Вера Русанова - Туманный берег
- Так что делать будем? У меня тоже не монетный двор, деньги я не рисую.
- Вы можете подождать?
- Нет, милая, к сожалению, не могу. Мы с вами договаривались.
Тамара с содроганием вспомнила о волосах, оставленных на расческе в прихожей, о носовом платке, который, вроде бы, валялся под стулом, и которого теперь нет...
- Да, договаривались! - Выкрикнула она с отчаянием, сжимая пальцами собственные колени и принимаясь быстро раскачиваться вперед-назад. Договаривались! Но не так же? Вы уж тоже палку перегибаете. Да если бы я все до конца знала... А покой в семье? Ну, какой это покой, если муж стал просто дистрофик конченный! Он же просто весь на нервы изошел. А скандалы у нас с ним из-за этого?.. А со свечками этими? Я думала, если он их во второй раз найдет, то просто об голову мне сломает!
- Чего вы кричите, милая? - Гостья обиженно поджала губы. Самые обычные губы, подкрашенные какой-то блеклой, неяркой помадой. - Не надо на меня кричать, я этого не люблю. Ваши семейные скандалы меня не касаются. Я сделала так, как вы просили, и хочу получить за это деньги.
- Не так вы сделали! Не так! Если уж честно говорить... Ну, давайте по-честному? Какую вы с меня сумму требуете? За что? Я вовсе не этого у вас просила!
- Значит, расплачиваться не будем? - Женщина поднялась с дивана, и Тамару снова окатило волной липкого страха. Вся её недавняя истеричная решимость растаяла, как остатки черного снега под солнцем.
- Будем. Будем, конечно же... Ну, возьмите сколько у меня сейчас есть. Или, если хотите, я сошью вам что-нибудь на лето? Бесплатно, разумеется. У меня и отрезы лежат, лен очень хороший, хлопок есть, вискоза... Не посмотрите?
- Не посмотрю, - та снова водрузила шляпку на голову. - Меня вполне устраивает мой гардероб. Три дня вам еще. Ищите деньги. Иначе пожалеете вы меня знаете!
В тапочки она влезла уже молча, так же молча открыла и с силой захлопнула за собой дверь. От полотка откололся кусок побелки. Тамара присела на корточки, собрала крошащуюся известку в ладонь и заплакала...
* * *
Кассета оказалась старой и бракованной в нескольких местах. Сплошное шипение на фоне черно-белых полос шло и в том месте, где девочка учится стрелять холостыми по прохожим, и там, где Леон вбегает в полицейское управление. В общем-то, фильм, как оказалось, Андрей помнил почти наизусть, так что потерял он немногое. И все равно странное, зудящее ощущение того, что упускается что-то главное, не проходило...
С чего это началось? С сообщения ли о том, что Лилия Бокарева исчезла? С допроса ли, на котором Валерий Киселев, здоровый мужик, со здоровыми кулаками и красным лицом, вдруг расплакался, приговаривая: "Ну, зачем вы это делаете? Клянусь вам, не встречался я с Лилькой! И не такой она человек, чтобы кому-то даже просто плохо сделать - не то что убить!"
Андрей тысячу раз видел и слезы, и сопли, и по-совиному краснеющие мужские глаза, и женщин, бьющихся в истерике. Он все это видел, он все это знал, и все же...
Или, как всегда, подсиропил Володька Груздев, с интересом выслушавший версию про львенка, а потом ехидно заметивший:
- Как все-таки хорошо, что в "Леоне" не играл, например Щварценеггер! Вся логическая цепочка к чертям собачьим бы развалилась. Ну, нету "болезни Шварценеггера", хоть ты что тут делай! Нету!
Красовский принялся доказывать, что никакой логической цепочки тут и не было: просто так в мозгу быстрее замкнулось на тему того, что имела ввиду Кузнецова, когда рисовала львенка, да ещё и подписывала внизу "ЛЕВ". Володька сказал, что он и не спорит: все прекрасно, но Андрею отчего-то стало тревожно.
Все было правильно и логично до безобразия. На классический вопрос: "Кому выгодно", теперь легко находился ответ. Ей выгодно. Ей, Лилии Владимировне Бокаревой. И ещё её мужу. Но если муж являет собой воплощенное недоумение и непонимание происходящего, то она исчезла вместе с ребенком... Ее темные очки, её плащ, способный довольно сносно замаскировать фигуру, её черные волосы, распущенные по плечам... Женщина с болезнью либо синдромом Рено, подменившая её в кафе... Ее волос на теле убитой Олеси... Ее встречи с Киселевым.
Иногда он думал, что косвенных улик против Бокаревой-Муратовой даже слишком много, подозрительно много, но потом заставлял себя вспоминать все с начала и относительно успокаивался. И в самом деле, не прояви такую супружескую бдительность Тамара Киселева, не случись с подельницей ужасно несвоевременный и все испортивший приступ, Муратову просто не на чем было бы поймать... И все-таки черные очки, и все-таки плащ...
А ещё Андрей часто думал о заболевшем саксофонисте и не мигавших в ту ночь лампочках цветомузыки. Сам не понимая почему, он никак не мог отвязаться от этих мыслей... Освещенный круг... Стойка бара... Рука с посиневшими пальцами, едва не смахивающая фужеры...
Наталья Слюсарева, кстати, оказалась дамой, на редкость здоровой. Речи там, похоже, не шло не только о болезни Рено, но даже о банальном ОРЗ. А расследование покушения на неё - настоящего ли, мнимого ли - так и не продвинулось ни на шаг...
Он нажал на кнопку быстрой перемотки и прокрутил кассету почти до самых титров... Леон. Лион. Лев... Жан Рено в бронежилете, взрывающий перед лицом полицейского гранату... Девочка, прижимающая к груди цветок в горшке... Убийца рядом с ребенком... Медицинская карточка Оли Бокаревой... Болезнь Рено. Опять болезнь Рено...
Пингвин в углу глухо заворочался. Он уже два дня ничего не ел, смотрел прямо перед собой равнодушными тусклыми глазками и, видимо, заболевал. Птичку было жалко.
Андрей собрал волосы на затылке, потянулся, поднялся с дивана. Фильм ещё не закончился, но досматривать его не было ни малейшего желания. Прошел на кухню, достал из холодильника горбушу, купленную специально для Эммануила, принес на тарелке прямо в комнату.
Есть Птичка не хотел, а спать не мог. Светлые полосы от фар проезжающих внизу машин ползали по потолку прямо над его головой. Желтые перья на макушке пингвина блестели, делая его похожим на маленького плешивого мужичка.
Катю Андрей сегодня уже не ждал, поэтому изрядно удивился, услышав звонок в дверь. Но, тем не менее, это была она, маленькая, тоненькая и, как всегда, ужасно деловая. Поохала над Эммануилом, в очередной раз адресовала все известные ей бранные слова знакомому, сказала, что пингвина нужно везти в ветеринарную клинику зоопарка и собралась уходить.
- Катя, это детский сад, - сказал Андрей, не оборачиваясь. Он стоял у книжного шкафа и видел её отражение в стекле. - Почему ты не можешь остаться? Ты же не из-за Птички приходишь.
- Из-за Птички, - он затылком чувствовал, как она покраснела.
- Давай не будем делать друг из друга идиотов? Это же смешно... Да, я тебе благодарен за пингвина, за то, что ты с ним нянчишься...
Она молчала.
- ...Но все это - дурь страшная. Ты не понимаешь? Нет?.. Останься, Кать. Я тебя прошу.
- И что будет?
Теперь уже промолчал он.
- ... Щурок, ты хоть сам знаешь, что дальше будет? Так, по крайней мере... Впрочем, ты прав: извини, я не должна была приходить. Просто я думала... Извини.
Там, в стеклянных дверцах книжного шкафа, отразилась открывающаяся и закрывающаяся дверь в комнату. В прихожей шоркнули по полу Катины босоножки на платформах. Щелкнул замок на входной двери.
Он почувствовал себя конченой сволочью. И потому что все испортил, и потому что не предложил её проводить, и потому что даже в этот момент подумал о том, что Лиля Бокарева, наверное, ушла из квартиры так же тихо, серой тенью выскользнув в сумрак подъезда...
* * *
Лиля сидела перед старым трюмо и расчесывала волосы, теперь ставшие короткими и рыжеватыми. Сколько раз ей приходилось читать во всевозможных романах о том, каким чудесным образом преображает женщину новая прическа! Однако, особых изменений в своей внешности она почему-то не наблюдала. Те же чуть широковатые скулы, те же глаза с загнутыми кверху кукольными ресницами, те же крупные передние зубы и беличий подбородок. Темные тени для век делали лицо больным, яркая помада привлекала излишнее и совершенно ненужное внимание. Длинные полые серьги в ушах были похожи на кладбищенские колокола.
Она чувствовала, что её узнает и остановит первый же милиционер (интересно, расклеена ли уже на щитах её фотография с заголовком "Их разыскивает милиция"?), а уж если начнут проверять документы, то и вовсе пиши - пропало.
"А проверять непременно начнут", - неприятно зудел внутренний голос. "Потому что с такой шевелюрой и макияжем ты, дорогая, напоминаешь молдаванку, подпольно торгующую сливами и помидорами возле булочной".
Кира Петровна, взвалившая на себя изрядную часть её проблем, ушла гулять с Оленькой, а Лиля размышляла о том, что только что прочла в толстом учебнике по наследственному праву (опять же принесенном откуда-то бывшей квартирной хозяйкой).
За погибшим Тимом Райдером наследует жена, то есть, Олеся, за Олесей её единственная дочь Оленька, а дальше... Дальше нетрудно догадаться, что деньги, по идее, должны были попасть к ней и Вадиму. Страшная, убийственная логика...
