Евгения Грановская - Фреска судьбы
— Иосиф Виссарионович, вы опять курили? Ну как же так?
— Что вы, Надежда Константиновна, — Иосиф заговорщицки подмигнул Алеше. — Трубка потухла. Я ее по привычке держу. Знаете, чтобы руки чем-нибудь занять. — Поправляйтесь, — повторил Иосиф и снова подмигнул Алеше, словно мрачная ирония этой фразы была понятна только им двоим.
* * *Алеша проснулся внезапно, сразу. Он ощутил ее присутствие еще до того, как увидел, до того, как почувствовал ее пьянящий запах. И даже храп Пирогова, доносившийся с другого конца комнаты, не мог сбить его с толку.
— Ну же! — тихо прошептала она. — Поцелуй меня!
— Зачем? — услышал Алеша свой голос.
— Глупенький. Для чего, по-твоему, целуют женщин?
Она взяла руку Алеши и положила себе на грудь. Алеша ощутил под пальцами теплую, бархатистую кожу.
— На вас нет одежды? — проговорил он.
— Конечно, нет.
— Но зачем вы ее… сняли?
Нина тихо засмеялась в темноте.
— Тебе не нравится? Помнится, днем ты нарочно подглядывал в щелку, а теперь недоволен.
— Я…
— Помолчи. Просто лежи. Я все сделаю сама.
Она стала целовать Алешу в грудь своими мягкими губами. На Алешу накатила сладостная истома. Он задрожал.
— Вы не должны… — проговорил он. — У вас ведь муж…
— Но я хочу, — сказала она хриплым голосом. — А если я чего-то хочу — я это беру. И тебя возьму, потому что…
Тут Нина произнесла такие слова, от которых Алешу бросило в пот.
— Такие слова не для женщин, — сказал он.
— Может быть. Но я давно забыла о том, что я женщина. Дай мне вспомнить.
— Как можно о таком забыть?
— Чтобы убивать, женщина должна о многом забыть. Я тебе нравлюсь?
— Вы самая прекрасная женщина из всех, кого я встречал.
— Врешь. Но приятно врешь. А теперь помолчи…
Через несколько минут Нина сжала бедрами чресла Алеши и тихонько застонала. Потом вся разом обмякла, скатилась с Алеши и, тяжело дыша, легла на спину. Полежав так немного, она взяла со столика папиросу и спички. Закурила и выпустила белое облако дыма.
— Я у тебя первая женщина, правда? — спросила она хрипловатым, негромким голосом.
— Правда, — ответил Алеша и покосился на Нину. — Вы не любите Слащева, так зачем же вы с ним живете?
Нина повернулась и внимательно посмотрела на Алешу.
— Кто тебе сказал, что не люблю? Очень люблю. Больше жизни люблю.
— Зачем же вы тогда… со мной?
Она глубоко затянулась папиросой, посмотрела на дым и тихо проговорила:
— Вопросы, вопросы… Почему вы, мужчины, не можете просто жить? Зачем задаете так много вопросов?
— Вероятно, потому что хотим знать наверняка, — неуверенно произнес Алеша.
Нина усмехнулась.
— Ничего нельзя знать наверняка. В жизни все страшно перепутано. Непонятно, где что. Ты думаешь, что ты делаешь добро, а получается наоборот. — Она стряхнула пепел с папиросы прямо на пол. — Вот Яша любит цитировать из «Фауста». Там, где дьявол вечно хочет делать зло, а получается добро, знаешь?
— Да.
— Я думаю, это очень верные слова, потому что они про жизнь.
— Но вы… — Алеша говорил с трудом, он никак не мог подобрать нужных слов. — Вы же со мной не просто так? Вы же испытывали ко мне какие-то чувства? Или вы это… от скуки?
Нина улыбнулась в пустоту.
— Дурачок. Когда-нибудь, лет через пять, тебе в голову перестанут лезть подобные глупости. Ты научишься брать от жизни то, что хочешь, и не задавать вопросов. Хотя… Вот Яша, с виду спокойный и сильный, а почти каждую ночь просыпается в поту. Если бы не спирт да кокаин, давно бы с ума сошел. Но себе в этом не признается. Даже любит рассуждать о том, что заповедь «не убий» придумали слабые люди, чтобы оправдать свою немощь и нерешительность.
— Как это?
— Просто. «Тяга к убийству исконно присуща человеку, она входит в состав его крови, — проговорила Нина, подделывая голос Слащева. — Звери убивают только тогда, когда они изнемогают от голода, а человек — когда он изнемогает от желания убить. Но только сильный человек способен признаться себе в этом и решиться на убийство. Слабый будет блеять о божьих заповедях и тому подобной ерунде, которую он сам себе и придумал».
Нина зевнула и сладко потянулась. Алеша смотрел на нее завороженно.
— Слащев и в самом деле в это верит? — тихо спросил он.
— Послушаешь, так верит. Уж очень убежденно говорит. Да и на расправу скор. А вот по ночам… когда слабеет духом…
— Но ведь получается глупость, — усомнился Алеша. — Если верить вашему мужу, выходит, что человек убивает ради самого акта убийства, а не ради достижения каких-то целей.
— Ц-ц-ц. Ну, чего ты размитинговался? — Нина протянула руку и погладила Алешу по голове. — Ну да, он так и считает: никаких высших целей и идей не существует, человек придумывает их в оправдание собственной жестокости. Он просто хочет убивать и ничего не может с собой поделать.
Алеша обдумал слова Нины и сказал:
— Если все так, как вы говорите, вашему мужу приходится жить в очень страшном мире.
— Не ему одному, — пожала плечами Нина. — Мы все в этом мире живем. Только не признаемся себе. Ох, мне было так хорошо, а ты все испортил своими разговорами. — Нина решительно затушила папиросу об хромоногий столик и поднялась с постели. — Мне пора.
Стройная фигура девушки четко обрисовалась на фоне синего окна. Алеша вновь почувствовал томление. Он схватил Нину за руку.
— Останьтесь! Я прошу!
Нина повернулась и попробовала разглядеть во тьме его лицо. Тихо проговорила:
— Если Яша узнает, что я здесь была, он может тебя убить.
— Пусть, — сказал Алеша. — Я не боюсь.
— Смелый мальчик… Ну хорошо. Пожалуй, я останусь еще на пять минут.
— На пять? Всего на пять?
Нина снова села на кровать. Погладила Алешу ладонью по щеке, затем провела теплой рукой по его животу, опустилась ниже и насмешливо сказала:
— С такой ретивостью тебе и двух минут будет много. — Она наклонилась и поцеловала Алешу в губы.
* * *— Уф, — пыхтел, отдуваясь, Пирогов. — Слава богу, живы. Я уж думал, все, крышка.
Он хлестнул лошадку вожжами, и она прибавила ходу.
— В каком смысле «крышка»? — не понял Алеша.
— В прямом. Занюхался генерал-то.
— Как это — «занюхался»?
— Под кокаином, — приглушенным голосом объяснил Пирогов. — Глаза совсем оловянные. А пальцы все рукоятку «маузера» поглаживают. Бережно этак.
— А я и не заметил, — сказал Алеша.
— А я, признаться, только на эти пальцы и смотрел. Мог ведь и пальнуть, скотина. Спасибо Господу, уберег. — Пирогов поднял руку, чтобы перекреститься, но передумал.
Артист, свесивший ноги с телеги и задумчиво разглядывающий выбоины дороги, поднял голову и с тем же задумчивым видом проговорил:
— Да, Слащев человек странный. Власть любит, мессией себя мнит. А между тем батьке Махно завидует. Хочет, чтобы его не просто боялись, но любили. Как батьку Махно. Поэтому и перед нами гоголем ходил, все понравиться хотел.
— Это точно, — поддакнул Пирогов. — Видели, как он на отражение свое в зеркале поглядывал? То так повернется, то этак. Прямо не генерал, а Нарцисс.
— Меж тем Слащев опасен, — сказал артист. — Очень опасен.
— Я и говорю, опасен, — кивнул на это Пирогов. — Хорошо еще, ноги унесли! Я уж, признаться, и не чаял.
Алеша встретился взглядом с артистом и отвел глаза. Он понял, что артист знает о ночном посещении Нины.
За спиной послышался перестук копыт.
— Эй! — окликнул их громкий голос. — Эге-гей!
Путешественники обернулись. Со стороны вокзала к ним стремительно приближался всадник. Пирогов придержал вожжи и судорожно сглотнул слюну.
— Ну вот, сглазил, — сокрушенно проговорил он. — И кто меня, дурака, за язык тянул? — Он покосился на артиста и неуверенно произнес: — Может, дадим деру?
— Не имеет смысла, — ответил артист. — Догонит.
Всадник, черноусый, рослый казак, подскакал к телеге и загарцевал около нее.
— Господа, генерал-майор пожелал сделать вам подарок! — пробасил он, наклонился и протянул Алеше плетеную корзинку, прикрытую сверху полотенцем.
— Передайте Якову Александровичу нашу благодарность, — сказал Алеша.
— Передам!
Всадник хлестнул лошадь и унесся, растаяв в облаке поднятой пыли.
Друзья с облегчением посмотрели ему вслед, затем воззрились на корзинку.
— Что там? — нетерпеливо поинтересовался Пирогов.
Алеша снял полотенце и присвистнул.
— Ого! Щедр генерал. Хлеб, сыр, ветчина… Тут даже штоф водки имеется.
— Водки? — оживился Пирогов. — А ну-ка, покажите. — Он заглянул в корзинку, достал бутылку, вынул зубами пробку, недоверчиво понюхал, затем отхлебнул прямо из горлышка, крякнул и выпучил глаза. — Уф-ф! Действительно, водка. Ай да генерал! Сразу видно образованного человека, не то что Махно. Господин циркач, не хотите приложиться?
