Золото «Черного принца» - Ольга Баскова
– Там следователь какой-то незнакомый тебя спрашивает.
– Вот как?
Федор подавил улыбку. Сокамерники ни в коем случае не должны были прочесть на его лице радость. Ни один из них не знал: Глухаря давно уже не вызывали на допросы. Через год своего пребывания в лагере за обещание сбавить срок он занялся позорным делом – стукачеством. Начальство интересовали разговоры политических, так как уклонистские группировки и заговоры мерещились на каждом шагу. Чекисты активно вовлекали зэков в сотрудничество. Порядочные воры в законе, наподобие Туза, сразу оговаривали условия: досрочное освобождение по амнистии и никаких слежек за уголовниками, только за политзаключенными. Разумеется, начальство это устраивало так же, как и противоположную сторону.
Итак, Глухарь начал стучать. Он сам не думал, как хорошо пойдет у него подобное занятие. «Вор в законе», как и любой другой авторитет, в том числе и криминальный, был неплохим психологом. Один сочувственный взгляд – и люди делились с ним сокровенными тайнами. Политические и не предполагали: сообщенные ими сведения, приукрашенные уголовной фантазией, тут же сообщались следователю. На совести Туза числилась уже не одна искалеченная жизнь. Тайно манипулируя судьбами, вор в законе стал считать себя одним из хозяев лагеря. Вот почему он снисходительно похлопал надзирателя по плечу:
– Пойдем, что ли…
В комнате для допросов его ждали. На стуле с высокой спинкой вальяжно расположился молодой человек с волосами соломенного цвета. При появлении Туза он встал, протянув руку:
– Ну, здравствуй.
Глухарь прищурился:
– Кто такой будешь?
– Следователь НКВД Кононенко.
Уголовник снова почувствовал себя хозяином положения. Не спрашивая разрешения, он опустился на деревянный, грубо сколоченный табурет.
– С чем пожаловал?
– С просьбой.
– Слушаю тебя.
Иван откашлялся:
– Шаткина такого знаешь?
Глухарь наморщил лоб:
– Из политических?
– Точно.
– Щуплый такой, чернявый, себе на уме?
Следователь улыбнулся:
– А ты наблюдательный. Прямо в точку.
– Выпытывать у него что-либо – безнадежное дело, – констатировал Туз, сплевывая на землю. – Он ни с кем не общается.
– А я этого и не прошу.
– Что же ты просишь?
Кононенко дернул плечом:
– Нужны нам кое-какие сведения… А как их добыть – сам решай. Можешь организовать ему террор – никто слова не скажет. А в душу лезть бесполезно, ты прав.
Уголовник задумался:
– Предлагаешь мне человека калечить… И что я буду с этого иметь?
– Выйдешь через годик по амнистии. Но с условием добычи для нас нужной информации.
– Согласен. Можно идти?
– Иди, – разрешил следователь. – Понадобишься – я сам тебя найду.
Глава 18
Севастополь, 1938 год
Каждый день Мария Ильинична проводила в ожидании допроса. Она уже знала, что будет стоять на своем, и никакие угрозы и пытки не могли заставить ее изменить показания. Однако про нее как будто забыли.
Через две недели, измученная тревогой, женщина сама попросилась к следователю.
