Репутация - Сара Шепард
Внезапно меня охватывает приступ паники.
– Оставь девочек в покое, не трогай их.
– Но почему?
– Я благодарна за все, что ты делаешь, пытаясь разобраться, как все было, но только… не надо.
Повисает долгое молчание. В коридоре мелькает тень, кто-то входит в комнату отдыха. Спустя минуту в дверном проеме возникает высокая спортивная Линн Годфри. Она держит чашку кофе, над которой поднимается струйка пара. На миг наши взгляды встречаются, и она приподнимает одну бровь. Затем вздергивает подбородок и молча уходит. У меня пылают щеки.
– Ты можешь знакомиться с ними, расспрашивать об их жизни, но умоляю, не втягивай ты их в это, – настойчиво повторяю я. – Все это еще слишком свежо. Пожалуйста.
– Хорошо, – Уилла вздыхает. – Договорились.
Простившись с ней, я прижимаю лоб к столешнице. Ах, если бы я могла сказать Уилле, что прошу ее не говорить с девочками, потому что сначала хочу сама поговорить с ними… но я не уверена, что это так. В последнее время мне кажется, что есть две Кит Мэннинг, которые живут в одном теле: одна Кит – та, какой она была три года назад: уставшая до предела мать, любящая жена, заботливая и вечно встревоженная. А рядом с ней сегодняшняя Кит: лощеная, ухоженная супруга доктора, глава спонсорского отдела, которой ничего не стоит закатить вечеринку и всех очаровать.
Мы такие разные, эти две Кит. Так, может, мы и дочерей воспитываем по-разному? Какая из двух Кит Мэннинг не хочет разговора Уиллы с девочками – та, которой важно сохранить остатки репутации, или неистово заботливая мать? Возможно, я не вникаю в переживания Сиенны и Авроры из страха, что, если копну слишком глубоко, мне не понравится то, до чего я докопаюсь?
А вдруг на самом деле окажется, что они были в ярости из-за любовной переписки Грега? Но что это может означать… и как мои дочери справлялись со своим гневом?
18
Уилла
Понедельник, 1 мая 2017
Поговорив с Кит по телефону, я начинаю мерить шагами комнату на первом этаже. Мне очень хочется с уважением принять нежелание Кит впутывать своих дочерей в эту историю, но тогда расследование будет напоминать картину, написанную только наполовину. Ведь девочки жили в одном доме с Грегом. Но больше всего меня бесит это упорное сопротивление Кит. Она что-то мне недоговаривает? На самом деле думает, будто Авроре и Сиенне есть что скрывать? Посмотрим правде в глаза, что полицейские не могут выяснить, кто желал смерти Грегу, но не будем забывать: Грег совсем недавно вошел в жизнь девочек, только что потерявших отца – которого они любили без памяти. Мне нужно в этом разобраться. Меньше всего хочется ставить их в неловкое положение, припирать к стенке. И я ни на секунду не допускаю, что одна из них способна была причинить вред отчиму. Но мне важно понять – не знают ли они чего-то, о чем не хотят говорить. Надеюсь, мне удастся вытянуть из них сведения раньше, чем это сделает кто-то другой – какой-нибудь малоприятный детектив или бесстрастный черствый юрист.
По скрипучей лестнице я поднимаюсь на третий этаж. Там наверху расположены еще три спальни, маленький туалет и громадный шкаф, в котором моя мать хранила свои вязальные принадлежности. Двери в комнаты Сиенны и Авроры до сих пор плотно закрыты, и это кажется мне символичным – они и сами закрылись наглухо. Я прижимаюсь ухом к двери Сиенны, но ничего не слышу. То же и с дверью Авроры. У меня учащенно бьется сердце, я сама не знаю, правильно ли поступаю – в сущности, сейчас я нарушаю прямой запрет Кит.
И все же, выждав немного, я зову: «Девочки! Это Уилла. Можно мне с вами немного поговорить?»
Секунда – и за дверью слышатся шаги, после чего дверь чуть приоткрывается. У Сиенны круги под глазами. На ней рубашка – мятая и в пятнах.
– Ой, тетя Уилла, – хрипит она. – Вообще-то, я типа неважно себя чувствую.
– Да я на минутку всего, – и я стучу в дверь Авроры. – Детка, ты, может быть, тоже выйдешь к нам?
Теперь приоткрывается дверь Авроры, и я вижу комнатушку под крышей с наклонным потолком. Невольно заулыбавшись, я просовываю голову в дверь.
– В этой комнате я несколько лет жила, когда училась в старших классах, – бабушка с дедом решили тогда, что меня можно пустить на чердак, – я показываю на дальнюю стену. – Там я все выкрасила черным.
А на потолке висел большой постер «Нирваны». Я обожала Курта Кобейна.
Аврора капризно кривит рот.
– Я вообще-то спала, – недовольно сообщает она.
– Это ненадолго. Я только задам пару вопросов.
При слове «вопросы» Сиенна вздрагивает, а Аврора обхватывает себя руками.
– Да вы садитесь, – я указываю на двухместную кушеточку, которую моя мама давным-давно поставила в холле.
– Вы что, все еще дуетесь друг на друга? – спрашиваю я.
Аврора прикусывает губу. Сиенна хмуро крутит серебряное колечко на пальце.
– Поймите, девчонки, вы нужны друг другу. Да, вам сейчас приходится нелегко. Не забывайте, мы с Кит остались без мамы, когда были примерно в вашем возрасте – да еще так неожиданно. Столько лет прошло, а боль до сих пор не проходит, – у меня перехватывает горло. Сиенна чуть-чуть, буквально на дюйм, приподнимает голову. Не так уж часто я даю волю чувствам у них на глазах – это привлекло ее внимание.
В доме то и дело слышатся какие-то звуки, весь он постанывает и поскрипывает.
– Девочки, вам сильно досталось. Это несправедливо. И я чувствую себя свиньей – я-то Грега почти не знаю. Это ужасно, если я признаюсь, что до сих пор не смогла перестроиться и вроде как считаю единственной любовью и избранником Кит вашего отца? Я хочу сказать, они были вместе так долго. Помню, еще в школе они ворковали, сидя на скамеечке перед теликом. Но мне следовало бы постараться узнать Грега получше. Когда вашему папе стало хуже, Кит говорила мне что-то о нем. Сказала, что он удивительный хирург, золотые руки. Что он очень хороший человек, личность. Он вас всех очаровал, правда?
Девочки кивают, но не произносят ни слова.
– Знаете, я даже не могу себе представить, каково хирургу, когда у него погибает пациент, – я стараюсь говорить легко, задумчиво, как бы медитируя, но сердце
