так, сын? Что-то ты непростое задумал.
– Я не задумывал. Просто так выходит. Получается, что Светлана тебе подходит больше, чем тетя Тамара. Вы с ней всегда во всем соглашаетесь. Она тебе даже больше идет по внешности. И ты жалеешь Катю, постоянно боишься, что ее опять украдут. А Катя говорила, что ты лучше всех готовишь омлет с сыром, как она любит. И им обеим, наверное, плохо, когда мы все уезжаем.
– Господи, Артем. Я даже вспотел от твоих планов.
– Почему?
– Да потому, что взрослые не обсуждают такие вещи с детьми, а дети не решают судьбы взрослых, как задачи. Другие дети. Трудно, знаешь, бывает с твоей уникальностью. И знаешь, ты даже что-то улавливаешь правильно. У нас с Тамарой привычно-скучноватая жизнь. Немного устаем от нее, как все обычные семьи. Но это не повод для того, чтобы сравнивать несравнимых женщин и переворачивать вверх дном собственную жизнь. Все гораздо сложнее, чем твои уравнения или, наоборот, намного проще. Мне приятно общество Светланы и Кати, как нам всем, я всегда готов помочь, омлет там пожарить. Но жизнь не может зависеть от случайностей и настроений. Все должно оставаться на своих местах. Ты не согласен?
– Не то чтобы я не согласен. Просто так не получается.
– А как у тебя получается?
– Все должны занимать правильные места.
– И как это конкретно?
– Конкретно равные слагаемые дают результат, который всегда делится на две равные части.
– Точнее можно? Как это
