Убийство в лунном свете - Фредерик Браун
В два часа я бросил упражняться в терпении. Разыскав аптеку, я поспешил к телефонной будке, нашёл номер Кингмэна и сообщил его телефонистке.
Когда раздался голос Молли: «Алло», я произнёс в трубку:
— Молли, это Эд Хантер. Увидимся вечером?
— Эд! — Молли едва ли не ахнула. — Вы с ума сошли. Сюда звонить!
— А что мне делать, если я покидаю город? Для меня это последняя возможность увидеться с тобой. Я просто не могу возвращаться в Чикаго без того…
В ухе у меня раздался щелчок, и связи не стало.
Я тупо уставился на телефонную трубку, гадая, то ли это был обрыв на линии, то ли она повесила трубку. А если она, то почему? Не мог же я произвести на неё настолько плохое впечатление!
Я полез в карман за второй монеткой, но вдруг заколебался. Не означает ли всё это, что она боится своего отца? Или… меня пронзила иная мысль. Делится ли Кингмэн с родными своими делами на работе, на поприще шерифа? Сегодня утром он не шутя дал мне понять, что подозревает во мне маньяка-убийцу. Не внушил ли он и Молли подобную мысль обо мне? Не потому ли её голос звучал столь встревожено? Уж не решила ли она, что я намереваюсь выманить её из города, чтобы перегрызть ей горло? Но ведь в первый раз я же этого не сделал!
Что ж, по крайней мере был способ убедиться, что она на самом деле не пожелала со мной разговаривать, и что это вовсе не было случайным разъединением. Я вложил монетку и вновь назвал номер. Ответа не последовало. Я вслушивался в гудки до тех пор, пока операторша не произнесла: «Ваш номер не отвечает, сэр».
Я вынул монетку, отыскал номер «Тремонтовского представителя» и назвал его.
— Это Эд Хантер, миссис Бемисс, — произнёс я, когда она ответила на том конце. — Могу я поговорить с вами?
— Разве мы уже не разговариваем?
— Я имею в виду, с глазу на глаз. Кое-что мне удалось узнать, это важно для меня и конфиденциально.
— И не может подождать до ужина?
— Не может.
Она отчётливо вздохнула.
— Хорошо. В пятницу вечером у меня в редакции дурдом, так что мне полезно будет выскочить на пару минут, коли уж представилась уважительная причина. Ты где? В гостинице?
— Нет, за полквартала.
— Иди туда, где мы вчера пили мартини. Закажи для нас пару бокалов, да скажи Чарли, пусть льёт свой лучший вермут да голландский джин. Буду вслед за тобой.
Я вошёл в кабачок под вывеской Шлитца и занял кабинку. Миссис Бемисс прибыла точно в срок — секунда в секунду с мартини.
Глава 13
Она уселась напротив меня, после чего и я сел тоже.
— Ненавижу пятницы, — объявила миссис Бемисс. — Единственный день недели, когда я по-настоящему принимаюсь за работу — и обычно глубокой ночью. Нашёл что-то новенькое по делу Фоули Армстронга?
— Нет, но могу сообщить, кто главный подозреваемый. Это я.
— Ты, что ли, убил его?!
— Такого за собой не помню. А отчего же вы не освещаете ход разбирательства?
— Я, Эд, освещаю. — Тут миссис Бемисс бросила взгляд на свои наручные часы. — Оно начинается в три. Вероятно, отправлюсь туда прямо отсюда. Кингмэн сказал мне, что не собирается выводить тебя перед судом. Очень для тебя удачно.
— Знаю, — отозвался я, — вот только — с чего бы это он?
— А это у него так мозги работают. Он не может представить тебя суду без того, чтобы на деле не выплыло настоящей причины, отчего это ты вдруг заявился к Джебу О’Харе покопаться в его золе. И ещё есть, как мне кажется, одна причина — нечто такое, что тебе пришлось бы добавить в свидетельские показания, и что для него нежелательно. Ты с ним, случайно, не поцапался?
— Ох, — отозвался я. Совсем вылетело из головы, но теперь представлялось верным ответом. Шериф боялся, что если я предстану перед судом, то, вероятно, не упущу этой прекрасной возможности объявить для внесения в документы публичного характера, под присягой, о том, что он сделал со мной вечером в среду, после того как я заявил о нахождении трупа, а так же что я сделал с ним утром в четверг.
— Значит, я угадала, — подытожила миссис Бемисс. — Приближаются выборы. А уж он знает, что я напечатаю — и поступлю совершенно правильно — всё, что попадёт в документ публичного характера. Так что же произошло?
Перед тем как рассказать ей, я взял с неё слово не печатать о том в газете. Когда я закончил, она захихикала:
— И ты ещё удивлялся его желанию держать тебя подальше от всяких разбирательств! Я в тебе разочаруюсь, Эд.
— Но я вовсе не собирался выносить это на обсуждение. С какой стати вообще упоминать и тот эпизод, и другой, а? Правда, он не знал, каковы мои намерения. — Впрочем, с той минуты как речь зашла об этом Кингмэне, я всё не терял надежды, что мне удастся свернуть речь и на других Кингмэнов, чтобы выяснить всё, меня интересующее, и в то же время не выдать себя. — Расскажите мне об этом Кингмэне побольше, — попросил я. — Он как личность мне любопытен.
— Он, Эд, не подарок, но и не столь уж плох, как тебе могло показаться на основании собственного опыта. В нём есть что-то от громилы, но мне кажется, это от того, что глубоко внутри он трусоват. Ему представляется, что он непременно должен прыгать на людей и разыгрывать из себя крутого. В тот вечер он, вероятно, сперва пытался прессовать тебя словесно, верно ведь?
— Верно.
— А ты не поддался, если я правильно мыслю. Вот он тебя и взгрел. Если не ради тебя самого, то ради той истории с разорванным горлом у трупа, которую ты ему поведал. Одно уже это — не та вещица, которой шериф обрадуется, а тут ещё и труп пропадает; он решил, что ты над ним издеваешься, и — последовала реакция. Впрочем, он и без того ненавидит частных детективов. А так — неплохой парень…
— Никогда бы не подумал, — проговорил я, усмехнувшись, — что бывшая работница ярмарки скажет такое про копа.
— Ты что же, оторвал
