Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг
— Когда это случилось?
— Три года назад. В пятьдесят первом. Я же говорю: столько пережила, сердешная… Да еще болезнь Георгия. Он ведь слаб здоровьем. Тоже мука мученическая…
— А что с вашим сыном?
— Легкие… Одно время вообще думали, что он не жилец на этом свете…
— Где работает Георгий и кем?
— В мастерской. Художником-гравером.
— Он сейчас на работе?
— Где же еще? Слава богу, работой своей он доволен, любит эту специальность. Зарабатывает хорошо. Правда, тратить разумно они так и не научились. Принесут деньги, радуются, словно дети малые. Шир-пыр, туда-сюда. В кино, в магазин. И обязательно что-нибудь повкусней да подороже… Для Мары — платье не платье, туфли не туфли… О завтрашнем дне уже не думают. Тут у них мир и согласие. А выйдут деньги, нет-нет да поскубутся. То он надуется, то она расплачется.
— И как часто было такое? Я имею в виду размолвки.
— В последнее время Мара особенно какая-то нервная была. Да и раньше случалось… Посмотрит на фотографию отца с матерью — и в слезы. А иной раз и без всякой причины… Спросишь бывало: Мара, доченька, что с тобой? Обидел кто? Говорит: жить не хочется. И весь сказ. Повешусь, говорит…
— Так прямо и говорила?
— Господи! Да вы у соседей спросите, не дадут соврать. Она и Гаврилкиной то же самое говорила. Гаврилкина напротив, через площадку живет… Муж как-то увидел: Мара одна у себя в комнате, с веревкой в руках. Он спрашивает: для чего веревка? Мара растерялась, ничего не ответила.
— Давно это было?
— Примерно месяц назад… Да что соседи? Участковый врач тоже заметила, что Мара не в себе. Настоятельно рекомендовала ей обратиться к невропатологу.
— Ну и как?
— Была Маргарита у невропатолога. Тот назначил лечение.
— Маргарита лечилась?
— Да, пила какие-то таблетки. Но видно, надо было уже не пилюли, а что-нибудь посерьезнее. В больницу положить, сильные средства применить… Что там говорить, мы тоже, наверное, виноваты — проворонили. А с другой стороны, неудобно вмешиваться. Тем более, Мара как-то болезненно реагировала на мои советы.
— А не было ли у Маргариты ссоры с Георгием, ну, допустим, вчера или сегодня утром?
— Нет-нет. Вчера вместе смотрели телевизор, — показала Велемирова на КВН. — А утром Георгий уходил на работу в хорошем настроении. И Мара вроде выглядела нормально… Я слышала, сын сказал, что сегодня не будет ночевать дома — поедет к Аркадию.
— Кто это?
— Аркадий? Приятель Жоры. Правда, он старше сына лет на семь. Можно сказать, он и пристрастил Георгия к граверному делу… В Малаховке живет… Тоже несчастный человек: вернулся с войны без обеих ног, живет один. Заболеет — даже некому воды подать. Жора навещает его. Дорога дальняя, бывает, что и заночует. А то и поживет пару дней.
— Как воспринимала это Маргарита? Ну, что муж иногда не ночевал дома? — спросил Кашелев.
— Во-первых, это бывает не часто. Может, раз в месяц. Во-вторых, Георгий всегда предупреждает Мару. Она не против. Сама говорила не раз: съезди, проведай Аркадия.
— Значит, Георгий был верным мужем? — сделал заключение следователь. — Простите, что я интересуюсь этим, но…
— Понимаю, понимаю, — закивала Велемирова. — Хотите сказать, не из-за этого ли Мара?… Уверяю вас: на стороне у Георгия никого нет. Перед женой он чист. Да я и сама не потерпела бы такое. Воспитывали мы сына в честности, добропорядочности и верности.
— А Маргарита?
— Она держалась за Георгия, что называется, обеими руками, — убежденно сказала Валентина Сергеевна.
— Вы в этом уверены?
Велемирова на минуту задумалась. Может, вопрос Кашелева несколько поколебал ее убежденность.
— Я-то уверена, — произнесла она задумчиво. — Однако чужая душа, как говорится, потемки. Иди знай, что у человека на уме… Впрочем, напраслину возводить не буду…
За стеной послышался странный крик, низкий, протяжный, горловой.
Кашелев невольно бросил взгляд на дверь.
— Мурка, — объяснила Валентина Сергеевна.
— Кошка, что ли?
— Ну да.
— И с чего это она? — поинтересовался следователь, которому стало несколько жутковато: он считал, что некоторые животные, например собаки, очень сильно переживают смерть хозяев. — Неужели из-за Маргариты?
— Она вообще какая-то дикая. Мара взяла ее к себе уже взрослой, с улицы. Мурка так и не стала домашней. Пропадает по нескольку дней… Не дай бог погладить…
— Царапается?
Кашелеву не давали покоя царапины на руках и лице умершей.
— Мара часто ходила буквально располосованная. Сколько раз я говорила: и не стыдно тебе с такими руками на работе появляться? Но кто слушается свекрови?
Опять послышался кошачий вой. Затем — брань Велемирова. Протопали по коридору, хлопнула входная дверь. Видать, Мурку выставили на улицу.
— Ну а теперь, Валентина Сергеевна, расскажите подробно о том, как вы узнали о самоубийстве Маргариты.
— Хорошо, — со вздохом согласилась Велемирова. — Встаю я рано. Протопить печь надо, сготовить завтрак… Так и сегодня. Хлопотала на кухне спозаранку. Мужа накормила… Жора вышел, чайник поставил. Потом он позавтракал, ушел на работу… Соседка тоже ушла. — Валентина Сергеевна задумалась, потом сказала: — О том, как Георгий говорил Маргарите, что поедет к Аркадию, вы уже знаете, так?
— Знаю, — кивнул следователь. — Продолжайте, пожалуйста.
— Ну, муж принес свой чехол для лодки. Собирался, собирался и наконец собрался заняться ремонтом… Я в комнате прибрала, в этой и в той. — Она кивнула на дверь в стене. — Там у нас спальня. Раньше была отдельная. Жора с Павлом жили. У меня ведь еще сын есть, младший. После демобилизации остался в Калинине. Когда Георгий с Марой отделились, мы из спальни дверь в коридор заделали, а отсюда пробили… Значит, убралась я… Люблю чистоту. Чтобы ни пылинки… Как раз подошло время в молочный магазин идти. Не люблю к самому открытию — народа много. Стукнула к Маре: не надо ли ей молока или кефира? Она сказала, что нет…
— Когда это было?
— В десятом часу… Сходила, значит, в магазин. Час, наверное, отстояла в очереди. Что-то сегодня, как никогда, покупателей. Да еще продавцы нерасторопные…
