Бич - Чернов Александр Викторович
Преувеличенно серьезный тон девушки вызвал у Жорика улыбку.
— Даже со следователем прокуратуры?
— Даже с ним! — подтвердила девица и, не сумев долее оставаться серьезной, хихикнула: — Ну я прошу вас, дядечка, пожалуйста! — заканючила она. — Не приставайте с расспросами, а то, если хозяин узнает, он нас с работы выгонит.
— Ну хорошо, — сдался Жорик. — Скажите, где найти вашего хозяина, я с ним поговорю.
В этот момент в разговор вступила черненькая.
— Не советую, — сказала она, отложив газету. — Злой он мужик. С гонором. Разговора по душам не получится. Да и знает он об интересующем вас деле не больше, чем любой житель нашего поселка. Он ведь здание это у бывшего хозяина выкупил уже после ограбления.
Несговорчивость девушек стала надоедать Привольнову.
— Ладно, — произнес он, однако все еще стараясь говорить с продавщицами в полушутливом-полусерьезном тоне. — Дайте мне адрес старого хозяина.
Беленькая тряхнула головой так, что хвостик волос за ее спиной взметнулся из стороны в сторону.
— А мы не знаем, — сказала она почему-то басом.
Привольнов погрозил продавщице пальцем:
— Достали вы меня, девки. Ничего путного от вас добиться нельзя.
— Почему же, можно, — возразила черненькая, пряча улыбку. — Вы с Чугуновой побеседуйте. Она в этом деле вроде как потерпевшая. Только не говорите, что мы на нее навели. А то неудобно как-то. У человека проблемы, а мы к нему людей незнакомых направляем.
— Ну следователя-то можно, — раздумчиво произнес Привольнов и вопросительно взглянул на темненькую. — Послушай, девочка, а Чугунову случайно не Ирой зовут?
— Тетей Ирой, — кивнула девица. — А что?
Жорик вдруг заволновался:
— Высокая такая, большеглазая, с русыми волосами?
— Кажется, — неуверенно произнесла продавщица. — Я ее почти не знаю. А вот с мамой ее, Ларисой Васильевной, знакома хорошо. Она мне музыку когда-то преподавала. А тетя Ира уезжала из этих мест. Недавно вернулась с дочерью, да… — девушка осеклась. — Ну да ладно… А вы тетю Иру знаете?
— Знавал когда-то, — Привольнов неожиданно заторопился. — Ну пока, девчонки.
— Ой-ой, дядя! — воскликнула светленькая, когда Жорик направился к выходу. — Товарищ следователь! А как же вы Чугунову найдете?
Привольнов обернулся:
— Если она к матери вернулась, то найду. Я знаю, где Лариса Васильевна живет, — Жорик помахал продавщицам рукой и вышел из магазина.
Сориентировавшись на улице, как ему лучше пройти к дому Чугуновых, Привольнов перешел дорогу и нырнул в один из переулков военного городка.
Известие о том, что вернулась Чугунова Ира, растревожило душу Привольнова. В памяти всплыл образ одноклассницы, сероглазой русской красавицы с русой косой. Нет, Жорик никогда не встречался с ней, не дружил. Как и все одноклассники, дразнил примерную ученицу Чугунову — Чугунихой-драндычихой, дергал за косу, а сам, как и все мальчишки из их класса, был тайно влюблен в нее. Но была у Привольнова тешащая тщеславие мысль, что и Ирка к нему неровно дышала. А такое умозаключение он сделал из следующего. Ну понятно, что в тринадцать лет прикосновения к лицам противоположного пола вызывают чувственные эмоции, от которых проваливается дыхание, замирает где-то в низу живота, учащается пульс. Впрочем, при похожих обстоятельствах перечисленные ощущения нормальный человек должен испытывать на протяжении всей жизни, но в детстве прикосновения особенные — чистые, безгрешные. То за руку девочку схватишь, то в снег повалишь, будто бы для того, чтобы снегом «намылить», то невзначай в объятия поймаешь, и все это с показной грубостью, чтобы, не дай бог, чего одноклассники не заподозрили да дразнить не начали. Вот и Жорик однажды по дороге из школы домой прижал Ирку к дереву якобы для того, чтобы ушедших вперед подружек догнать не смогла. А Чугуниха, не очень-то рьяно вырываясь из его объятий, горячо выдохнула ему в ухо:
— Пусти, Жорик, пусти, я тебя очень прошу!
Испытывая истому и приятную слабость в ногах, Привольнов насмешливо ответил:
— Не пущу, одна домой пойдешь!
А Чугуниха вдруг перестала сопротивляться, взглянула на него своими большущими серыми глазами и томно произнесла:
— А если что-то скажу, Жорик, хорошее… отпустишь?
Привольнов растерялся, перестал удерживать Ирку и на полном серьезе, с неожиданно пересохшим горлом пообещал:
— Отпущу.
А девочка вдруг принужденно рассмеялась, откинула за спину косу и, тряхнув головой, с ласковыми, ироничными нотками в голосе промолвила:
— Нет, не сейчас. Закончим школу, тогда скажу. Обещаю.
Отпустил Жорик Ирку. Подруги девочки уж скрылись из глаз, и отправилась Чугуниха одна по пустынной дороге, а Привольнов, озадаченный, побрел за ней следом, с печальной усмешкой наблюдая за тем, как озорной ветер полощет на Ирке школьное платье, то и дело взметая подол, и как она безуспешно пытается удержать его.
С тех пор задираться к Ирке Жорик перестал, а на уроках стал украдкой поглядывать на нее, да и сам частенько ловил на себе ее изучающие взгляды.
Но так и не узнал Привольнов, что хотела сказать ему Чугуниха, уехал Жорка после седьмого класса. До армии тянуло его в родные места, приезжал он на ГРЭС к друзьям да к Аленке Вихровой, но Ирку так никогда в жизни больше не видел. Что с ней стало, тоже не знал. Слыхал, правда, когда-то от кого-то, что вышла она замуж и уехала в другой город. Вот и все сведения. Но что же было тогда в детстве под деревом? Первое робкое молчаливое признание в любви двух юных сердец? В груди Жорика теплым, ласковым котенком шевельнулась грусть. Надо ж, никогда особо не вспоминал об Ирке, а тут вдруг взволновался. Интересно, как жила она все эти годы? Чем занималась?
Военный городок превратился в трущобы. Кругом закоулки, переулки, тесные проходы. Привольнов смутно помнил, где живут Чугуновы, однако, поплутав по городку, все-таки отыскал нужный дом. Жорик встал на цыпочки, заглянул за покосившийся забор. Дворик был маленьким, неухоженным, с собачьей конурой в углу. Двери на веранду открыты.
— Хозяева! — громко позвал Привольнов.
Выскочивший из конуры огромный лохматый пес ответил ему громким лаем. Больше кричать Жорик не стал. Имеющие уши да услышат. Услыхали. На улицу выглянула невысокая худощавая женщина лет шестидесяти, с короткой стрижкой, в оптических очках. Лариса Васильевна.
— Вам кого? — перекрывая собачий лай, спросила Чугунова-старшая.
Смешно было бы рассчитывать на то, что Привольнова узнают. Жорик не стал ничего объяснять.
— Мне Ира Чугунова нужна, — еще больше вытягивая шею, сказал он. — Дома она?
— Дома, — кивнула Лариса Васильевна и, прикрикнув на собаку: — Уймись, Бонифаций! — исчезла в доме.
Кобель на окрик никак не отреагировал, продолжал заливаться почем зря. Привольнов терпеливо ждал. Минуты три Жорика облаивали, потом вышла Ира и одним взглядом усмирила кобеля.
Остался, по-видимому, в Чугунихе известный Привольнову с детства магнетизм, который заставлял подчиняться ей кого угодно, даже псов. Еще бы! Такой даме грех не подчиниться. Расцвела! Истинная русская красавица — высокая, статная, хоть портрет с нее пиши.
Ира не была ни полной, ни худой, просто тело ее приобрело округлость, законченность. Черты лица легко узнаваемы — все те же огромные глаза, русые бархатистые брови, высокий открытый лоб, пухлые губы, закругленный нос. Все тот же плавный нежный овал лица, даже наивность какая-то детская в лице осталась. Вот только прическу изменила. Хотя волосы длинные, она не заплетала их в косу. Густые и пышные, они были откинуты назад и схвачены на голове ободком. Нет, не разочаровался Привольнов, увидев бывшую одноклассницу. Не подурнела Ирка, наоборот — похорошела, именно такой Жорик ее и представлял.
Чугунова направилась по двору, грациозно ступая обтянутыми джинсами стройными ногами, всматриваясь в лицо стоявшего за забором человека.
— Здравствуйте! — сказала она, остановившись, вопросительно уставилась на Привольнова.
