Знак белой лилии - Наталия Николаевна Антонова
– Вот как? Но ведь алкоголик часто не дает себе отчета в том, что он делает.
– Возможно, – пожал плечами Легкоступов. – Но мне кажется, что в этом деле замешана еще одна женщина.
– Ты так думаешь из-за волоса, запутавшегося в лилиях?
– Не только. Но из-за него тоже, – признался Валерьян.
– А что думает об этом волосе следователь?
– Понятия не имею! – ответил Легкоступов и добавил сердито: – Только если бы его там не было, Наполеонову явно было бы легче засадить бедолагу Крысинского!
– Так уж и бедолагу, – усмехнулась Мирослава.
Валерьян повел плечами.
– Хорошо, я поняла твои чувства, – сказала детектив и спросила: – А еще что-нибудь ты можешь мне сказать?
– По убийству нет, – ответил он. Заметив задумчивость на ее лице, добавил: – Думаю, что Незовибатько может что-то сказать. К нему в лабораторию увезли много материалов из этой квартиры.
– Спасибо, Валерьян.
– Вам уже надо идти? – спросил он, и глаза его стали грустными.
– Нет, я хочу еще погулять среди дубов.
– Отличная идея! – воодушевился он.
– Ты ведь составишь мне компанию? – лукаво улыбнулась она.
– Конечно! О чем разговор! – Он уже было собрался вскочить со скамьи, но она удержала его: – Погоди! – Пододвинулась к нему поближе и спросила вкрадчивым голосом: – Солнышко, ты не мог бы показать мне хотя бы одну фотографию с места преступления?
– Я не… не могу, – начал он, заикаясь и бледнея.
– Я знаю, ты уничтожил все снимки и все, что осталось, находится у следователя.
Он собрался облегченно перевести дыхание и поблагодарить ее за понимание, но не тут-то было!
Мирослава больно ущипнула его чуть повыше локтя, а потом настолько плотно придвинулась к нему, что между ними и волосок бы не проскользнул, после чего горячо прошептала на ухо:
– Ты же знаешь, я умею держать язык за зубами.
– Я знаю…
– Ну вот, мне очень нужно. – Ее губы коснулись мочки его уха. – Я взгляну лишь одним глазком.
Ему показалось, что жар, исходящий от ее губ, объял его полностью.
– Если только одним глазком, – вырвалось у него.
– Конечно, конечно, – заверила она все так же обжигающе ласково.
Валерьян с трудом достал свой смартфон.
Мирослава тотчас выхватила его из рук фотографа и уже спустя полминуты погрузилась в просмотр его содержимого. Действовала она с профессиональной быстротой и за считаные минуты увидела все, что ее интересовало, вернула гаджет впавшему во временное оцепенение парню.
– Спасибо, Валера. Прости, Валерьян, – сказала она и, повернув его голову к себе, поцеловала в губы. После чего проговорила как ни в чем не бывало: – Наполеонов прав, волосок, блеснувший на стебле, на твоем снимке и впрямь похож на луч. Ты настоящий кудесник!
– Вы думаете? – переспросил он, медленно приходя в себя.
– Я уверена в этом, – заверила она.
И он понял, что она говорит правду.
После прогулки между дубов они покормили белок, покатались на воздушных каруселях и на колесе обозрения. А потом все-таки пошли в кафе и просидели там почти полтора часа.
Валерьян Легкоступов чувствовал себя чуть ли не самым счастливым человеком на свете. Он, конечно, понимал, что скоро она уедет в свой коттедж, в котором живет и ее помощник, красавец-прибалт Морис Миндаугас. И, наверное, он является ее любовником. Хотя, может быть, и нет. Но тем не менее… – на этом он оборвал поток своих мыслей, решив наслаждаться выпавшим на его долю счастьем общения с Мирославой наедине.
Когда она вернулась домой, Морис тотчас же учуял запах чужой туалетной воды, но ничего не сказал. По почти неуловимым признакам он определил, что, если она и была с мужчиной, то не в постели. Хотя светлый короткий волос, оставшийся на ее жилете, сброшенном в прихожей, говорил о том, что контакт был близким. Дружеские объятия, которые она время от времени позволяла себе? Или же у нее появился кто-то…
«Но ведь она уезжала по делу», – ломал он себе голову. Спрашивать напрямую не решался.
За ужином отметил, что ест она неохотно, скорее всего, не потому, что голодна, а чтобы не обидеть его.
Он принюхался, после душа аромат чужой туалетной воды был едва уловим. Но все-таки был. Хотя кот на него почему-то не реагировал.
Морис тихо вздохнул, но Мирослава этого не заметила или решила не придавать значения вздохам своего помощника.
– Завтра я собираюсь наведаться к Незовибатько, – сказала она.
– Зачем? – спросил он, чтобы хоть что-то спросить.
– Надеюсь, что Афанасий Гаврилович найдет чем порадовать меня.
– Горчаковский навел вас на какую-то мысль? – спросил Миндаугас машинально.
– Горчаковский? – рассеянно переспросила она.
– Но ведь вы ездили к нему с какой-то определенной целью? – в голосе Мориса послышался холодок.
– Ах да, конечно, – ответила она, – я хотела узнать, не давала ли Елена Валентиновна своему первому мужу поводов для ревности.
– А точнее, не заглядывалась ли она на малолеток, – усмехнулся он.
– Типа того, – согласилась Мирослава.
– И что?
– До того, как жена объявила Горчаковскому, что она полюбила другого и подает на развод, подобная мысль никогда не закрадывалась ему в голову.
– То есть Елена Валентиновна никогда ни с кем даже не флиртовала?
– Ни-ни, – подтвердила Мирослава.
– И вот так с бухты-барахты? – спросил он.
– Ты же сам говорил, что любовь, сердцу не прикажешь, все тому подобное, – сказала она.
Морису совсем не понравился тон, которым она произнесла эту фразу, так и слышался подтекст – типа слов «всякая дребедень», поэтому он сухо ответил:
– Да, я говорил, что к человеку может прийти настоящая любовь, с которой трудно справиться.
– И надо ли? Ты это имел в виду?
– Я не знаю, – признался он, – у кого-то на самом деле может быть любовь, а кому-то просто так покажется.
– Я склонна с тобой согласиться, – ответила она, откладывая вилку.
– Что, невкусно? – спросил Морис.
– Вкусно. Просто я устала.
– Охотно верю, – сухо проговорил он, – ведь вас дома с утра не было.
Она проигнорировала его намек, вернувшись к теме общения с первым мужем убитой Андриевской.
– Можно сказать, что разговор с Горчаковским скорее опроверг мою версию, чем подтвердил ее.
– Почему вы так уверены, что жертва изменяла мужу? – сердито спросил Морис.
– Я не то чтобы уверена, – улыбнулась она, глядя в его сверкающие льдом глаза, – я просто разрабатываю свою версию.
– Свою версию? – уточнил он. – Она у вас одна?
– Сейчас одна.
– Разве кто-то что-то подтвердил?
– Пока не очень. Но давай отложим разговор на потом.
– Как вам угодно, – ответил он, поднялся из-за стола и стал складывать грязную посуду в мойку.
– Я помогу тебе, – сказала она.
– Не надо. Я вижу, что вы так устали, что еле держитесь на ногах. Отдыхайте. Я сам справлюсь.
«Ерничай, ерничай», – подумала про себя Мирослава и, не сказав помощнику больше ни слова, удалилась в свою спальню.
А он принялся мыть посуду с таким старанием, словно надеялся смыть с нее все не только видимые загрязнения, но и незримые пятна, наносящие ущерб ее репутации.
Дон спрыгнул с дивана и поспешил за ушедшей хозяйкой.
«И ты туда же», – подумал Морис, неизвестно что ставя в вину коту. Разве что только его неизменную привязанность к Мирославе.
Засыпая, Мирослава вспоминала,
