Ольга Тарасевич - Роковой роман Достоевского
Спросонья Лике Вронской показалось: ворона. Стучит в окно, требует своего печенья. Но потом она вспомнила, что птица уже сегодня наносила визит, и первый раз это вызвало не раздражение, а жуткий стыд. Увидев безмятежно посапывающего Влада, ворона выдала возмущенное «карр!», и возразить ей, по большому счету, было совершенно нечего. Да, это полное свинство – всю ночь заниматься любовью с малознакомым и к тому же фактически женатым парнем. Но так случилось. В Петербурге слишком холодно для того, чтобы быть одной. В воздухе этого города разлито мучительное безумие. И не надо смеяться над блондинками! Это не самый худший вариант, в лысой голове вообще все мыслительные процессы замораживаются. Если бы можно было остановиться – она бы остановилась, но…
На ворону мысленные Ликины оправдания впечатления не произвели. Поклевав печенья, она негодующе покосилась в сторону постели, в очередной раз прокаркала дурным голосом что-то очень напоминающее «позоррр!». И выпорхнула за окно.
А потом проснулся Влад, и во времени и пространстве все опять взорвалось и перепуталось.
Но ворона сегодня уже приходила. Тогда почему же не спится, хотя, кажется, усталость такая, что даже мысли в голове тяжелые, свинцовые?..
«Телефон разрывается», – осознала наконец Лика.
Она потянулась за мобильником и удивленно уставилась на панель электронных часов, вмонтированных в тумбочку. «15:20» – равнодушно констатировали изумрудные цифры.
– Вот это да, – пробормотала Вронская, отвечая на звонок.
– Лика, Алексея Потапенко убили… Я помню, ты мне рассказывала, что подозреваешь этого парня. Напомни, о чем речь. Может, он что-то не поделил с сообщниками…
Голос судмедэксперта Андрея Соколова звучал так деловито и равнодушно, что смысл сказанного дошел до Лики лишь тогда, когда она рассказала про письмо в издательство.
И сама себя перебила:
– Подожди, как убили? Кто? Я же с ним вчера поговорить хотела!
– Видимо, вчера его и убили. Тело обнаружили сегодня. Я сам на место происшествия не выезжал, я же вроде как в отпуске. Но приятель, который там сейчас работает, говорит, что внешние телесные повреждения незначительны. Кровь носом пошла, ссадины на лице. Но от этого не умирают. Похоже, опять та отрава с блокирантами…
– Вчера? – растерялась Лика. – А в котором часу?
– От одиннадцати до часу, примерно в этот промежуток. Подожди, не отключайся, у меня еще один звонок, повиси на линии.
Несмотря на просьбу Соколова, она отключила сотовый и с ужасом посмотрела на спящего Влада.
Черные волосы разметались по подушке, одеяло до самого носа, на смуглой щеке показались точки щетины.
Нет, нет…
Не мог же он, совершив убийство, прийти сюда и устроить самый нежный мастер-класс Камасутры?
Или мог? Поцелуи со вкусом отчаяния, ненасытная жадность, какое-то непонятно заразное сладострастие… Она ведь так себя никогда не вела. И никогда не чувствовала – такого. К сексу примешалось что-то еще, даже намного сильнее секса… Страх Влада? Его желание убежать от самого себя, забыться? В постели ведь нет «ты» и «я», там только «мы». Убийца исчезает, растворяется, хотя бы на небольшой промежуток времени.
Лика затрясла Влада за плечо:
– Просыпайся. Давай просыпайся!
Он сонно пошевелился.
Какой красивый профиль… Талантливый художник вряд ли бы сумел выдержать такие пропорции: изогнутая пушистая бровка, длинные темные загнутые ресницы, чуть вздернутый нос.
От легкой улыбки лицо певца светлеет.
– Лика! Как мне хорошо, ты даже представить себе не можешь! – Влад сладко потянулся, взбил подушку, а потом зарылся в нее лицом. – Давай валяться. Или тебе куда-то нужно идти?
– А что ты делал вчера утром? – спросила Вронская и замерла. В сердце сильно кольнуло. А потом показалось, что душа, аккуратно заполняющая все тело, мгновенно сжалась в маленький напряженный комок. – Не молчи! Влад, что ты делал вчера утром?!
– Песню сочинял. Честное пионерское! Она называется «Что ж ты, милая, смотришь искоса»! Шучу, не дуйся. Серьезно: сочинял песню, именно про тебя. Не хотел пока говорить. – Он приподнялся на локте. – Сюрприз думал сделать. А ты орешь как резаная. Что случилось?
– Да так, ничего…
«Такие влюбленные и счастливые глаза не могут врать», – подумала Лика и закусила губу.
Ладонь Влада скользнула под ее футболку, коснулась груди.
Легкие прозрачно-серые сумерки за окном резко потемнели, превратились в ночь, расчерченную зигзагами молний.
«Вот ведь наваждение. Он только ко мне прикасается, и я уже ничего не соображаю», – подумала Лика, нехотя отодвигаясь от Влада.
А потом сказала:
– Тебе надо уйти. Прямо сейчас. И навсегда.
К Ликиному удивлению, Влад отреагировал на эту фразу совершенно спокойно.
– Что-то подобное я от тебя и ожидал услышать, – тихо сказал он.
Глаза приближаются, как синяя волна…
Лика быстро выскочила из постели.
От этой волны надо удирать. Потому что если она накрывает – выбраться невозможно…
* * *Следователь Гаврилов со слов свидетелей, наткнувшихся на тело Алексея Потапенко, писал в протоколе обстоятельства обнаружения трупа. И невольно злился на прожекторы солнечного света, блуждающие в рыже-красной кроне деревьев, на светло-голубое, точно заплаканное, небо с белоснежными платочками облаков. Осень не пожалела красок для похорон. Красота природы подчеркивала весь ужас трагической смерти мальчишки, лежащего на дне оврага.
Гаврилов вспомнил, как вслед за экспертом спустился по склону. И содрогнулся. Мертвая молодость особенно беззащитна. Глаза Алексея закрыты, губы сжаты, но все лицо, недоуменные брови, плохо выбритые щеки, каждая его дурацкая косичка, кажется, кричат. За что? Почему? Так не должно быть…
– Вы меня слушаете? – с тревогой осведомился свидетель. По виду – немногим старше того, кто больше никогда не станет взрослее.
– Да-да. – Валентин Николаевич кивнул, поправил папку, на которой лежал бланк. – Продолжайте…
Картина в общем и целом вырисовывалась понятная. Книжная ярмарка находится в промышленной зоне, рядом с ней – в основном предприятия, и потому, разумеется, никаких собачников, которые, как правило, обнаруживают тела людей, убитых в лесополосе. Гулять в этом шикарном парке особо некому, кроме редких влюбленных парочек. Эксперт полагает, что Алексея убили еще вчера. То, что тело обнаружили всего лишь спустя сутки, – случайное стечение обстоятельств. Увидев овраг, ребята полюбопытствовали, течет ли по его дну речушка. Воды не нашли, нашли труп… Родители Потапенко даже в милицию обратиться не успели. Не пришел парень домой, они, наверное, решили: дело молодое. И вот – все, нелепая смерть, хоть бы не единственным ребенком в семье был…
Можно предположить, что Алексея отравили. Как говорит судебный медик, ссадины на лице вполне могли возникнуть уже после смерти мальчика, когда его тело сталкивали в овраг. А отравили, возможно, на этой вот скамейке, где сейчас заполняется протокол осмотра места происшествия. Ни напитков, ни еды поблизости, впрочем, нет. Убийца предусмотрителен, следов не оставил. Как и на ярмарке – в бокале, из которого, как уверяли свидетели, пил журналист, следов отравляющего вещества не обнаружено.
«Вот же тварюга американская! – с негодованием подумал Валентин Николаевич и сразу же с собой заспорил: – Как-то не похож гражданин США на убийцу. Впечатление он производит не совсем адекватное, но это, видимо, разница менталитетов сказывается. А на книжной ярмарке непосредственно во время смерти Крылова его не было. Там действовал его сообщник? Все возможно, но все-таки что-то здесь пока не стыкуется».
Отложив на время протокол, следователь решил начертить схему места происшествия. Достал из портфеля лист бумаги, линейку. И…
Да что же это такое с руками? Как сильно трясутся! Не получается провести ровной линии, ручка прыгает, вычерчивает не схему, кардиограмму…
Он с тревогой осмотрелся по сторонам. Никто не видит этого позора. Эксперт и криминалист, закончив работу, что-то обсуждают в сторонке, парень с девушкой, свидетели, тоже далеко. Никто не видит, но от этого не легче.
«Я алкоголик, – вздохнул Валентин Николаевич, доставая сотовый телефон. – Я окончательно спился. И, может, этого мальчика в овраге просто не было бы, если бы я меньше выпивал и больше работал. Как же все это случилось? Одно завершенное уголовное дело отметишь, второе… А теперь уже попался. Надо найти смелость признаться в этом хотя бы самому себе».
Быстро-быстро, не оставляя ни малейшего шанса передумать, он набрал номер Соколова.
– Андрей? Да, Гаврилов беспокоит. Нет, ничего не случилось. То есть случилось, – понизив голос, заговорил Валентин Николаевич. – Ты мне говорил, у тебя есть знакомый нарколог. Завтра я хочу к нему подъехать, устроишь?
