Тайна тосканской ведьмы - Юлия Владиславовна Евдокимова
— Как странно, две стороны в одном человеке, мракобесие и искусство…
— Возможно, талантом он искупил грех.
— Иван, но почему? Почему великий инквизитор освободил Костанцу? Ей было шестьдесят восемь лет, он примерно того же возраста или чуть старше. Он влюбился?
— Алессандра! — Расхохотался Иван. — Романтичная ты наша! Великий инквизитор влюбился в почти семидесятилетнюю женщину, пережившую месяц пыток? Ты хоть представляешь, как она выглядела, когда они встретились?
— Так почему?
— Потому что его не зря называли мудрым и опытным. Диониджи да Кастроччаро прекрасно знал, где есть угроза вере, а где ее нет. Он не собирался вешать или сжигать невиновную женщину. Но…
— Но?
— Он сделает это через шесть лет.
— Что сделает?
— Сожжет того, кто являлся настоящей угрозой церкви в отличии от несчастной Костанцы.
— И кто это?
Брови Ивана поднялись, словно он удивлялся Сашиной недогадливости. Священник печально улыбнулся:
— Джордано Бруно.
Глава 22.
— Зачем ты опять потащила меня в эту деревню? — Ворчал Лапо по дороге. — Для чего-то существуют телефоны, электронная почта, тебя что, укусил Гвидоне Пикколоджоне? Так я куплю тебе бумагу и перо, отправишь послание обычной почтой!
— Есть вещи, которые нужно рассказывать лишь лично. — Возразила Саша. — Так надо. Тем более синьоре Ирме.
Домик ведьмы выглядел таким же растрепанным, забор так же дышал на ладан, но теперь Саша знала, что внешнее впечатление обманчиво.
Синьора Ирма удивилась визиту, сварила кофе и приготовилась слушать Александру.
Девушка начала с того, что это не ее тайна, и она не может рассказать откуда у нее информация, но Ирма заслуживает того, чтобы знать историю своей много раз «пра» бабушки.
По мере того как она рассказывала, Ирма улыбалась все шире, ни тени удивления в зеленых глазах.
— Вы все знали, да? — Упавшим голосом спросила Саша. — Мы зря приехали… а я думала…
— Ничего не бывает зря, — ответила Ирма. Вышла в другую комнату, вернулась с ветхой на вид толстой рукописной книгой. Все листы были аккуратно вложены в файлы, чтобы еще больше не истрепались.
— Я прочту тебе сама, ты ничего не разберешь. Чернила выцвели и написано на старотосканском.
Глава 23.
«Он спросил меня о травах. Впервые в моей жизни это оказалось кому-то интересно. Может быть, таков его способ узнать все мои секреты и это станет еще одним доказательством моего преступления. Но я не могла молчать… Мне так хотелось поделиться тем, что так долго зрело в моей душе!
— Но кто согрешает пред Сотворившим его, да впадет в руки врача! Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, глава 38,— сказал он тогда, а я ответила строкой из той же главы:
— Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его, и от Вышнего — врачевание, и от царя получает он дар.
Он усмехнулся, наверное удивился, что я так свободно цитирую Писание. А я продолжала:
— Для этой цели Всевышний извлек из земли врачевства, которыми человек может излечить любую болезнь, даже самую тяжелую, и результаты часто бывают чудесными. Поэтому лечебная сила растений исходит от Бога!
Однако обширность болезней может затруднить поиск трав, подходящих для лечения конкретных заболеваний, поэтому вмешательство Бога снова помогает, открывая нам нужные решения.
Есть сходство между растениями и органами человека и это не случайно, я часто догадываюсь, какие физические части тела могут излечить определенные травы. Поэтому я пишу свой дневник, надеюсь, что однажды он поможет тем, кто придет после меня! Падре, тот, кто владеет искусством излечения, облечен силой, будь он травником, целителем; целитель не может сделать ничего иного, кроме как противостоять разрушительным силам и темной силе зла, которая проявляется в очаровании, заклинаниях и дурном глазе. Все мое искусство от Бога!»
* * *
«Все оказалось напрасным. Я стояла на холоде, почти его не чувствуя, видя только петлю, качающуюся на дереве в конце площади.
Иногда я отводила глаза и смотрела на лица тех, кто пришел посмотреть на мою казнь. Я боялась смотреть наверх, на окно дворца, где еле различалась недвижимая тень. От него зависела моя жизнь, я открыла ему душу, но это не спасло. И сейчас мне зачитают приговор. Зачем же он стоит там, в окне? Неужели ему любопытно посмотреть, как повесят невиновную женщину, неужели он не насмотрелся за все годы? Или я обманываю себя и тень мне только мерещится, а он давно вернулся во Флоренцию и забыл обо мне? И все равно я не жалела, что рассказала ему о своем искусстве. Слова не пропадают бесследно, сказанное слово сохраняется навсегда.
Я задумалась и чуть не пропустила главное. Приговор.
— Костанца да Лари, ты признана виновной в колдовстве и приговорена к лишению жизни через повешение.
На миг я ослепла и оглохла. Но потом услышала слова, которые не сразу поняла. Они сказали, что казнь произведут в Лаварделло.»
* * *
«Почти сутки мы добирались до Лаварделло. Меня поместили в местную темницу, а негодяй Просперо весь вечер ныл под окном, чтобы я покаялась. Я ничего не сделала ни ему, ни его семье, зачем он написал донос, зачем выступал свидетелем, если ни о чем не мог свидетельствовать?
Я напугала его, маленькое удовлетворение, которое мне еще оставалось. Пообещала проклятие. Ох, как он бежал и вопил!»
* * *
«Я уснула в ту ночь. Последние часы, оставшиеся мне на этой земле, я проспала…
Меня разбудили в темноте, рассвет наступит еще не скоро. Велели сменить одежду, принесли платье, которое было мне велико. Я переоделась, а мое платье куда-то унесли.
Появился священник с бумагой в руках. Как странно, что зачитать окончательный приговор поручили тому, кто всегда меня защищал!
Я была спокойна, какой смысл бояться. Все кончено…
Но когда я услышала его слова, то в первый момент
