В интересах личного дела - Галина Владимировна Романова
– Из полиции? – протянул он и беспокойно оглянулся. – У меня не убрано.
– Переживу. – Она сделала пробный шажок.
– Нет. – Он прикрыл дверь ровно настолько, чтобы в щель было видно его лицо. – Я оденусь и выйду на улицу. Подождите. Поговорим там. Минут десять и я соберусь.
– Идет, – согласилась Варя.
Она тут же подумала, что под одеялом у Ивана, возможно, нежится какая-нибудь приятная особа, потому он не открывал так долго и в дом не пустил.
– Нет у него никого, – опротестовала эту мысль пожилая соседка, все еще подпирающая подъездную дверь. – Один он. Может, где-то и имеется зазноба, но сюда не водит никого. Одиночка…
– А в квартиру не пустил. Говорит, не прибрано.
– Врет, – скептически поджала губы та. – Ванька такой чистюля, что многие женщины позавидовали бы. Не пойму, чего застеснялся…
Иван Звонарев вышел из подъезда ровно через пять минут. Чистые джинсы, блестящие начищенные ботинки, недорогая куртка с заглаженными стрелками на рукавах. Волосы он намочил и зачесал назад. Единственное: не успел побриться.
– Пройдемся? – предложила Варя, указав на парк через дорогу. – Можно в моей машине поговорить.
– Пройдемся, – согласился он и, не дожидаясь ее, зашагал к пешеходному переходу.
Она за ним еле успевала, когда они прогуливались по аллеям. Народу в этот час было немного, хотя погода стояла теплая, без дождя.
– Что вас привело ко мне? – начал Иван, когда они вошли в парк. – Я ничего не нарушаю. Живу тихо.
– Я хотела поговорить о вашей сестре.
– О Тане? – Он широко распахнул глаза. – Чем это вас заинтересовала моя сестра? Почему сейчас?
– Скажите, где она? Я не смогла отыскать ее контактов и…
– Ее нет. – Симпатичное лицо болезненно съежилось, вокруг рта обозначились глубокие морщины. – Она умерла.
– Давно?
– Очень давно. – Иван вообще не смотрел в ее сторону и держал дистанцию.
– Но она присутствовала на одном мероприятии четыре года назад и была замечена в скандале. Ваша сестра сильно повздорила со Степановым Александром Олеговичем. Это совершенно точно была она. – Варя достала фотографию, которую выклянчила у Виктора Маслова. – Это ваша сестра?
– Она. – Иван мазнул взглядом по фото.
– Серьги в ее ушах принадлежат ей?
– Принадлежали. Мамин подарок к поступлению в институт. – Он неожиданно встал возле скамейки. – Давайте присядем. Ноги не держат после суточной смены. Поспать не удалось.
Не дожидаясь ее согласия, Звонарев уселся на скамейку, сунув руки в карманы куртки. Варя осталась стоять. Скамья после позавчерашнего дождя была холодной и сырой, а она в легких брючках и короткой ветровке, под которой тонкий джемпер. Не тот гардероб, чтобы на мокрой скамье просиживать. Простуда прицепится – и лежать ей тогда минимум неделю, чего она себе категорически позволить не могла.
С самого утра Варю не покидало чувство, что она идет по верному следу. Куда он ее выведет – пока не совсем ясно. Но след она взяла.
– Одну из серег обнаружили в горле вот этой женщины. – Варя показала ему фото Ляли Одинцовой. – Вам она знакома?
– Впервые вижу. Кто она? – равнодушно отозвался Звонарев. – Зачем решила проглотить Танину сережку? Она их украла у нее?
– А они были украдены? – вопросом ответила Варя. Парень все больше ее настораживал.
– Да, когда Таня лежала в больнице и в очередной раз проходила курс лечения. – Он умолк, рассматривая ее спортивные ботинки.
Варя за них выложила приличные деньги в интернет-магазине. Даже со скидкой они стоили дорого. Доставили курьером вчера в половине десятого вечера. Утром она уже пришла в них на работу, а Климов даже не заметил. С таким же успехом она могла явиться в лаптях или галошах.
– Классная обувь, – неожиданно похвалил Звонарев. – Таня тоже любила красиво одеться. И за вещами следила. А серьги не уберегла. Кто-то выкрал их, пока она лечилась.
– От чего? Что за клиника?
– Психиатрическая, – странно скрипучим голосом проговорил Звонарев, и в его взгляде, обращенном на Варю, читался упрек. – Знаете же, зачем уточняете? Не догадываетесь, как мне больно повторять?
– Простите…
Ей не стало стыдно. Она все больше крепла во мнении, что парень не так мил и прост, как хочет казаться. И в дом ее не пустил – почему? Может, потому, что на стенах его квартиры развешаны фотографии потенциальных жертв, которым он мстит? И стрелки, жирные, красные, ведут от фотографии к фотографии. Она видела подобное в кино.
– Когда умерла Татьяна? – спросила она, пристально наблюдая за его реакцией.
– Год назад.
Иван вдруг встал со скамейки и заходил вокруг Вари, сунув подбородок в высокий воротник куртки.
– Она вышла из окна своей квартиры. За неделю до этого выписалась из клиники. Все было хорошо, врачи обещали стойкую ремиссию. Ее психиатр заверил, что повторения приступа ждать не приходится, состояние стабильное. Утром того страшного дня она проснулась, позвонила мне. Шутила, смеялась, планировала ближайшие выходные. Говорила, что соскучилась, собиралась в магазин. А после возвращения, разложив продукты по полкам холодильника, встала на подоконник и… Двадцатый этаж. У нее не было шансов…
– Она оставила записку?
– Нет.
– Мог кто-то…
– Выбросить ее из окна? – перебил Звонарев, впервые глянув на Варю с интересом. – Кто? Степанов?
– Почему сразу Степанов?
– У нее был на него компромат. Вернее, на его сына.
– Компрома-ат?! – протянула она потрясенно. – Какого рода?
– Я не знаю. Все в прошлом. Не хочу об этом.
Он холодно глянул на нее, и Варя поняла, что Звонарев врет. Он все знает, но ни за что не признается. Может, потому, что сам боится за свою жизнь. Или не хочет ничего ворошить.
– Обстоятельства ее гибели расследовались? – спросила Варя, когда они медленным шагом двинулись по дорожке в глубь парка.
– Смеетесь! – зло фыркнул Иван. – Она же была кем? Сумасшедшей! Только вернулась из психушки, где часто проходила лечение. Кто станет расследовать причины ее самоубийства? Следов борьбы нет. В квартире все чисто, никаких посторонних отпечатков или следов обуви. Только Танины.
– Она жила одна?
Он отвернулся, не ответив, обогнал ее на три шага и снова пошел медленно.
– Вы сказали, что она шагнула из окна двадцатого этажа, а квартира ваших родителей… – напомнила Варя, догнав его.
– Я знаю, на каком этаже живу, – грубо оборвал Звонарев. – Она жила отдельно. Снимала квартиру в новом доме на Михневской. Точный адрес не назову, знаю направление. Да и что вам ее адрес! Ее нет уже год. Квартира наверняка давно сдана другим жильцам. Или вообще продана.
– Сначала вы сказали, что она давно умерла. Как это понять?
– Она умерла, когда ее заперли в морге. На ночь! Больше я ее никогда не видел прежней. Родители этого не пережили…
Иван замер в
