Софи Ханна - Солнечные часы

Как страшно думать обо всем том, во что я верила. Прошлое, будущее. Настоящее. Что ты со мной сделал, Роберт. Ты поступил хуже, чем тот насильник. Он превратил меня в жертву на одну ночь; благодаря тебе я на целый год, сама того не зная, стала предметом насмешек и унижения.

Ивон с самого начала поняла, что в наших отношениях что-то не так. Почему я не заметила? Теперь я готова поверить в немыслимое, чтобы убить в себе ту Наоми, которая продолжает любить тебя, несмотря на факты. Вместо того чтобы впасть в кому, любовь расцвела раковой опухолью, отвоевала себе слишком много места. Даже не знаю, что останется от меня, если я с ней справлюсь. Шрамы, пустота. Зияющая дыра. Но попытаться надо. Я должна быть безжалостной, как наемный убийца.

Ивон не понимает, откуда взялось мое внезапное желание отправиться в ресторан, а я пока не хочу объяснять. Не все ужасы сразу.

– Если ностальгия ни при чем, то почему непременно «Лавровое дерево»? – спрашивает она. – Пойдем в другой ресторан, там нам хоть банкротство не грозит.

Я встаю:

– Лично я еду в «Лавровое дерево». Ты со мной?

Ресторан «Лавровое дерево» находится в одном из самых старых зданий Спиллинга, построенном в 1504 году. Здесь низкие потолки, толстые неровные стены и два настоящих камина, похожих на пещеры, – в зале и в баре. Столиков всего восемь, так что заказывать приходится минимум за месяц. Нам с Ивон повезло: уже поздно, и нам достался столик, заказанный много недель назад на половину седьмого вечера. Когда мы появились, клиенты уже давно ушли – сытые и существенно обедневшие.

В ресторане имеется внешняя дверь – она всегда заперта – и внутренняя, надежно защищающая посетителей от уличного холода. Чтобы попасть внутрь, надо воспользоваться звонком; официант, который к вам выйдет, плотно закроет внутреннюю дверь, прежде чем открыть внешнюю. В основном здесь работают французы.

Я была здесь лишь однажды, с родителями. Мы отмечали папино шестидесятилетие. Входя в зал, папа ударился головой: здешние притолоки – сущая беда для высоких людей. Впрочем, зачем я это тебе рассказываю? Ресторан знаком тебе лучше, чем мне, верно, Роберт?

Официант, обслуживавший нас в тот юбилейный вечер, не был французом, однако мама упорно обращалась к нему на чудовищном французском. Говорила медленно, с этаким псевдоконтинентальным акцентом. Меня так и подмывало шепнуть ей, что парень, скорее всего, родился и вырос в Роундесли, но я удержалась: как-никак праздник, придирки неуместны.

Ты не знаком с моими родителями. Они вообще о тебе не слышали. Я думала, что защищаюсь от их неодобрения и критики, но в итоге, похоже, защитила их. Странно, но большинство людей в мире не пострадало от тебя, ты не искалечил им жизнь. Ни моим родителям, ни клиентам, ни прохожим на улице. Все эти люди о тебе ничего не знают.

И наоборот. Официант, который сегодня обслуживает нас с Ивон (чуточку слишком настойчиво: чересчур близко склоняется к столу, по всем правилам заложив руку за спину, чересчур усердно бросается доливать вино в бокалы всякий раз, когда кто-нибудь из нас сделает глоток), возможно, пострадал от человека, мне неведомого.

Как далеки друг от друга мы, живущие в одном мире.

– Вкусно? – спрашивает Ивон.

Я заказала только фуа-гра, но не притронулась к блюду, и от Ивон это не ускользает.

– Это такой шуточный вопрос? – огрызаюсь я. – Из серии: вы уже перестали избивать свою жену? Или: большая ли лысина у нынешнего короля Франции?

– Если ты не собиралась ничего есть, то какого дьявола мы тут делаем? Ты отдаешь себе отчет, во что нам выльется этот ужин? С той минуты, как я сюда зашла, у меня чувство, что мой банковский счет превратился в песочные часы. Денежки, заработанные тяжелым трудом, утекают как песок.

– Я заплачу. – Подзываю официанта; три шажка – и он у стола. – Бутылку шампанского, пожалуйста. Самого лучшего из ваших запасов. (Официант испаряется.) С такими пойдешь на что угодно, лишь бы исчез с глаз долой, – говорю я ему вслед.

Ивон смотрит на меня круглыми глазами.

– Самого лучшего? Ты рехнулась? Ты хоть представляешь, сколько стоит бутылка?

– Неважно.

– Я ничего не понимаю! Всего полчаса назад…

– Что?

– Ничего, забудь.

– Ты бы предпочла, чтобы я вернулась на свой диван и пялилась в пространство?

– Я бы предпочла узнать, что происходит.

Я усмехаюсь:

– А знаешь что?

Ивон кладет приборы, с опаской ждет моего признания.

– Я не люблю шампанское. От него в носу свербит да еще и пучит.

– Фу, Наоми!

Если принять как факт, что тебя никто никогда не поймет, если смириться с безграничным чувством одиночества, то со временем ты понимаешь, что это даже удобно. В своем личном мирке ты можешь делать что хочешь. Держу пари, тебе это ощущение знакомо, Роберт. Я права? Ты не ту женщину выбрал. Я способна понять, как устроены твои мозги. Не потому ли теперь ты решил избавиться от меня?

Официант возвращается, склоняется передо мной с пыльной бутылкой.

– Годится, – говорю я, он одобрительно кивает и снова исчезает.

– Ну и почему он ее унес? – удивляется Ивон.

– Побежал за серебряным ведерком со льдом и специальными бокалами для шампанского.

– Наоми, у меня поджилки от страха трясутся.

– Шикарная жизнь не по душе? Будь по-твоему, завтра поедем в «Бургер кинг» на заправке и купим тебе ведро пережаренных в жиру крылышек. – Я хихикаю.

Кажется, я произношу реплики, написанные другим автором. Например, Джульеттой. Да, именно Джульеттой. Я имитирую ее бойкую, насмешливую манеру.

– Расскажи-ка, что у тебя происходит с Беном? – Я вдруг вспоминаю, что жизнь Ивон не закончилась. В отличие от моей.

– Ничего!

– Да что ты? Громадное такое «ничего»?

Бен Котчин не столь уж и плох. А если и плох, то по-нормальному плох, а для меня это сейчас значит, что лучше не бывает.

– Не надо, – просит Ивон. – Мне было одиноко, идти некуда. Вот и все. И… Бен бросил пить.

Официант приносит наше шампанское в серебряном ведерке, полном льда, подставку на колесиках для ведерка и два бокала.

– Прошу прощения, – обращаюсь я к нему. Чем не время сделать то, ради чего я сюда приехала. – Вы здесь давно работаете?

– Нет. Всего три месяца. – Он вышколен и встречного вопроса не задает, но я читаю этот вопрос в его взгляде.

– А кто дольше всех работает? Может, шеф-повар?

– Думаю, шеф-повар работает здесь довольно давно. – Английский его слишком безупречен для англичанина. – Если желаете, я могу узнать.

– Будьте так любезны.

– Вы позволите?… – Он глазами указывает на шампанское.

– После. Сначала поговорите с шеф-поваром. – Меня вдруг охватывает нетерпение.

– Наоми, что за безумие! – шипит Ивон, когда мы вновь остаемся одни. – Хочешь узнать, помнит ли шеф-повар, как Роберт заказывал для тебя ту утку?

Я молчу.

– Ну допустим, заказывал. И что дальше? Спросишь, что он говорил – дословно? Выглядел ли как человек, который только что по уши влюбился? Ты загремишь в психушку, Наоми! Нельзя потакать своим навязчивым идеям.

– Ивон… – говорю я тихо. – Ты подумай. Оглянись. Посмотри, какой ресторан.

– Ну?

Я киваю на ее тарелку:

– Ешь свой дорогущий ужин, а то остынет. А теперь скажи: похож этот ресторан на заведение, куда можно заскочить с улицы и попросить чего-нибудь с собой? Я что-то не вижу меню с блюдами на вынос. Можешь ты себе представить, чтобы неизвестно кому позволили выйти отсюда с подносом, серебряным блюдом, приборами и роскошной салфеткой, просто взяв с него честное слово, что он все вернет, когда пообедает?

Ивон задумчиво жует кусок барашка.

– Пожалуй, нет. Но… с какой стати Роберту врать?

– А он и не врал. Думаю, просто скрыл кое-какие существенные факты.

Снова появляется официант.

– Шеф-повар нашего ресторана, Мартин Джиллиган, – представляет он худого рыжеволосого коротышку.

– Вы довольны нашими блюдами? – интересуется Джиллиган – по-моему, с северным акцентом. В университете у меня был приятель из Гулля, он говорил очень похоже.

– Фантастически вкусно! Потрясающе! – Ивон лучезарно улыбается, умолчав о том, что считает здешнюю еду еще и фантастически дорогой.

– Этьен сказал, вы хотите знать, как давно я здесь работаю?

– Верно.

– Я тут старожил. – Вид у Джиллигана извиняющийся, будто мы можем счесть его скучным за приверженность одному ресторану. – Работаю здесь со дня открытия в 1997 году.

– А Роберта Хейворта знаете? – спрашиваю я.

Он кивает, приятно удивленный:

– Роберт – ваш друг?

Не соглашусь, даже если расположу этим шеф-повара.

– Откуда вы его знаете?

Ивон следит за нами, будто теннисный матч смотрит: голова то вправо, то влево.

– Он здесь работал, – отвечает Джиллиган.

– Когда? Долго?

– Э-э… дайте-ка вспомнить. В 2002-м или 2003-м. Где-то так. Уж несколько лет прошло. Помню, он только женился, говорил еще, что ездил куда-то на медовый месяц. А уволился…