Тесные объятья смерти - Маргарита Малинина
Мне стало неимоверно холодно. Зубы застучали. Ветра нет, мороза нет. Может, не у Кирилла нервишки шалят, а у меня?
– Наверно, какая-то подпольная лаборатория по переливанию крови. Бандиты не могли обратиться в больницу, поймали какую-то девушку несчастную, а если среди них был врач…
– Да какие бандиты! – перебил он меня, махнув рукой. – Я же говорю, ритуал. Все тело было засыпано маком. При чем не этой, как ее, специей. Или как это называется. Из пакетика. А натуральным, с лепестками, коробочкой и стеблем. И колосья там были какие-то, помню. Рожь какая-то не то пшеница. Я это для чего… Ты, короче, поосторожнее. Прошло пять лет, убийц так и не нашли. А трупы, если их хорошо закопать… Сама понимаешь. Не факт, что это не серия.
С этими словами он помахал мне ручкой и отправился домой. А я так и стояла в воротах ни жива ни мертва. Сердце куда-то стремительно летело. Пульс бился неистово, кровь закипала внутри, словно протестуя против того, чтобы быть извлеченной из моего тела, слитой в какой-то сосуд наподобие золотой ритуальной чаши и выпитой страшными жрецами. Дело в том, что я ему не говорила, что за букеты были у тех, кто каждую ночь приходит к моему забору. А значит, то, что он мне говорил, – не выдумка. Эти маньяки не пойманы. И они уже выбрали себе следующую жертву. Меня.
Глава 9
– Что с тобой? Привидение увидела?
Не знаю, как я дошла до дворца. Ноги еле волочились по неасфальтированным, но тщательно выхоженным тропинкам. Было ощущение, что я продиралась сквозь непролазные дебри, а потом двадцать раз на спор пробежала стометровку.
– Это я. Я скоро буду им.
– Кем? – крестный в растерянности смотрел на меня, стоя вместе со мной на крыльце здания. Несмотря на то, что тяжелые высокие двери были распахнуты, казалось, что он начал сомневаться в том, чтобы меня пускать.
– Привидением. Меня собираются приговорить.
Когда мы разместились в столовой и крестный включил чайник, я передала ему разговор с Кириллом.
– Брешет твой Кирилл! – отмахнулся дядя Паша. Причем так поспешно и легкомысленно, что мне сразу захотелось напомнить ему о его собственных страхах. – Болтун – находка для шпиона! Я сразу понял по нему это.
«Но это не мешает тебе клянчить у него сигареты каждый раз, как его видишь», – подумалось мне. Но я не стала ему ничего высказывать. Все-таки близкий и родной человек для меня важнее какого-то мужика, которого я видела второй раз в жизни. А близких и родных у меня вообще два человека. Почему я должна заступаться за Кирилла и обижать крестного? К тому же, тот мог и не делиться своими запасами. А то сам раздает, а потом жалуется всем подряд!
Я потрясла головой, провела ладонью по лицу и уставилась в чашку, которую передо мной поставили только что и из которой проворной серо-белой дымкой поднимался к потолку густой пар. Кипяток. Даже глоток отпить не получится, чтобы промочить горло и начать конструктивный диалог: почему-то за крепким чаем или кофе мне всегда лучше думается.
– Ну, совсем скисла! – наблюдал за мной дядя. – Не хочешь – к черту эту работу! Мы поймем тебя с мамкой. Что, не прокормим тебя, что ли?
«Ты сам-то давно начал кого-то кормить? Еще даже аванс не получил», – опять кинулась я его мысленно критиковать. Может, все дело в том, что он сам начал критиковать всех тех, кто мне успел понравиться – и Сашу, и Кирилла. А может, стресс заполнил все мои внутренности, и, чтобы выпустить его наружу и ослабить тем самым эмоциональное давление у меня внутри, я должна огрызаться, злиться и дерзить. Мне вдруг вспомнилось, как бабуля делала холодец в специальной кастрюле: нажимала на клапан, и со страшным свистящим звуком из нее вырывался пар. Вот сейчас я себя чувствовала этой кастрюлей.
– Я же сказала, я не могу молча уйти. Это некрасиво. Я им даже дозвониться не могу.
– Ну так звони и звони, пока не дозвонишься! Мало ли что у них с телефоном. Не могут люди постоянно без связи быть. Починят или купят новые.
– Если купят новые, не факт, что останется та же сим-карта.
– Тогда это уже не твои проблемы!
Я с удивлением замечала, как дядя Паша становится похож на бабушку. С другими он чаще неэмоционален, холоден, не пускает к себе в душу. Хотя с друзьями-алкашами это было не так, но это не в счет, там алкоголь меняет твое мироощущение. А вот когда он говорит со мной, почему-то его голос приобретает яркие краски, как и у бабушки. Наверно, так он выказывает свою любовь. Посторонние не заслуживают того, чтобы на них переводить нервы, тратить эмоции, запас которых у крестного невелик. А на нас, родных, он их не жалеет.
Я подула на чай и наконец смогла его отпить.
– Тут маманька блины передала, – поменял он тему и полез в холодильник в углу. – Сейчас будешь или тебе с собой завернуть?
– Куда завернуть? – удивилась я, ведь мы вроде договорились, что я отбываю за Сашу срок длиною в сутки.
– Ну, ты едешь домой все-таки?
Меня в первое мгновение смутил глагол «едешь», потом я поняла: отправляет в родные пенаты, в наш город, к бабуле под крылышко.
Я покачала головой и накинулась на блины.
– Ну как знаешь, – вздохнул он. Потом посмотрел, как я ем, и заворчал: – Вообще-то желательно погреть, у нас микроволновка имеется!
После короткой трапезы мы поднялись наверх. Я водила головой, любуясь резными перилами, каменными вазонами и лепниной на потолке: в прошлый раз я наблюдала все это великолепие только снизу, с первого этажа.
– Нравится здесь? – хмуро спросил крестный, словно подозревая меня в чем-то. У него даже тон изменился. Он стал говорить так, как разговаривал с Сашкой или с бывшими дружками, которые нет-нет да и выловят его на улице с неприличным предложением ублажать зеленого змия. – Вот и Шурику нравится. Все зырит ходит и стены трогает, чудик. Будто в первый раз.
– Но я-то в первый раз! – поспорила я с критикой. А вообще, непонятно, как можно высказывать человеку за его любовь к архитектуре и искусству.
– Ты вот что, – сказал крестный, когда мы зашли в просторную комнату с двумя кроватями, тумбочками и гардеробом. – Ложись на мою кровать. А я внизу. Там пост с телефоном и креслом удобным.
– Ты будешь спать в кресле? – удивилась я.
– Ага.
– Но почему? Я лягу на Сашкину.
– Нет!
– Я
