Алла Демченко - Александра: Жизнь и судьба
Саша посмотрела напротив сидящего Стрельникова, невольно перехватив его взгляд.
По залу медленным шагом, притягивая мужские взгляды, явно высматривая кого- то на ходу, шла… Лера.
Улыбнувшись своей игривой улыбкой, излучая наигранную радость, словно человек, увидевший старых друзей, Лера пересекла зал, не обращая внимания на откровенный интерес мужчин. «…немного жаль, что потеряли друг друга мы в последний раз» звучала ретро — песня. В голове Саши стучали маленькие звонкие молоточки. Внезапно нахлынувшая тревога покинула и освободила ее. Дышать стало легче, обруч, сжимавший голову, стал слабее.
— Добрый вечер. Не помешаю?
— Что ты здесь делаешь?
— Стрельников, не думай, за вами не слежу. Просто, ты постоянный до зеленой тоски. Мы здесь тоже катались на лыжах, если ты помнишь, конечно. Мне понравилось тогда. А вам Саша? Вот и приехала. Учитывая, что мне скоро лыжные прогулки будут противопоказаны — пользуюсь моментом.
Саша чувствовала, что краска заливает лицо. Значит, шея покрылась мелкими яркими пятнами. Под тонким свитером стало жарко, липкие противные капельки пота поползли по позвоночнику. Она, как подросток, краснела мгновенно от лица до самих пят.
— Лера, зачем это все? — Стрельников поправил очки, словно хотел рассмотреть Леру по — лучше.
— Мне надо поговорить с тобой, раз уж встретились. Просто не знаю с чего начать, может позже, когда ты освободишься. Хотя, чего там. Думаю, секретов у вас еще друг от друга нет, — Лера специально медлила, видя, как нервничает Стрельников. — Павел, ты скоро станешь отцом. С чем тебя и поздравляю.
Лера взяла его недопитый фужер вина, посмотрела, щурясь сквозь стекло, на Стрельникова, ожидая ответа. Хотя, такая реакция была предвидена еще Нинелью Станиславовною. Немая сцена. «Ревизор» Гоголя. Первой пришла в себя Саша.
— Я закажу кофе в номер, а вы поговорите, не буду вам мешать.
Стрельников с тоской смотрел в след удаляющейся Саше. Выходные были испорченные безвозвратно. И не только выходные…Что — то испортилось в очередной раз в его жизни. Вокруг все стало пустым и безразличным.
— Лера, ты сама веришь в то, что сейчас говоришь? Зачем тебе все это? Мы взрослые люди и расставили все точки над і. Я люблю Сашу. — Стрельников, сам того не замечая, потер озабочено переносицу, как на работе перед тем, как распекать нерадивого сотрудника.
Лера молча положила заключение УЗИ. На сервированном столе, между тарелок лежала справка о живом ничего не понимающем человечке.
Стрельников повертел в руках бумажный прямоугольник, уже осмысленно читая заключение.
— Лера, я буду помогать. Ты же знаешь — ребенка я не брошу. Я не отказываюсь…
— Стрельников, — Лера не дала договорить, — ты просто не исправим. Ребенка не будет. Я сделаю аборт, если мы не подадим заявление в загс. А потом ты можешь жить, где тебе хочется и с кем хочется. С этой курицей или с другой. Я на тебя не претендую. Только в ребенка должна быть семья. Или…ребенка вообще не будет. Решать тебе.
Боже, как была права мать, говоря, что все мужчины предсказуемы. Видела б она лицо Стрельникова. Реакция точь в точь, как говорила.
Она медленно допила вино и, не обращая ни на кого внимания, покинула ресторан, лишив за собой едва уловимый тревожный запах духов.
Стрельников, просидев в ресторане еще час, так ничего не решив, вернулся в номер, когда Саша спала или притворялась спящей, свернувшись калачиком на огромной кровати. Он был рад, что ничего не надо было объяснять. Выпив одним глотком остывший кофе, Стрельников вернулся в ресторан.
Проснувшись рано утром, Саша сложила вещи в дорожную сумку. Уехать, не простившись со Стрельниковым, выглядело б школьным ребячеством. Пришлось спуститься в ресторан. Но в баре, если не считать молодой пары, вероятнее всего недавно приехавшей, никого не было.
— Скажите, пожалуйста, — Саша обратилась к дежурному регистратору, — вы не видели мужчину с 318 номера?
Дежурный кивнул в сторону ресторана. Где еще может быть загулявший мужчина.
— Там нет, я смотрела.
— Может, на балконе. Там обычно курят.
— Вызовите мне такси.
Стрельников курил на балконе. Бессонная ночь сказалась на помятом лице. Саша смотрела на спину Стрельникова, которую могла б узнать с тысячи. Да что там с тысячи — с миллиона. Щемящий комок подкатывался предательски к горлу.
— Паша, мне надо поговорить с тобой. Пойдем в бар. Холодно — Саша поежилась от мороза.
Те мгновения, за которые они преодолели холл, показался целой вечностью.
— Паша, нам надо разобраться, прежде всего, в себе. В наших чувствах. — Саша мягко накрыла своей теплой ладонью большую руку Стрельникова.
— Разбираться, собственно и не в чем. Я приехал сюда с тобой. Я хочу всю жизнь прожить только с тобой. Саша, я не смогу жить без тебя.
— Погоди. Не говори больше ничего. Одно дело оставить женщину и совершенно другое дело — оставить ребенка. Пусть не родившегося. Не родившиеся знают больше чем мы…Я целую ночь думала о нас с тобой. Понимаешь, я выросла без семьи. Я не говорила тебе, мне всегда больно говорить о своих родителях, при которых я была, по сути, сиротой. Я была совсем маленькой, когда родители разошлись. Я осталась одна. Мне повезло только, что в меня были дед и бабушка, заменившие родителей. И я не чувствовала себя брошенной. В детей должны быть родители. Все остальное — не правильно.
Откуда ей знать, как правильно? Как жить с женщиной, которую не любишь?
Официант в фартуке с замысловатым орнаментом, напоминавшем льняное покрывало, с дежурной улыбкой поставил кофе. Саша старалась не смотреть на Стрельникова.
— Паша, ты лучшее, что было в моей жизни, но принять твое предложение я не могу. Извини.
Маленькая красная коробочка с подаренным кольцом сиротливо смотрелась между кофейных чашек.
Стрельников поднес ее руки к губам и поцеловал тонкие холодные пальцы. Насколько женщинам проще в таких ситуациях — они могут плакать и слезы не являются признаком слабости.
— Саша, все уладиться. Дай только время и… Все уладиться.
— Я вызвала такси. Мне пора. Не провожай.
Стрельников видел, как консьерж, положив дорожную сумку в багажник такси, прощался с Сашей. Скорее всего, говорил обычные заученные фразы на пример того, что все были рады ее приезду, и с нетерпением будут ждать еще. Или желал всего самого хорошего и обязательно приезжать на следующие выходные.
Саша улыбалась. Обязательно приедет и не один раз. Так говорят все или почти все. И уже садясь в машину, она пробежалась глазами по окнам, словно ощущала взгляд Стрельникова. Не сдержавшись, помахала рукой всем, кто мог ее видеть в эту минуту.
Машина медленно ползла по заснеженной дороге. Огромные, чистые, тщательно протертые окна от вчерашнего снегопада, казались Стрельникову экраном модного кинотеатра.
Во второй половине дня он подъезжал к Москве…
Он несколько раз собирался позвонить Саше. Брал в руки телефон, смотрел на его темный безжизненный экран и снова бросал на сиденье.
Он приедет и разберется во всем. Он разберется и сразу ей позвонит. В трогательную историю с беременностью он не верил.
Глава 47
Нужно было что — то делать с этим болезненным чувством потери. Нужно делать что — то немедленно! Иначе она погибнет, как подопытная мышь в лаборатории у матери.
Она пошла в ванную, на ходу снимая одежду. Плотно сидящие джинсы, купленные со Стрельниковым по случаю первого совместного отдыха, скомкались и застряли на голени. Пришлось вернуться в гостиную и уже сидя в кресле стаскивать с себя дорогую фирменную ткань. Стрельникову джинсы понравились. Ему нравилось все, что ее облегало. И еще он говорил, что без джинсов и без всего остального она ему нравиться в тысячу тысяч раз больше. Она тогда покраснела от его комментария. И было это всего ничего — в прошлой жизни.
Холодная вода подействовала отрезвляющее, и желание вдоволь наплакаться прошло само собой. Закутавшись в большое мохнатое полотенце, Саша беспомощно опустилась в кресло, бросив на пол модные, недавно купленные, джинсы.
Два коротких звонка, потом один длинный — условный звонок, который они придумали с Олей много лет назад, как только семья профессора Трушина переехала в квартиру на четвертый этаж, вернул ее в действительность. Притихшая боль вновь ожила.
— Сашка, он уходит.
Ольга уткнулась зареванным лицом в ее неприкрытое плечо.
Вид зареванной Ольги и вся картина со стороны была б комичной, если б Ольга так трагично не рыдала.
— Кто уходит? — Саша закрыла дверь и с недоумением смотрела на подругу. Не могут все уходить в один день.
— Валера! Сказал, что устал от такой жизни. Устал от меня…Только не говори, что это к лучшему.
Конечно — к лучшему. Ольга, в девичестве Трушина, внучка известного профессора Трушина, познакомилась с будущим мужем прямо в себя дома. Против отношений Ольги, тогда третьекурсницы лингвистического факультета, и подающего надежды аспиранта, семья в целом была не против. Вроде, и рано замуж — третий курс, но как противостоять высокому и светлому чувству.
