Игра на одевание - Алексей Викторович Макеев
– Осторожнее! – послышалось из коридора.
Третьекурсники из студсовета выносили парту в коридор из аудитории напротив и водружали на нее напечатанный Сашин портрет. Фото было сделано во время доклада на студенческой конференции. Улыбающаяся Саша стояла за кафедрой, держа в руках распечатанные листы. Завитые каштановые волосы струились по ее просвечивавшим сквозь молочно-белую блузку тонким плечам.
На застывшее лицо упал отблеск свечей. Девушка из студсовета выставила у фотографии несколько маленьких белых свечей. Ее помощник поставил рядом с партой доверху заполненную такими «таблетками» корзину, чтобы после окончания пары все желающие могли почтить память и оплакать Сашу.
Весь день прогонявшая от себя мысль о Сашиной смерти, Миль поняла, что один из ее «трикстеров» больше никогда не войдет ни в этот корпус, ни в эту аудиторию. Ее красивый портрет будет какое-то время всплывать в соцсетях в полных сожаления или осуждения контекстах. Саша Попова многие годы будет жертвой убийцы или виктимблейминга. Ее имя навсегда будет связано с прозвищем, которое выбрал для себя Остряк. И он, это, без сомнения, слабое и ничтожное существо, возомнил себя Минотавром, которому вместе с данью страха саратовцев город должен был принести в жертву своих юных дочерей и сыновей. Как и семь девушек и семь юношей из древних Афин, они должны были сгинуть в Лабиринте Минотавра. Но, в отличие от афинского царя Эгея, который позволил своему сыну Тесею встретиться со свирепым чудовищем, Анна Миль сама была готова войти в лабиринт Минотавра.
– Петя, – голос Миль прозвучал столь резко, что опешившие студенты разом подняли головы, – чем вы заняты?
– Просвещаю, – издевательски откликнулся паренек.
Голос Миль стал сухим и жестким.
– Это моя работа.
Остальные студенты возбужденно зашептались.
– Ваша работа свела Сашу в могилу, – съерничал Мухин. – Я же был в Coffee 3, помните? Попову убили, потому что вы бросили вызов Остряку.
– Откуда такая уверенность? – спросила Миль. – Может быть, вы и есть этот Остряк?
В аудитории повисла гробовая тишина.
– Как вы смеете? – Лицо Мухина залила краска. – Да я… в поисках участвовал!
– Все верно, – кивнула Миль. – Преступники часто так поступают.
– Вы просто стрелки переводите! – Мухин раздраженно толкнул тетрадку.
– Почему же? Вы, как и серийный убийца BTK, о котором я вчера рассказывала, злы, вспыльчивы, дотошны, завистливы, обидчивы, придирчивы, мстительны. Вы преследовали меня, задирались к моим студентам, потому что были отвергнуты.
Внимание слушателей было сосредоточенно на Мухине.
– Ваши интеллектуальные способности, – с убийственным спокойствием продолжала Миль, – не блестящи. Из-за своего склочного характера и неумения общаться вы не имеете шансов на сближение с людьми. Отчего все выигрывают. Ведь вам нужны не люди, а их восхищение вами. Вы мечтаете о власти и популярности. Рветесь изо всех своих посредственных сил вперед.
– Стерва, – выдавил из себя Мухин. – Как Попова.
Аудитория выдохнула.
– Идите к черту! – Мухин вылетел из аудитории и почтительно замер перед Сашиным портретом.
Поставленная рядом с фото свеча выглядела очаровательно.
– Что ж. – Миль стремительно прошла по аудитории. – Вернемся к архетипу трикстера. Он уже заждался нас.
Аудитория послушно приготовилась конспектировать, когда в дверном проеме появилась секретарь деканата:
– Анна Игоревна, зайдите к нам после занятий, пожалуйста. Федор Иванович очень просил.
* * *Стоя у калитки красно-кирпичного домика, где жила мать найденной в Парке Победы Аллы Сосновской, на берегу мелкой и стремительной в этом месте реки Медведицы, Юдин ожидал увидеть типичную домохозяйку с отросшими корнями и в домашней одежде, которая подрабатывает на полставке в музее.
Однако навстречу ему вышла эффектная брюнетка лет пятидесяти, в ярком мексиканском пончо и фетровой шляпе, как у ковбоев в вестернах. Ухоженные черные с красноватым отливом волосы укрывали плечи. В ушах качались тяжелые круглые серьги с рисунком вроде пляшущих человечков. По оголенной руке сползал широкий серебряный браслет.
Ангелина Германовна Сосновская была, возможно, единственным богемным человеком в Петровске, но ее ленивого шика, светской жизни и романов хватило бы на эпопею. При этой, как говорили здесь, «женщине-комете» открылся и прославился на всю страну крошечный, поместившийся всего в одной – зато аутентичной – крестьянской избе музей.
– Угощайтесь. – Она сварила Юдину крепкий кофе. – Мне его из Армении везут. При Союзе объездила всю Среднюю Азию по музейной части. Там и научилась готовить благодаря подругам из Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана. Мы переписываемся и обмениваемся рецептами, уже, правда, в мессенджерах, до сих пор. А пасту Амосова я сама делаю. Местный мед, свежий инжир, сухофрукты с рынка по четвергам. Ешьте, ешьте. Это полезно. Мне надо, чтобы люди, которые ловят убийцу моей дочери, были здоровы и сильны, как львы.
– Руководитель нашей группы как раз Лев, – кивнул, намазывая на ажурный блин, золотистую пасту Юдин.
– По гороскопу?
– По имени. Лев Иванович, если точнее.
– Я в девичестве Левина. Может быть, мое поведение кажется вам черствым. Я не рыдаю, не ношу траур по Аллочке. Но я дала себе обещание не плакать, пока человек, отнявший ее, не будет наказан. Вот тогда я признаю ее гибель, буду рыдать без остановки, постарею от горя, перестану заниматься музеем, домом, садом. И буду ждать смерти, чтобы увидеть ее и сказать, что сделала все для отмщенья. В том числе говорила с вами в твердом уме и крепкой памяти, готовая вспомнить все, за чем вы пришли. Пейте кофе, я еще сварю. Позже пообедаем. Чекдирме любите?
– Я не знаю, что это, – смутился Юдин. Эта женщина поразила его экзотикой, напором, силой. Такого опыта общения с потерпевшими у него еще не было. И ему было стыдно представить, что, не отчитай его Гуров во время опроса Лябиновой, он бы давил на нее, как прежде на всех.
– Жареная баранина с картофелем и помидорами, – подливая ему кофе, пояснила Сосновская. – Но вообще туркменская кухня прекрасна своими рыбными блюдами.
– Я думал, там пустыня, – удивился Юдин. С Ангелиной Германовной было легко следовать урокам Гурова и поддерживать в допросе направление беседы, выбранное свидетелем, помогая его памяти раскрыться.
– Ну что вы! – Она поставила на стол ярко-синюю восточную тарелку с прозрачным зеленым виноградом. – У туркмен под боком Каспийское море. Да и реки свои. Это вы в Саратове думаете, что на Волге свет клином сошелся. Хотя она прекрасна, конечно. Я, когда бываю у вас в городе, специально езжу гулять в Энгельс, чтобы проехать через мост. Чтобы по обе стороны – бескрайняя река и острова, поросшие кудрявыми деревьями. Дремлющие, хранящие город рыбы-киты. Когда солнце золотит водную гладь, тонешь взглядом в этой красоте и забываешь обо всем.
– Алла тоже любила эти места?
– Она находила красоту везде, потому что родилась с душой хиппи, даже кочевника.
– И поэтому сбежала со свадьбы?
– В том числе. Понимаете, Володя – он психолог в нашей школе, кстати, – любил ее с садика. Отдавал свои формочки и машинки в песочнице,
