Владимир Константинов - Зверь
сяч". "Пойдемте". Привел её в свой кабинет, открыл сейф, отсчитал пятьдесят тысяч. После освобождения устроил Захарьяна сторожем на оптовую базу. После этого он стал моим рабом, готовым выполнить любое поручение. И вообще, чем примитивнее человек, тем легче им управлять.
Так, что еще? Есть ещё прокуратура и милиция. Позавчера поздно вечером мне позвонил один из моих верных оруженосцев осветитель Павел Дроздов (все его зовут Дрозд) и сообщил, что в кафе был следователь Говоров со своим приятелем и что этот Говоров беседовал с директрисой.
- Что ему было нужно? - спросил я.
- Распрошивал про девочек и в частности - про Наташу.
- Откуда это тебе известно?
- Эта старая сучка рассказала.
- Послушай, Дрозд, выбирай выражения! - недовольно проговорил я. - Ты ведь знаешь, что я этого не люблю.
- Извини шеф, с языка сорвалось.
- О чем ещё они говорили?
- Он записал адрес Наташи, в смысле, её родителей, и подруги Наташи.
- Людмилы?
- Кажется. Подожи, у меня тут записано... Да, Людмила Нарусева.
Это сообщение меня озадачило. Я никак не мог понять: каким образом они вышли на кафе и на Наташу? О наших отношениях знают лишь мои парни да лучшая подруга Наташи Людмила Нарусева. Через Людмилу они выйдут и на меня. Этого ни в коем случае допустить нельзя. Я позвонил Захарьяну, назвал адрес Нарусевой и сказал, чтобы он срочно отправил Людмилу куда подальше.
- Может быть её того? Так надежнее, - предложил он.
- Нет, в этом нет необходимости. Просто, дай денег и отправь. Скажи, чтоб с полмесяца не появлялась в городе и никому ничего не сообщала. Деньги есть?
- Есть.
- Я потом возмещу с процентами.
- Хорошо, Вадим Вадимович. Сделаю в лучшем виде.
И все же я никак не мог понять: каким образом следователь вышел на кафе и Наташу? А то, что я не мог понять, меня беспокоило. Как видно, в прокуратуре и милиции не одни бездари работают. При воспоминании этого слова меня всего даже передернуло. До этого прокуратура и милиция меня мало беспокоили. Я столько понаставил им всевозможных ловушек, что не без основания читал - они наверняка в них запутаются. И вот они едва на меня не вышли. Хорошо, что в кафе оказались мои парни и я успел предпринять меры, а то бы наверняка вышли. А там недалеко и до всего остального. Наташу они не найдут. Она прописана у родителей, с которыми уже два года не поддерживает никакой связи. В их распоряжении есть ещё телевидение. Но им они обычно пользуются, когда исчерпаны другие меры. И все равно надо торопиться.
Вечером я съездил на оптовую базу и дал задание Захарьяну.
- Не волнуйтесь, Вадим Вадимович, все сделаю. Когда нужен будет малец.
- Дня через два.
- Хорошо. А я пока подсмотрю, где его можно того.
Итак, через неделю все должно кончится. Будет Зверю достойное жертвоприношение. За это он освободит меня от мук, изглодавших душу.
Глава вторая: Колесов. Операция "Мордобой".
На следующее утро я был на улице Селезневой у дома 32. На скамейке у третьего подъезда сидели три старушки и вели неспешную беседу.
- Здравствуйте! - поздоровался я
- Здравствуйте! - недружно ответили они, с любопытством меня рассматривая.
- Скажите, вы не видели Клавдию Павловну из сорок пятой квартиры? спросил я.
- Ну, я Клавдия Павловна, - настороженно отозвалась маленькая, сухонькая старушка. - А в чем дело?
- Мне необходимо с вами поговорить. Не могли бы мы куда-нибудь отойти.
- А что со мной говорить? Я ничего не знаю, - ответила она, боязливо оглядываясь на подруг.
- А кто вы такой будете, мил-человек?! - воинственно приосанилась высокая статная старушка.
Я достал служебное удостоверение, протянул им. Они долго сообща его рассматривали, даже несколько раз сверили фото с оригиналом. Высокая вернула удостоверение, спросила:
- Что же вас интересует, молодой человек?
- Об этом я хотел бы поговорить с Клавдией Павловной.
- Клава, пригласи товарища в квартиру, - сказала высокая. По всему, она у них была старшей. - Неудобно держать человека на улице.
- Да-да, это конечно, - проговорила та, проворно вскакивая. Пойдемте, пожалуйста!
Однокомнатная квартира Клавдии Павловны была обставлена старой, давно вышедшей из моды мебелью, но являла собой образец чистоты и уюта.
- Простите, читала, но совсем запамятовала ваше имя и отчество. Совсем стара стала - память, как решето.
- Сергей Петрович.
- Пройдемте, Сергей Петрович, на кухню. Там вам будет удобно. Я вас чаем угощу с черничным варением.
- Нет, спасибо, мне некогда.
- Никаких возражений, - категорично проговорила Клавдия Павловна. - Вы такого варенья никогда не ели.
Мы прошли на кухню. Я сел за стол. Хозяйка налила воды в большой эмалированный чайник, ключила электропечь, поставила чайник на конфорку и лишь после этого села за стол, сказала:
- Слушаю вас, Сергей Петрович.
- Клавдия Пвловна, вы видели недавних постояльцев сорок четвертой квартиры?
- Это кинщиков-то?
- Да.
- А как же мне их не видеть. Они тут такой трам-тарам устроили.
- Что вы имеете в виду?
- Шумели очень. Особенно этот инвалид. "Бездари! Кретины!" Я до сих пор по ночам вздрагиваю. Слава Богу, что быстро съехали.
- Как они выглядели?
- Молодые - кудлатые, бородатые и в черных очках, будто слепые. Ночь на дворе, а они все в очках. Очень они мне не понравились.
- А режиссер?
- Инвалид этот?
- Да.
- Этот ничего, обходительный. Меня все по имени, отчеству. "Извините, Клавдия Павловна, что доставляем вам беспокойство". Но тоже странный? Ой, чайник скипел! Я щас. - Она проворно вскочила, подошла к кухонному столу, достала пачку чая, насыпала в заварной чайник, залила кипятком, накрыла чайник вафельным полотенцем, похвасталась: - Индийский. Я его для дорогих гостей берегу, Сама-то пью всякую всячину. На мою пенсию больно-то не разбежишься. Верно?
- Да. Сегодня пенсионерам трудно приходится, - согласился я.
Клавдия Павловна села на прежнее место, спросила:
- Так о чем это я говорила?
- О том, что режиссер вам показался странным.
- Вот-вот, я и говорю - странный он какой-то.
- В каком смысле?
- Сам седой, как лунь, лицо сморщенное, а руки молодые.
- Как молодые?
- В так. Как вот у вас, к примеру. Только... Как бы поточней выразиться... Холеные, вот. Красивые такие, холеные.
- О чем он ещё с вами говорил?
- Да о чем он будет говорить со старухой. Извинялся, как я уже говорила, за беспокойство, говорил, что этот..., как вот вы сейчас сказывали.
- Режиссер?
- Вот-вот. Говорил, что снимают фильм. Вот и все.
- А мальчика и девочку лет двенадцати-тринадцати здесь не видели?
- Как же не видела. Видела. Очень красивые. Режиссер этот сказал, что это их основные артисты. Страшный какой-то больно фильм снимали. Бедные дети!
- Почему вы так решили?
- Ночью... Как раз перед тем как старик отдал мне ключи. Ночью мальчик сильно кричал.
- А девочка?
- Девочки слышно не было, врать не буду. А мальчик кричал, точно.
- Слова какие-то слышали?
- Нет, только крик, протяжный такой, страшный.
- Что ещё вы слышали?
- Остальное, как обычно. Шум, гам, тарарам.
Я достал фоторобот старика-режиссера, показал его Клавдии Павловне.
- Клавдия Павловна, посмотрите повнимательнее. Это тот самый режиссер?
Она долго подслеповато рассматривала портрет, затем прогворила с полной уверенностью:
- Он самый. Точно.
А потом мы пили чай с черничным вареньем. Оно действительно было замечательным. Честно признаться, я вообще ел его впервые в жизни.
Не успел я появиться в кабинете, как в него ввалился Дима Беркутов.
- Ты где, Сережа, болтаешься?! - спросил он с возмущением.
- Что значит - болтаюсь?
- А то и значит. Здесь шеф на уши всех поставил, тебя разыскивая.
- Да я вроде говорил, - неуверенно сказал, так как действительно запамятовал - сообщал ли Рокотову о своих планах на сегодня.
- Вроде, да как бы, - смешно передразнил меня Дима. - Что-то с памятью твоей стало. Это очень нехороший симптом, Сережа. Определенно.
- Да ладно тебе. Что случилось?
- Ты почему ему ничего об операции не сказал?
- Говорил я, точно помню.
- Вот я и говорю - во избежание более серьезных последствий, тебе надо срочно к врачу обратиться. Иначе, ты скоро имя любимой жены станешь забывать.
- Да что случилось? Можешь ты толком рассказать?
- Что ж, попробую, - тяжко вздохнул Беркутов. - Утром только сел я за стол, как вошел шеф. Строго посмотрел на меня. "Чем занимаетесь, Дмитрий Константинович?" Ну, я, как положено, вскочил, вытянулся во фрунт. "Готовлюсь к операции, товарищ полковник!" - отвечаю. "Какой ещё операции?" - спрашивает он, а на лице недоумение, какого я отродясь не выдывал. "Под кодовым названием "Мордобой", - бодро отвечаю. Как услышал он это слово, сильно рассвирепел, аж позеленел весь. "Что за дурацкие шутки! - кричит. Где Колесов?!" "Должен быть здесь", - отвечаю. Он и пошел шмалять по кабинетам. Шум и треск на все управление стоял, такого, наверное, и при Ватерлоу не было. Потом заглянул в наш кабинет. "Как Колесов появится, сразу ко мне!" О чем я тебе, Сережа, с великим прискорбием и сообщаю. Иди, клади голову в пасть этого дракона.
