Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
Минуло полчаса. Ветер выл, как зверь. Услыхав под окнами шум мотора, Рита включила свой телефон. Таня позвонила, чтоб спросить код подъезда. Чувствуя себя переплывшей реку, кишащую крокодилами, Рита на заплетающихся ногах пошла открывать. У неё на лбу блестел пот. Он пах коньяком, хотя коньяка она не пила дней пять.
– Что произошло-то? – спросила Таня, вбегая.
– Да ничего! Паническая атака. Мне стало страшно.
То, что проделала с Ритой Света на Китай-городе, показалось уличной поэтессе ласками по сравнению с гроздьями гнева Танечки. Она здорово пожалела, что не погибла на улице сорок минут назад. Когда ей удалось вырваться из ногтей рыжей журналистки и с рёвом втиснуться под диван, Танечка начала её выковыривать унитазным ёршиком, повторяя, что ей плевать на эфир – пусть хоть увольняют, и будь она трижды проклята, если этот ёршик не будет вставлен гнуснейшей гадине в задницу. Рита была уж готова пойти на это, но её честь сберегли соседи сверху и снизу. Они позвонили в дверь с угрозой вызвать полицию, если вопли не прекратятся. Это слегка остудило Танечку. Упав в кресло, она заплакала. Рита ей принесла самые глубокие извинения, на какие только была способна, после чего девочки помылись и легли спать.
Глава двадцать четвёртая
В которой Рита даёт урок
Проснувшись после полудня, Танечка обнаружила, что обклеенный фотографиями зверей и птиц холодильник пуст. За ноги стащив Риту с дивана, чтоб та закрыла за нею дверь, радиожурналистка бегом отправилась в магазин. Пока её не было, Рита влажной салфеточкой протирала свои царапины. Они были по всему телу, от щиколоток до самой макушки. Кровь запеклась в волосах, так как накануне мыть голову было лень. Пришлось минут пять посвятить этому занятию. Когда Рита сушила волосы феном, ей стало грустно. За трое суток её побили три раза. Это было ужасно. Знали бы те, кто это с нею проделывал, что бы от них осталось, не опасайся она опять угодить в психушку! Светочка, впрочем, знала об этом, и даже не понаслышке. Но у них были особые отношения.
Притащив две сумки продуктов, Таня опять разделась чуть ли не догола – отапливался дом мощно, и кое-что приготовила. Когда ели жареную картошку с мясом, селёдкой и огурцами, Рита посматривала на рыжие волосы сотрапезницы и задумчиво вспоминала другие волосы, белые. Догадавшись, о чём она размышляет, Таня заметила:
– Мы – частицы, схлопнутые твоим скептическим взглядом из волновой функции подсознания, сотканного из кардинальных противоречий.
– Что значит схлопнутые? – встревоженно засопела Рита. Это звонкое слово ей представлялось синонимом «уничтоженные». Но оказалось, что это совсем не так.
– Материализованные. Наблюдатель сам создаёт объект наблюдения. Ведь мать-настоятельница, насколько я поняла, прочла тебе лекцию по элементарной квантовой физике. Или вы не дошли до схлопывающихся частиц?
– Нет, мы остановились на лунных бесах, – сказала Рита, глядя на тараканов, шнырявших по полу, и гадая: их-то она зачем материализовала? Или, иначе говоря, схлопнула? А вот если их вновь прихлопнуть – на что пойдёт информация, выдавленная из них? Страшно было это даже вообразить. Таня улыбнулась ответу.
– Ну что ж, квантовая физика вероятностна, в ней возможно даже такое. Это вселяет в меня надежду, что изгонять из Верки лунного беса будет не отец Герман, а астрофизик.
– Я скоро с вами сойду с ума, Татьяна Владимировна, – зевая, сказала Рита, – порой мне кажется, что вы шутите, а порой мне уже не верится, что остатки здравого смысла ещё выскальзывают из-под давящего их сапога.
Тут мобильник Тани заулюлюкал. Посмотрев номер, она нажала на сброс. Взглянула на Риту с бешенством.
– Тварь безумная! Никогда тебя не прощу!
– Да иди ты в пень, – обиделась Рита, – ты ведь спала!
– Но он-то не спал!
Рита засмеялась.
– Типа, суп на плите, котлеты в холодильнике, будешь оплодотворять – не буди?
– Да, типа того.
– А тогда зачем он тебе? Чтоб меня усиленно ненавидеть до конца жизни?
– Как я могу тебя ненавидеть, если ты существуешь только благодаря тому, что я на тебя смотрю? – удивилась Таня, хрумкая огурцом, – согласно квантовой хрени, того, на что мы не смотрим, не существует. Странно было бы мне тебя ненавидеть! Нет, моя драгоценная. Я во время эфира тебя размажу с большой любовью. Я люблю яблоки, но ещё сильнее люблю повидло.
– А я люблю рыжих девочек, но ещё сильнее люблю тёртую морковку, – бросила Рита, скрябая вилкой по сковородке.
– А от меня даже Жириновский исходил пеной!
– Пена, душа моя, характеризует не тех, кто ею забрызгивается, а тех, кто её пускает.
– Отлично, – сказала корреспондентка, – значит, ко мне никаких претензий сегодня вечером не возникнет.
Кофе, который купила Танечка, был отличным. Но Рита дала понять, что этот продукт пришёлся ей не по вкусу.
– Что ты, тварь, корчишься? – удивилась Таня, – плохой?
– Нормальный.
– А что тогда у тебя с лицом?
– Это печать праведности.
– Серьёзно? Это гораздо больше напоминает печать проглатывания спермы.
– Ну, извини. Не я покупала кофе.
Таня не успела парировать, потому что защёлкали вдруг дверные замки – один, другой, третий. От неожиданности две спорщицы расплескали кофе.
– Кто это может быть? – прошептала Таня.
– Соседи. Суки! Когда нужны, их здесь нет, а когда от мысли о них тошнит – здравствуйте, пожалуйста!
Дверь открылась, потом захлопнулась. Раздались шаги, и из коридора выглянул парень лет восемнадцати – невысокий, носатенький, с импульсивно моргающими глазами. Одет он был так себе.
– О, Витька, привет! – воскликнула Рита, – Танечка, познакомься – Витя, внук Серафимы Фёдоровны, соседки.
– Здравствуйте, – тихо буркнул и сделал слабенький шаг на видное место внук Серафимы Фёдоровны, не зная, куда девать свои руки. Поколебавшись, он стиснул левой рукою запястье правой. Его лицо не краснело, но по нему было очень видно, что он волнуется.
– Добрый день, – отозвалась Таня, сидевшая в одних трусиках и футболке, – простите, я – в неглиже!
– Не переживай, – рассмеялась Рита, одетая ещё более легко, – Витенька здесь видел и не такое! Я ведь уж целый год тут живу. Витя, что случилось? Ты со своей девчонкой опять поссорился?
– Типа, да, – пробормотал Витька. Он всё же начал краснеть. Но не уходил, глазея на Танечку. Та спокойно ела рулет.
– Я тебе сто раз говорила: техника секса – наука сложная, – продолжала Рита, взяв чашечку, – ею надо овладевать! А ты своим неумением девку бесишь. Сбежит она от тебя. И правильно сделает.
– Да отстань от него! – вступилась за Витьку Таня, – что прицепилась?
– Я из него человека пытаюсь сделать, поскольку
