Игра на одевание - Алексей Викторович Макеев
– Оригинально, – улыбнулся Юдин. – А каким в те годы был Лейб Баршай?
– Вот он был действительно оригинальным. Рассеянным, многообещающе гениальным. Ходил в отцовском сером плаще. С легендарным портфелем, над которым почтительно ржал весь курс.
– Почтительно?
– Сейчас. Вы поймете. – Попов вышел из кухни, оставив Юдина наедине с дочкой, и та сразу принесла ему все свои сокровища: пару голых кукол, викторианского зайца в мелкий цветочек и налитые в пластиковую бутылочку в виде стаканчика мороженого мыльные пузыри.
Юдин взмахнул палочкой, и оттуда вылетело несколько невесомых, отливающих изумрудно-зеленым и лавандово-сиреневым пузырей.
– Вот, смотрите. – Попов вынес из комнаты темно-синий альбом с выпускающим фейерверк кораблем.
В прорезях шершавых картонных страниц были вставлены фотографии молодых людей в учебных амфитеатрах, больничных коридорах, на субботниках, лыжах и «картошке». Попов указал на большой черно-белый снимок.
– Это фото в день последнего экзамена перед экватором. Потом мы пошли отмечать на Кумыску. Вот Лева и его знаменитый портфель.
– Будто на сумку наложили заклинание расширения.
– Как в «Гарри Поттере», да! Лева никогда не собирал учебники и тетради на день. А носил все с собой вместе с книгами, которые любил или тогда читал. И обрывками тетрадных листков, на которые записывал мысли, конспекты научных работ, которыми увлекался, только ему понятными схемами…
– А девушкам он нравился?
– Нет, что вы! Лева был не от мира сего. Из интеллигентной еврейской, но странноватой семьи. На потоке ходили слухи о плохой наследственности, нервных болезнях из-за продолжительного стресса во времена сталинских репрессий. Левин дед руководил госпиталем. У его жены, Левиной бабушки, вроде была паранойя, что к ним однажды придут, чтобы наказать из-за погибших в войну. В общем, Лева долго был старым холостяком. Читал историю анатомии в alma mater. На кафедре судачили, что однажды он увидит на лекции первокурсницу кровь с молоком, но ему встретилась Таня. И он стал жить с моей бывшей женой и нашей маленькой дочерью, работая над первой книгой по ночам в кухне, где я когда-то делал ремонт. «Древнерусские лечебницы при монастырях». До сих переиздается большими тиражами в крутых издательствах. Когда у сына были колики, я заказывал ее себе в аудиокнигах, чтобы не уснуть.
– Как складывались их отношения с Сашей?
– Типично для падчерицы с отчимом. Она ревновала к нему и раздражала его. Таня устала быть буфером между ними. Да и жизнь с гением не каждый выдержит.
– Говорят, новая жена Лейба Давидовича похожа на Александру?
– Конечно. Ведь Саша такая же маленькая, белокожая, худенькая, веснушчатая девушка с каштановыми волосами, какой была моя бывшая жена пятнадцать лет назад. Подождите. – Попов пролистал несколько страниц в альбоме. – Вот фотография с Нового года на пятом курсе.
Рядом с юным Викентием Поповым стояла девушка с серебряным дождиком на обтягивающей кофте. Как часто бывает с дочерями, Саша Попова была похожа на нее как две капли воды.
* * *– Серьезно? Опять в парк? – Один из волонтеров «Лиза Алерт» бросил недокуренную сигарету в урну. – Там же полисы вчера землю рыли.
– А ты не знаешь, как они ищут?
– В нашей области – норм. Это волгоградские халтурят.
– Ага. А как мы в прошлом месяце девочку в частном секторе искали и сто раз у них спросили, смотрели они или нет толчок. И они в один голос: «А как же? Да чесслово! Ну, вот те крест!» А девчонка там плавала. Зашла в это деревянное убожество, и там провалился пол… И чего родители эту хрень не снесли?
– Ну, тут все-таки Детский парк, а не частный двор.
– А менты те же…
Студенты из «Слова трикстера» и Мухин шли с ними по отведенному их группе квадрату, через который пролегал Сашин вчерашний маршрут.
Когда они шли мимо сторожки, Лена резко остановилась.
– Не отставай! – окликнул ее Костя.
Но она только продолжила смотреть в сторону небольшого прохода между глухим забором и домиком смотрителя. Там, под спиленными ветками, лежала ржавая советская атрибутика дворовых детских площадок: облезлые качели, мостики, обломки «паутинок», горки-ракеты и балансиры. Там, под перевернутой железной черепахой, Лена заметила Сашину сумку.
– Под черепахой, – прошептала Лена, и Костя с ужасом увидел под беспомощно опрокинутым железным пресмыкающимся обнаженную Сашу. Ее руки были так страшно вывернуты, что один локоть был буквально вставлен в рот. И потом, когда показалось, что из головы убрали все звуки и его девушка кричит безмолвно, а Сеня, Гриша и Вика бегут к одногруппнице, не шурша почерневшей листвой, он смотрел на запекшуюся кровь на ее голове.
– Да, скальпированная рана на голове и глубокое ножевое в сердце, – буднично сказал проходивший мимо него врач «Скорой помощи». Так Костя понял, что звуки вернулись, и с облегчением услышал наконец Ленин голос:
– Мне Сашина мама звонит. Я не могу с ней говорить! Не представляю, как сообщить.
– Я сейчас наберу, – успокоил ее Сеня, и Костя с ужасом увидел, какое у него бескровное лицо.
– Я тебе наберу. – Гриша выхватил у друга из рук телефон. – Еле на ногах стоишь. Куда тебе этот стресс? Сделай одолжение. Выпей чай. И не сыпь ты туда сахар! Я как твоей матери в глаза смотреть буду, когда тебя домой повезу? Она и так думает, что у тебя приступы из-за меня.
– Давайте я позвоню, – предложил Костя.
– О! – хлопнул его по плечу Гриша. – Ктотама заговорила! А мы думали, ты так теперь всю жизнь в ступоре и проживешь.
– Слушай, хватит! – вмешалась Лена. – Зачем я вообще с вами пошла? Мне сейчас ничего этого нельзя.
– А другим, – вдруг завелся Сеня, – можно подумать, можно?
– Э! – шагнул к нему Костя. – А мы еще сына в его честь хотели назвать!
– Ого! – Гриша открыл Викин термос с глинтвейном. – Давайте выпьем за маленького Сеню!
– Теперь уже Сашу, – всхлипнула Лена. – Я так хочу.
– А что? – смирился Сеня. – И
