Петр Северцев - Слабое место жесткого диска (сборник)
– Извините, пожалуйста, – вставил я. – Владыка, как известно, умер от сердечного приступа и никаких подтверждений версии о его насильственной смерти пока нет.
– Будут, – уверенно заявил Роман Николаевич. – Мы сейчас ждем заключения врачей.
Секретарь епархиального управления открыл шкаф, достал оттуда коробочку и перекрестился. Открыв коробочку, он вынул оттуда листок бумаги, на котором были изображены уже знакомые мне вещи: гроб с надписью «LUCIFER» и французская фраза «C'est le sacrifice pour l'enfant innocente».
– Вот это мы получили по почте позавчера. Сегодня с утра владыке стало плохо, его отправили в больницу, врачи констатировали обширный инфаркт, и в час дня он скончался.
Я осмотрел листок бумаги с видом крайней заинтересованности и спросил:
– Вы абсолютно не представляете себе, что бы это значило? О каком невинном ребенке идет речь?
– О, вы знаете французский! – улыбнулся Роман Николаевич. – Tres bien, tres bien…
– Изучал в школе, – соврал я.
– Хотите откровенно? – Секретарь посмотрел на меня в упор своими выразительными карими глазами.
– Конечно.
– Я думаю, что все это лишь прикрытие для того, чтобы списать вину за смерть архиерея на неведомых маньяков. Я в курсе того, что в городе объявилась непонятная сатанистская группа, которая грозила убийствами религиозных деятелей. В средствах массовой информации об этом подробно сообщалось. Однако во все это я не верю. Все это лишь прикрытие…
– Так что же, под маской сатанистов действуют городские власти и «некоторые силы в Патриархии»? Именно на эти силы вы указывали в качестве приоритетов моего расследования…
– Впрямую, нет. Но и у властей и «некоторых сил», как вы зря иронично высказались, есть инструменты, с помощью которых они могут осуществить то, что им надо. Вы знаете, что больше пятидесяти процентов священнослужителей в советское время являлись агентами КГБ? И многие из этих священников сейчас продвинулись, так сказать, в карьерном смысле, и некоторые из них занимают даже архиерейские должности! Архиерейский престол в нашей епархии достаточно престижен, список людей, желающих окормлять епархию, велик… Словом, я догадываюсь, для кого освобождалось место…
– Для кого же?
– Этот человек возглавляет одно из православных учебных заведений страны. Он давнишний агент спецслужб. Его отношения с Патриархом в тот момент, когда происходило назначение Гермогена, были натянутыми. Именно это помешало ему возглавить нашу епархию. Отношения, кстати сказать, восстановились, этот человек знает толк в закулисных интригах, умеет вовремя польстить и сподхалимничать. Нет, вы не подумайте, я не хочу бросать никакой тени на Патриарха!
Роман Николаевич сглотнул слюну и перекрестился.
– Но в условиях, грубо говоря, нехватки кадров, кандидатура отца Василия является почти решенной. В случае смерти Гермогена его приезд сюда – дело почти стопроцентно вероятное.
На пороге кабинета после стука возник снова человек с радиотелефоном.
– Из больницы, Роман Николаевич…
Секретарь епархиального управления протянул руку к трубке и проговорил:
– Да, слушаю… Вот как?.. Спасибо… Нет, пока не надо… Мы сами сообщим… Хорошо, давайте до утра.
Роман Николаевич, не глядя, отдал трубку в руки своего помощника, тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. Он сидел в такой позе примерно с полминуты, затем поднял на меня мокрые от слез глаза и сказал:
– Я же говорил вам, что результаты будут! Врачи считают, что владыку отравили.
– Могу я узнать, чем занимался и с кем встречался владыка Гермоген вчера? – спросил я. – Меня интересует вчерашний его день во всех подробностях.
Роман Николаевич задумался, пошевелил губами, подвигал бровями и сказал:
– Вчера владыка за пределы епархиального управления не выезжал. Запланированных служб не было, приемов по делам епархии тоже. С утра он что-то читал, потом пообедал…
– Но с кем-то он контактировал?
– Только с сотрудниками епархиального управления. И вечером было две личные встречи.
– С кем?
Роман Николаевич нахмурился и тяжело вздохнул.
– Видите ли, владыка имел слабость к людям, как бы это выразиться, несколько блаженным. Раз в неделю позволял себе принимать людей, которые, видать, не раз совершали паломничества в специализированные медицинские учреждения.
– Кто были эти люди и как проходили встречи? Когда?
– Беседы, естественно, велись тет-а-тет. Вчера приходили двое. В период, – секретарь задумался, – кажется, с семи до десяти вечера… Литератора Филонского я знаю хорошо. Он достает владыку уже несколько месяцев. Знаете, я в своем комсомольском прошлом пописывал рассказы… Редактор издательства говорил мне, что авторы делятся на две категории: сумасшедшие или еще хуже. Так вот, Филонский из тех, что еще хуже… Что касается молодой женщины, то она с владыкой встречалась раза два, и я даже не знаю ее фамилии. Гермоген не любил распространяться о своих личных встречах, даже мне.
– Что, вообще не знаете ничего о женщине? – спросил я.
– Кажется, какая-то специалистка по народной медицине. У владыки болели ноги, и он обмолвился раз, что она обещала принести ему какой-то настой для парения.
Я внезапно побелел от поразившей меня догадки, вспомнив о рецепте особого чая для повышения потенции, который отцу Петру Зубову предлагала непосредственно перед смертью Лариса Крикунова.
– Как выглядела эта женщина? – почти выкрикнул я.
– Знаете, я не обращал внимания. Меня женщины вообще мало интересуют.
– Тем не менее внешность этой женщины и вообще ее личность очень важна, – серьезно сказал я.
– Вы думаете, что это она? – расширившимися от удивления глазами посмотрел на меня Роман Николаевич.
Я не стал отвечать на его вопрос, решительно встал с кресла и резко спросил:
– Владыка вел какие-нибудь записи, касающиеся его личных встреч? Если да, то я хотел бы на них взглянуть.
Секретарь оценивающе посмотрел на меня, потом махнул рукой и произнес:
– Пройдемте в маленький флигель во дворе, там владыка в своих покоях вел эти приемы.
Мы вышли из кабинета, прошли по коридору и вышли во двор. Пройдя метров двадцать, мы оказались около входа в пристройку к главной «избе» епархиального управления.
Роман Николаевич открыл входную дверь своим ключом, и мы прошли внутрь. Миновав маленькую прихожую, мы вошли в достаточно просторную комнату, все стены которой были заняты книжными шкафами. У окна стоял большой дубовый стол, покрытый зеленым сукном. Рядом со столом стояло большое старинное кресло с резными подлокотниками.
На столе в некотором беспорядке лежали какие-то книги, бумаги и различные канцелярские принадлежности. Мой взгляд прошелся по столу и сразу отметил наличие перекидного ежедневника.
– Можно посмотреть? – спросил я разрешения у Романа Николаевича, протянув руку к ежедневнику.
– Смотрите, – сделав нервное движение рукой, ответил он.
Собственно, листать мне особо не пришлось. Ежедневник был открыт на сегодняшнем дне. Перевернув страницу назад, я увидел: «19.30 – Е.Ф., 21.00 – Л.К.».
– Как зовут литератора Филонского? – спросил я.
– Евгений Касьянович.
– А фамилия Романцев вам ни о чем не говорит?
– Кажется, нет, а что?
Я, продолжая рассматривать ежедневник, пробурчал:
– Пока ничего. Потом видно будет…
Секретарь епархиального управления вдруг занервничал:
– Что значит потом? Я как заказчик расследования хочу знать все сразу!
Я поднял на него глаза, и устало сказал:
– Во-первых, вы мне заплатите сначала аванс. А во-вторых, несмотря на то что дела я свои раскрываю почти в ста процентах случаев, должен вас предупредить, что характер у меня не сахар. Обычно заказчик выполняет все, что я прошу. В данном случае я попрошу вас мне не мешать в течение всего времени осмотра вещей владыки и отвечать на все мои вопросы искренне и как можно более полно.
После этой моей тирады Роман Николаевич снова сделал обиженный вид, раздраженно сглотнул слюну и нехотя выдавил:
– Я все понял.
Потом он достал откуда-то из-под рясы пачку денег и, отсчитав пять купюр и перекрестив их, подал мне.
– Это аванс. Пятьсот долларов. Материальные вопросы для нас не проблема, можете быть уверены.
Я спрятал деньги в карман, вспомнил о методах выколачивания денег на храм Христа Спасителя и внутренне согласился с отцом Романом.
Проговорив фразу о своем непростом характере, я вдруг вспомнил, что в течение всей беседы с секретарем епархиального управления не выкурил ни одной сигареты. И, несмотря на негласное православное правило, отрицающее курение (и допускающее одновременно почему-то потребление алкоголя, порой даже неумеренное), вынул пачку «Соверена» и закурил. Краем глаза я заметил, как поморщился отец Роман.
Он даже открыл рот, чтобы выразить, видимо, свой протест, но я предостерегающе поднял вверх указательный палец. Пролистав несколько страниц ежедневника Гермогена, я нашел еще одну запись: «Совершить молебен во здравие чада Л.К.».
